В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров

Через некоторое время меня вызвал минный офицер.

— Никифоров, ты что наделал?

— Не могу знать, ваше благородие, как будто ничего…

— Гм, ничего! А какие газеты ты на корабль притащил?

— Самые обыкновенные, ваше благородие. Купил в Кронштадте. Интересные газеты…

— Интересные. Вот за эти интересные газеты ты будешь подвергнут судовому аресту на два месяца. Понял?

— Понял, ваше благородие, судовому аресту на два месяца.

— Ты понимаешь, что из-за ареста ты будешь лишен в этом году производства?

— Это меня не печалит, ваше благородие… Мне бы свое отслужить — и домой!

Офицер посмотрел на меня и молча покачал головой. Не верилось ему в мою простоту.

— А ты поменьше попадайся на глаза старшему офицеру.

— Есть, ваше благородие!

— Ну, иди.

Так я из-за своей оплошности оказался на два месяца лишенным связи с внешним миром. Впрочем, мне было ясно, что минный офицер не склонен относиться ко мне сурово, а лишение производства меня совсем не огорчало. Только скучно и утомительно было сидеть всю кампанию на судне, поставленном «на бочку».

Моим бесправным положением воспользовался наш минный квартирмейстер, ненавидевший меня за непокорный нрав. Он решил меня доконать. Теперь мне за малейшее неподчинение грозила военная тюрьма.

Подлый квартирмейстер начал меня «гонять» — так нагружать работой, что у меня не оставалось ни одной свободной минуты. А между тем в связи с нараставшим революционным движением требовалось энергично развернуть партийную работу. И, несмотря на все затруднения, нам удалось усилить агитацию среди матросов. Агитационную работу вели по ночам. Каждую ночь кто-нибудь из нашей группы беседовал с матросами, читал им прокламации, воззвания.

Именно в этих ночных беседах выявлялся тот крепкий революционный костяк, который в дальнейшем сыграл решающую роль в восстании на нашем корабле.

Мы стремились донести до сознания матросов то, чему мы сами научились в политических кружках, то, что нам удавалось усвоить из статей и брошюр В. И. Ленина.

Сотни и тысячи таких же, как мы, агитаторов по всей необозримой матушке России вели неустанную работу… Нас вдохновляли идеи великой партии, созданной Лениным и Сталиным. Мы трудились во имя новой жизни, во имя разрушения всего старого, отжившего, того, что нещадно давило и угнетало нас самих и миллионы наших братьев — рабочих, крестьян, солдат.

* * *

В один из дней наш судовой кок, ездивший на берег за провизией, привез на корабль волнующую весть: будто бы в Либаве восстали матросы, побили офицеров и захватили корабли и город.

Известие было весьма важное. Следовало его тщательно проверить.

Я сам сойти на берег не мог: мой арест еще продолжался. Посоветовавшись между собой, мы решили поручить проверку достоверности известия машинисту самостоятельного управления Паршину. Он придумал какой-то наряд в мастерские порта и получил разрешение съехать на берег. Я дал ему явку в комитет кронштадтской партийной организации.

Паршин вернулся с еще более серьезными вестями. В комитете ему сообщили, что в Либаве действительно происходят волнения, однако известия о ходе событий разноречивы. Но и в Кронштадте, оказывается, шло открытое брожение среди матросов. В Седьмом флотском экипаже они выкинули в окна баки с обедом и заставили офицеров покинуть экипаж. Неспокойно и в других экипажах. Из Петербурга сообщали о сильных волнениях среди студентов и о забастовках на некоторых заводах. Технологический институт окружен полицией.

Эти известия взволновали нас. Мы готовились начать действовать…

Но сделать мы ничего не успели. «Полярная звезда» снялась с бочки и ушла в море. Случилось это вот как.

Неожиданно ночью был получен приказ стать на боевую вахту. Стало ясно, что предстоит «боевой поход». Я занял свой пост у динамомашин. В ту же ночь на яхту прибыло много дворцовой прислуги. Утром приехал на колесной яхте «Александрия» царь Николай II со всей семьей, вдовствующей императрицей и огромной свитой. Вскоре приехал морской министр Бирюлев, и «Полярная звезда», подняв якори, отправилась в поход. Впереди яхты и по флангам шли крейсеры, а следом шел броненосец «Слава», единственный броненосец во всем Балтийском флоте, оставшийся после ухода эскадры адмирала Небогатова.

Прибыв в финляндские шхеры, «Полярная звезда» стала на якорь недалеко от Свеаборга. Отдохнув несколько дней, Николай II начал ездить на острова — охотиться за лисицами. Для загона зверя наряжали матросов. Я тоже записался в загонщики, но меня не пустили.

Через несколько дней мы узнали, что в шхеры прибывает немецкая эскадра во главе с яхтой кайзера Вильгельма II. Германский император приезжал на свидание с Николаем.

Действительно, на горизонте показались белые военные суда. Впереди шла яхта «Гогенцоллерн». Обменялись салютами — 101 выстрелом, и немецкая эскадра стала на якорь.

Когда Вильгельм впервые прибыл к нам на яхту, все матросы были повахтенно выстроены во фронт. Так стояли все время, пока императоры завтракали в салоне. В рядах матросов кто-то довольно громко произнес:

— Вот сейчас рвануть бы! Сразу две империи пошли бы на дно!

Послышался приглушенный смех. Офицеры заволновались, зашикали на матросов.

Встреча двух монархов вызвала много толков в прессе всего мира. Газеты высказывали всевозможные предположения о последствиях этого свидания. Мы, матросы, понимали, что встреча Вильгельма с Николаем и сговор между ними, как всякий сговор империалистов, не сулит ничего доброго русскому народу.

Часто мы видели этих «вершителей судеб» разгуливающими по палубе.

Царь, невысокого роста, невзрачный на вид, отнюдь не производил впечатления «величавого самодержца». Как-то нескладно изгибаясь и забегая вперед, глядел он снизу вверх на Вильгельма и говорил глухим, невыразительным голосом.

Германский император, дюжий, огромного роста, чуть склонив голову, свысока посматривал на Николая. Он говорил уверенно, сдерживая свой гудящий голос, и, видимо, понимал свое превосходство над тщедушным собеседником.

Обмен визитами продолжался в течение трех дней. Затем германская эскадра снялась с якорей и под залпы салюта ушла.

Вскоре стало известно, что Николай подписал с Вильгельмом договор, по которому Россия обязывалась помогать Германии в случае ее войны с «третьим» государством. Этот договор был направлен против Англии, а также и против Франции, с которой Россией был подписан точно такой же договор. В придворных кругах результаты свидания императоров характеризовали как «скандальные».

Простояв еще несколько суток в шхерах, «Полярная звезда» возвратилась в Кронштадт.

Мы, матросы, скоро забыли о встрече царя с Вильгельмом. Развивавшиеся в стране события вытеснили впечатление от свидания монархов.

В порядке дня стояла революция.

* * *

Возвратившись в Кронштадт, где Николай с семьей и всей его свитой покинул яхту, мы снова прочно приклепались к бочке.

Потянулись монотонные дни. Матросы по воскресеньям уходили на берег,