Опасный возраст - Иоанна Хмелевская

Обнаружив, что «Варшава» свободно тянет сто десять, я нажала на газ — хорошо бы освоиться с быстрой ездой, возвращаться, скорей всего, буду медленней, не дай Бог, опять пертурбации с деталью. Дорогу знала хорошо, доехала благополучно, забрала детей, мать, великое множество резаных уток, кур, яйца, сыр и молоко. Машина глупых фортелей больше не выкинула, уже в городе случилось что-то непонятное — на Аллее Неподлеглости и Мокотовском Поле на меня оглядывались все обгонявшие водители. Как только шеи себе не посворачивали. Ехала я в правом ряду, с нормальной скоростью шестьдесят километров — ни много, ни чересчур мало, ничего экстравагантного не делала, женщины за рулем встречались уже часто. В чем же дело?

Я не выдержала и остановилась: вдруг раскрылся багажник и оттуда во все стороны торчат куриные и утиные лапы?

Осмотрела машину, ничего подобного, все в порядке. Только сегодня приходит в голову — наверняка детки устраивали представление через заднее стекло… Иначе чего бы ради все водители пялились на меня?..

Наконец-то теперь могу вернуться к Янушу, а читателям рекомендую немедленно хватать "Клин клином".

Не стану повторять подробности, уже однажды сообщенные. Светопреставление с телефонами — святая правда, а тип, въехавший в разговор, действительно представлял некое таинственное лицо. Вскорости из-за этого началась ужасная свистопляска, перипетии коей я на всякий случай записала.

Где-то в самый разгар этих перипетий я отправилась в отпуск. Зачем мне вздумалось ехать в горы зимой, понятия не имею. Возможно, получила только такую путевку, ничего другого не подвернулось. Ехать дикарем — нет денег, что-нибудь доставать — нет сил, вот и соблазнилась дешевизной и простотой и сразу же была наказана.

Оказалась в Шклярской Порембе в условиях, мягко говоря, кошмарных — в четырехместной комнате, населенной пятью бабами: тремя подружками с одной мамусей ну и мной. По правилам проживать имели право две девицы и мамуся, третью приняли спать валетом. Я растерялась и даже не протестовала, а стоило бы.

Выяснилось, что мой жизненный опыт весьма ограничен, таких панночек я еще не встречала и только дивилась на них. Целыми днями пришлось мне шляться где придется, в комнату приходила лишь спать, но и этого с меня хватило. Молодые, двадцати не было, а младшей вообще лет семнадцать, девицы главной целью своей полагали заполучение поклонников, коих и надували как могли. Хвалились друг перед дружкой, кого из них угостили шоколадкой, а кого сластями из кунжута, кто дольше просидел в кафе, а уж закуска в ресторане, поставленная временным обожателем, становилась предметом гордости и зависти. Они рылись в моих вещах, читали мои письма, все это выбивало меня из всякой колеи настолько, что кретинизмом отличилась я, а не они — отреагировать адекватно я просто не сумела.

Причин, увеличивших мою тупость, набралось немало. Во-первых, я все еще вздыхала по Янушу, хотя прекрасно понимала всю безнадежность моих воздыханий. Во-вторых, в Шклярской Порембе объявился кузен Генек, предмет моих нежных чувств чуть ли не в детстве, известный лыжник. А в-третьих, заинтересовалась я одним субъектом.

О нем чуть погодя. Сперва про Генека. Генек достал мне лыжи на полметра длиннее, чем нужно, без окантовки, предупредил — с лыжами будут некоторые трудности. Как в воду глядел: из моей лыжной эпопеи получилось одно горе.

Ботинки привезла с собой, взяла у Ирэны, мы носили один размер. Брюки купила еще в Варшаве, наспех, без выбора, качества оказались поразительного: я прокатилась в них на заднице самое меньшее полкилометра, брюки не порвались…

Ослиный лужок сбегал вниз, внизу почти ровное поле, но в самом центре поля стояла хата, а слева в глубокой выемке проходила дорога. Эти два препятствия совершенно отравили мне жизнь. Съезжать вниз научилась быстро: тело взаимодействовало с ногами, и все вместе шпарило вперед… А, да!..

Один раз раньше я все же стояла на лыжах. В Повсине, Янка мне их дала. Показала, как закрепить, и проинструктировала:

— Наклонись вперед и катись!

Я наклонилась и покатилось. В Повсине, как известно, если длинный овраг, склоны по обеим сторонам удобные, направление можно выбрать любое. Я поехала наискосок, с противоположной стороны неслась вниз какая-то женщина. Мы обе согласным хором вопили:

— Пани, сверните в сторону, я не умею поворачивать!!!

Сдается, есть такой закон — разные тела взаимно притягиваются, потому что внизу мы безошибочно столкнулись и в нас еще врезался мальчишка. Все охнуло, в основном, по-моему, земля.

Как видите, у меня был солидный опыт. Генек, правда, попытался расширить мое образование по скоростному спуску с горы, уговаривая сделать поворот: этой ногой сильнее прижать, а ту свободно, я вроде бы даже поняла, о чем он говорит, но голова, по-видимому, была весьма далека от ног, сигнал не дошел. А может, лыжи достались не самые удачные для новичка. Я изо всех сил надавливала то одной, то другой ногой, никакого толку. Лыжи не желали поворачивать, скользили независимо от меня, одна нога почему-то выезжала вперед, я подтягивала к ней другую, в свою очередь эта другая выезжала вперед, подтягивала первую и так далее, останавливалась же я, лишь упершись палками в снег со всего размаху. Генек быстро пришел в отчаяние.

— Ты уж лучше сиди, — выговаривал он мне раздраженно. — Когда сидишь, вид у тебя такой, будто умеешь ходить на лыжах, как только встанешь — позорище для всей семьи.

Как-то явилась я на Ослиный лужок пораньше утром. Генек натер мне лыжи, остался внизу.

— Не советую ехать! — заорал он снизу.

— Почему? — вопила я в ответ.

— Вот съедешь, тогда увидишь!

Ну я и съехала, чтобы увидеть. Скорость набрала устрашающую — снег в тот день оказался превосходный. Шпарила как черт, и хата внизу росла с бешеной быстротой. Где-то на середине спуска я поняла, надо выбирать: или со всего маху врезаться в стену, или свернуть Предпочла свернуть. Совершенно очумев от страха, я начала манипуляции.

Как видите, не разбилась, значит, свернула. Описала огромный полукруг в опасной близости от препятствия, и это был единственный случай в моей жизни, когда сознательно удалось выполнить оный маневр собственными силами.

В остальных случаях я делала поворот лишь тогда, когда этого желали лыжи, а фанаберий у них хватало. Как-то поехала вниз по склону, менее удобному для спуска, — оказалось, внизу прокопана дорога. Лыжи решительно пихали меня влево, на беду, на моем пути возник лыжник, поднимавшийся вверх.

— Отойдите в сторону, я не умею поворачивать! — проорала я распроклятый пароль.

Тип заспешил, мои лыжи явно нацелились в него, чем больше он спешил, тем решительнее сворачивали они за ним, абсолютно вопреки моей воле. Я промчалась по его лыжам перед самым его носом и вдруг поняла, что передо мной, за высоким валом, дорога в глубокой выемке, если туда свержусь, живой не выберусь. А эти свиньи упорно волокли меня на погибель; выхода не оставалось — только приземлиться. Остановилась я на животе с задранными ногами, целая и невредимая, только снег набился всюду. Тип бросился на помощь.

— Слушай, я с тобой не выдержу, — мрачно провозгласил Генек. — Пожалуй, вообще сделаю вид, что мы не знакомы. Так глупо кадрить хмыря…

— Ты что, спятил?! — возмутилась я. — Какое там кадрить? Зачем?

— Не валяй дурака, не поверю, ты взяла его на мушку и брякнулась нарочно! — Генек с ужасом смотрел на меня. — Ты промчалась по уступу, через все самые страшные выбоины, проехалась по его лыжам, а свалилась на ровном месте. Нет, невозможно, ты это нарочно!

Само собой, нарочно, только вовсе не для того, чтобы закадрить хмыря…

В развлекательных целях отправилась я на верхотуру канатной дорогой, съезжать не намеревалась, такой уж дурой не была, просто попробовала побродить на лыжах на небольших пологих спусках. Лыжи снова проявили свое собственное мнение, из Чехословакии меня завернул солдат погранслужбы. С огромным трудом пыталась оправдаться: не я собиралась удирать из моей дорогой отчизны, а мои идиотские доски.

Так что одних только лыжных эмоций мне хватало, чтоб совсем позабыть об общей комнате с начинающими куртизанками, а тут еще всякие перебои с чувствами.

Познакомилась я с двумя хлопцами, ладно, не с хлопцами, а молодыми людьми — взрослые они были и давно достигли совершеннолетия, одного звали Марек, другого Юрек. Господи, сейчас только сообразила, сколько разных Ежи и Юреков, ведь перепутаются все, как пить дать! Ничего не поделаешь, придется примириться. Так вот, Марек клеился ко мне, а я к Юреку, который, как назло, оказался идеальнейшим образцом из всех встреченных мною в жизни блондинов, побил даже того, новогоднего, понравился мне до умопомрачения, к тому же мы с ним родились в одну и ту же минуту, в один день, месяц и год! В общем, я ничего не имела против более тесного знакомства и жаждала произвести впечатление, он же всячески соблюдал дистанцию — похоже, старался для приятеля (обсудили, черти, проблему и явно закрепили меня за Мареком). Ну и ничего такого страшного, мне они нравились оба, к Мареку даже питала сантименты, не до такой, впрочем, степени, чтобы насильно склониться на его сторону. Предпочитала Юрека.