Новая сестра - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книгу убрали в закрытое хранение, а среди медицинской общественности стал циркулировать слух, что монография представляет собой не что иное, как авантюрные измышления молодого карьериста, и не стоит внимания серьезных людей. Кто этот слух распустил, осталось, естественно, непостижимой загадкой.
Учеников Косте не давали, потому что ему самому еще учиться, учиться и учиться, согласно ленинским заветам. Нет, курсантов, жаждущих перенять премудрости хирургии, всегда вилась вокруг него толпа, но научным руководителем Воинова никому не назначали.
Все эти затруднения легко разрешились бы, вступи Костя в ВКП(б). Товарищи по партии мигом слепили бы из него красного профессора, им нужны были фигуры из народа, но Костя отказывался, хотя звали его настойчиво. Он говорил, что для врача существует две партии, больные и здоровые, а больше никаких он по своей профессии даже знать не имеет права. После таких диких речей его оставили в покое.
Костю не приняли в лагере старой профессуры как равного, а к партийцам он сам не пошел, вот и остался доцентом кафедры и начальником хирургического отделения. Должности важные, но не почетные и не достойные пайка и других привилегий спеца.
Впрочем, Костю это совершенно не угнетало. Главное, говорил он, мы живы, здоровы, есть крыша над головой и возможность честно заниматься любимым делом, а все остальное или приложится, или неважно.
Элеонора соглашалась, в глубине души подозревая, что она бы не смогла жить в достатке, зная, какая власть обеспечила ей этот достаток, какой ценой она ест шоколад и носит шелк, и довод, что Костя добился этого честно, спасая людей, не помог бы. Сама система страха и лакейства была противна.
В бытовом отношении семья справлялась неплохо, точно не хуже других, так что Элеонора ничуть не грустила об упущенных материальных благах, жаль только было, что Костин талант не получает должного признания. Впрочем, Косте, кажется, и это было нипочем. По сравнению с Костей Бесенков был запойный фельдшер из села Летальные Исходы, что совершенно не мешало ему с умным видом восседать во всех президиумах и вершить судьбы советской хирургии, в то время как Костя стрелой носился по академии, оперировал и консультировал больных, а по ночам писал статьи, которые Бесенков всеми правдами и неправдами не пускал в печать.
…Элеонора прикрутила фитиль примуса, чтобы бульон в кастрюльке еле-еле булькал. Если подольше поварить, то есть шанс, что цыпленок немного размягчится и можно будет съесть его так, не перемалывая в фарш.
Что ж, так во все времена… Как говорит Костя, человечество устроено так, что во все времена люди, у которых нет сердца, управляют теми, у кого нет мозгов. У кого нет ни сердца, ни мозгов, сидят в тюрьме, а у кого есть и то и другое, в тихом изумлении от происходящего просто стараются, чтобы все остались живы.
Теперь, кажется, система дала сбой, и к власти дорвались граждане третьего вида, у которых нет ни мозгов, ни сердца, и результат не заставил себя ждать. При проклятом режиме у людей не было только денег, а советская власть добилась, что не стало вообще всего.
Интересно все же, как будет, когда карточки отменят? С одной стороны, гораздо удобнее, когда можешь просто пойти в магазин и купить все, что требуется. Не надо следить в газете, что начинает продаваться по талону номер семь, а что по номеру три. Не надо стоять в очереди в распределитель, не надо караулить, когда по хлебным талонам отпускают муку.
В общем, много у хозяйки освобождается времени и сил, но не взлетят ли в ответ цены? Или вместо благообразных очередей, где иногда можно довольно приятно провести время, начнется давка у прилавков? По талону ты знаешь, что тебе положено, а так будет что урвал, то твое.
Элеонора вздохнула. Остается только надеяться на мудрое партийное руководство.
Кухня все еще оставалась в полном ее распоряжении. На минуту сняв суп с огня, она вскипятила чайник и ошпарила свой стол, а потом с удовольствием прошлась ножом по разбухшему дереву, и довела его до полной красоты железной мочалкой. Элеоноре вообще нравилось, чтобы все блестело и сияло.
Потом быстро протерла пол в кухне, хотя по графику дежурств была очередь Пелагеи Никодимовны.
Около пяти часов прибежали из школы Петр Константинович с Ниной, дежурно прокричали в унисон, что сначала погуляют с Полканом, и убежали.
Вечерело. На город опускалась темнота, зажигались фонари, а домой никто не приходил.
Элеоноре вдруг сделалось не по себе в пустой квартире, хотя она знала, что Пелагея Никодимовна сегодня во вторую смену, а поздними возвращениями Кости и Павловой никого удивить было невозможно.
Злясь на себя за глупую тревогу, Элеонора оделась и вышла на улицу.
Там тоже ей показалось непривычно пусто и тихо. Снег под ногами хрустел как капуста и саваном лежал на крышах. Будто смерть зависла над городом, невидимая во мраке.
«Господи, что за мысли!» – поморщилась Элеонора.
Тут прибежали дети, Полкан, вдоволь извалявшийся в снегу, пах псиной и жарко дышал, Петр Константинович с Ниной смеялись, стряхивали с пальто круглые следы от снежков, и жизнь снова заключила Элеонору в свои теплые объятия.
Вернувшись домой, она постучалась в дверь Павловых, в надежде, что разминулась с ними. Никто не ответил. Кости тоже не было.
«Костя застрял в операционной или наблюдает сложного больного, – решила она, – тут все ясно, но Марья Степановна-то где? Обычно она предупреждает, что собрание и вернется поздно, а в нормальные дни всегда к ужину приходит. А муж ее так образец трудовой дисциплины, вечерами всегда дома. Черт возьми, неужели?»
Элеонора поежилась от страшного предположения. Кажется невозможным, чтоб взяли такую истовую большевичку, но почтенной матери семейства давно пора быть дома. И отца семейства тоже нет. Взяли обоих?
Она посмотрела на девочку, сидящую рядом с сыном и сосредоточенно выводящую в тетрадке цифры. «Заберем к себе, если родня не объявится», – решила Элеонора и отправилась в кухню разогревать суп.
«Нет, это напрасная пустая тревога, – повторяла она, – обычная для меня
