Перевод с особого - Евгения Михайлова

Настя задала один вопрос:

– Тебя ведь волнует еще что-то очень конкретное?

– Да, очень. Вера. Какое отношение она имеет ко всему и ко всем? Кроме дурацкой затеи с видеокамерами. Есть что-то еще? Она зачем-то искала прямого контакта с подонком-похитителем. Это не совпадения, не случайности?.. Ты, кажется, встречалась с ней в больнице.

– Да, видела один раз во дворе. Мы уходили, она шла к тебе. Но, Денис, ты хочешь услышать больше, чем я могу увидеть, почувствовать, перевести. Мне есть что сказать. Только в такой критической ситуации это пустяки, наверное. Я вижу ее сейчас. Не знаю, к чему Вера причастна, с кем в сговоре, против кого. Я знаю только одно: с ней все понятно без перевода. У нее нет особого языка. У нее только громкий голос, который кричит о том, что она пытается скрыть. Плохо, небрежно пытается. Но она человек, который не жалеет никого. Кроме себя, конечно. И в ситуации с Мариной трагично то, что Вера не жалеет и Марину… Денис, я не хочу быть безумной вещуньей… Но Вера имеет отношение к исчезновению Марины. Только это. Больше я ничего не вижу и не понимаю во всей истории. Дотерпим до утра, мой дорогой. Мы все узнаем. Но нам всем нужны силы, чтобы вынести то, что узнаем. Но мы заслужили радость и покой. Я позвоню утром. Но не рано, постарайся выспаться. Да, я очень верю Кольцову. Такой забавный киношный ковбой, который умеет и жалеть, и ненавидеть, и страдать. И все это прячет, как плачущий от смеха комик. И ты плачь, если от этого легче. Я точно пошла в ванную реветь. Спокойной ночи.

Часть четвертая

Беспощадная справедливость солнца

Забота матери

Вера проснулась в восемь часов утра. На час раньше, чем ей положено по режиму в ранге высшего закона. Она гордилась собственной физиологией, которая легко и охотно подчинялась диктату мозга. Этой ночью Вера спала так же крепко и спокойно, как обычно. Но мозг, видимо, и во сне не выпускал из центра внимания важное дело, которое Вере необходимо выполнить вовремя.

Но у нее в запасе имелся еще час: можно собраться и морально, и физически. Главное, не растягивать. Все завершить сегодня в самом идеальном варианте. Чтобы не допустить ни вопросов, ни претензий. Вера, не поднимаясь с постели, сделала ряд упражнений для рук, ног и живота. Они особенно полезны с утра. Затем, отдыхая, обдумывала все детали дела, его документальное оформление и собственную позицию на тот самый случай. Он вообще один, этот поганый случай: когда возникнет Денис. А он, конечно, возникнет. Если узнает. А он наверняка узнает. Так вот ее позиция, и ее никто не посмеет оспорить. Даже суд. Денис – отец, который из девятнадцати лет жизни дочери провел с ней рядом от силы год или два. Если считать те минуты и часы по вечерам, когда он вырывал для семьи время. Да и в эти часы в основном торчал в кабинете за компьютером. А она, Вера, мать. Она бросила почти блестящую карьеру модели, не искала другую работу, практически изолировала себя от общества, чтобы заботиться о дочери. Отдавать ей каждую минуту своей жизни. А дочь, к сожалению, унаследовала букет недостатков отца. Только в ее случае самые неприятные качества характера Дениса превратились в диагноз. У Веры на руках скоро будут все заключения, а видео «подвига» Марины уже у нее в компе.

И она сделает все, чтобы дочь смогла адекватно вписаться в ровный ряд других, полезных обществу людей. Рано или поздно. И Вера никаких денег не пожалеет. Вот и вся позиция человека по имени Мать. Эта позиция должна быть понятна не только любому менту, но и каждой казенной табуретке. Денис, конечно, не поймет и не поверит, но это его проблемы. А проблемы у него уже начались.

Вера поднялась, набрала номер:

– Здравствуй, Нина. Ты на работе? Очень рада. Хочется решить наши финансовые расчеты. Ты уже прикинула общую сумму за месяц? Да… Нехилые у тебя запросы. Но торговаться, конечно, не буду. Просто документы должны быть на все. На каждую таблетку и любой компресс. Минутку… Прилетели? Тогда до связи. Ты вечером придешь в бассейн? Я тоже не точно, но будем стараться.

…Марина чувствовала, как в ее голову вливают расплавленный металл, который рвет и сжигает мозг, ломает кости. Так она проснулась. С ужасом посмотрела на нечистое серое одеяло, которым была накрыта, на окна с решетками – к горлу подкатила тяжелая тошнота. Она поднялась, попыталась встать, но колени подкосились, и она упала рядом с железной кроватью на грязный пол. Попыталась кого-то позвать… И они явились! Марина в панике смотрела на их дикие лица, страшные, грубые руки. Они ее схватили, не говорили, а выкрикивали какие-то приказы. Она вырывалась, но ее уже опять чем-то кололи, куда-то тащили… Последнее, что она видела – это веревки, которые привязали к рукам и ногам, чтобы прикрутить их к железным спинкам кровати. Эта комната была вообще без окон, а потом погасла и одинокая лампочка на потолке. Исчезла Марина, взрослая, умная и многое знающая женщина. Исчезла Марина – свободный человек. Осталась Марина – несчастный, запуганный и забитый ребенок, который умеет ждать только боли, бояться нескончаемых унижений…

…Кольцов вошел в комнату Дениса, даже не позвонив ему заранее.

– Привет, так и знал, что ты не спишь и уже готов. Решил, что лучше не делать лишних звонков. Мы едем, Денис. Сначала к Земцову. Ты оставишь ему заявление о похищении дочери. Он сообщит тебе о том, что нам известно о месте ее удержания. Дальше действуем по обстановке.

– Где Марина?

– В одной стремной частной психушке. О ней расскажу потом. Пока дело в том, что Марину приняли и оформили по заявлению твоей жены Веры Кратовой. Якобы в порядке срочной помощи во время психиатрического агрессивного припадка с нападением на постороннего человека… Ладно, не впадай в бешенство и не вздумай мне рассказывать, что ты понимаешь и чувствуешь. Это и ежу понятно. Скажу то, что поможет тебе собраться и немного успокоиться. Томилин ночью был задержан как предполагаемый участник похищения человека. Сейчас он требует своего адвоката. Сложность в том, что Вера, которая во всем этом лично участвовала, прикрывает преступление своей материнской заботой. Она там,