Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта

В ожидании отъезда, доктор приложил с своей стороны все усилия, чтобы подготовить свою племянницу для борьбы против соблазнов католицизма, которые наверняка ожидали ее. Леди Огльторп и другие знакомые дамы уверяли его, что леди Повис и леди Стрикланд строго следили за тем, чтобы оградить от всякого зла находящуюся в их ведении детскую маленького принца; но он главным образом боялся вредных католических влияний, и Анна, с своей стороны готовая на борьбу, охотно слушала его наставления. Ей предстояло теперь позаботиться об удобствах дяди в ее отсутствие и закупить разные необходимые мелочи по хозяйству, которые откладывались раньше, а также разные необходимые вещи для ее путешествия; хотя главные заботы об ее туалете предоставлялись ее покровительнице. Поэтому дядя отправился с нею для покупок в Портсмут, и сам сопровождал ее по разным лавкам, так как улицы торгового города не были безопасны для молодой девушки без провожатого; он вооружился при этом книгою; которою развлекался в то время, как она выбирала в лавках разные хозяйственные принадлежности, а также перчатки и платки для себя.

Они обедали за общим столом в гостинице, и тут доктор Вудфорд встретился со своими большими приятелями – м-ром Станбюри из Ботли и м-ром Ворзли из Гаткомба, что на острове Уайт, которые, подобно ему были против чтения королевской декларации об индульгенции как несогласной с конституцией, и также сильно беспокоились о судьбе дорогого для них епископа Батского. Неизбежно они вступили в пространный диспут поэтому вопросу, и по окончании обеда согласились пойти вместе в дом одного общего знакомого, знатока канонического права, чтобы разрешить некоторые спорные пункты, оставив Анну в отдельной комнате гостиницы, куда привела ее хозяйка.

Анна знала, что такое собрание затянется долго, и как бы предвидя его, заранее запаслась вязанием, с которым и села в глубину выходящего на улицу окна. Отсюда ей представлялась самая разнообразная картина, рыночные торговки, возвращающиеся с пустыми корзинками домой, гурты свиней, прогоняемых для снабжения судов в гавань, бочки с сухарями, солониной, пивом, которые катили туда же, матросы в широких коротких шароварах, солдаты в остроконечных шапках, с портупеями и офицеры разных служб, двигавшиеся по разным направлениям. Она сидела погруженная в мечты, совершенно спокойная в своем одиночестве, когда заметила худую фигуру человека в черном костюме, который, уловив ее взгляд, снял свою шляпу с пером и низко поклонился ей. Она ответила на поклон и думала, что он прошел далее, но была крайне поражена, вдруг увидев его возле себя.

– Вот случай, – воскликнул он, – которого я уже давно искал, м-рис Анна, и я благословляю судьбу за него.

– Я рада видеть вас перед отъездом, – сказала Анна, протягивая дружески руку своему старому товарищу детства, которого она всегда жалела, но между тем не могла встретить без какого-то неприятного чувства.

– Так это правда? – воскликнул он.

– Да, я еду вместе с леди Ворзли из Соутгамптона на следующей неделе.

– О! Но разве это должно быть так? – продолжал он, и Анна, почувствовав над собой его прежнее влияние, гордо подняла голову и сказала:

– Моя дорогая мать желала, чтобы я была с ее друзьями, но в то же время мне нельзя отказаться от назначения короля, хотя мне очень жаль уезжать отсюда.

– Вас, без сомнения, ослепили все эти блестящие побрякушки придворной жизни.

– Мне вряд ли придется увидеть их, – отвечала сухо Анна. – Вероятно, я буду в каких-нибудь скучных задних комнатах Вайтголя или С-т Джемса.

– Неужто так? Вы захотите вернуться… о, дама моего сердца, мой добрый ангел! Выслушайте меня. Скажите только слово, и ваш дом будет моим и я вашим преданным рабом.

– Ш-ш, ш-ш, сэр! Я не могу слушать этого, – сказала Анна, взглянув беспокойно на улицу в надежде увидеть дядю.

– Но выслушайте только меня! Это моя последняя надежда… последний случай… я должен говорить… вы обрекаете меня на то, чего и сами не знаете, если не выслушаете меня.

– Уверяю вас, сэр, я не должна и не буду вас слушать.

– Должны! Разве вы не должны спасти человеческое существо от гибели? Я любил вас и молился на вас с тех самых пор, когда вы вместе с вашею святою матерью подняли меня из того ужаса, которым было окружено мое детство. Вы моя единственная надежда, – продолжал он, увидев, что она несколько смягчилась. – Никто, кроме вас, не может избавить меня от демона, преследующего меня с тех пор, как я родился.

– Это богохульство, – сказала она, стараясь принять более строгий вид, так как начинала чувствовать его власть над собой.

– Что мне за дело, если это правда! Чем я был, пока вы с вашей матерью не сжалились над бесноватым существом! Моя старая нянька сказала, что со мною может быть перемена через каждые семь лет. Одна благодатная перемена уже произошла во мне семь лет тому назад. Дайте же мне возможность теперь достигнуть другой, еще более блаженной… более спасительной… иначе последует такая же перемена в худшую сторону.

– Но… я не могу. Нет! Вы сами должны видеть, что я не могу… даже, если б хотела, – наконец проговорила она, полная искреннего сожаления к нему и стараясь не оскорбить его чувства.

– Не можете? Это должно быть возможно. Я знаю, как сделать. Дайте мне только ваше согласие и я сделаю вас своей… я сам сделаюсь достойным такой святой девушки, как вы, если только это возможно человеку.

– Нет, нет! Это нехорошо… вы уже обручены…

– Ничего подобного… не верьте этим сказкам. Я никогда не мог дать обещание этому страшилищу, выбранному для меня отцом…нет, если бы даже меня подвергли пытке. Вот что я вам скажу. Позвольте мне взять вашу руку, позовите сюда хозяйку дома, дайте мне слово, – и мой отец должен будет сознаться, что он бессилен связать меня с Мартою.

– О, нет! Это будет грех… Никогда. Кроме того… – сказала Анна, пряча назад свои руки в страхе, чтобы как-нибудь, против своей воли, не допустить его схватить их, и в то же время придумывая, как выразить ему, что она не расположена довериться человеку, которого она жалела от всей души, но вместе с тем боялась как сверхъестественного существа. Опасаясь ее дальнейших возражений, он прервал ее.

– Это предупредит тысячу других, более тяжких грехов. Перед нами два пути. Или дайте мне сейчас слово… ваше драгоценное слово, и поезжайте в Лондон, а я между тем добьюсь разрешения моего отца и вашею дяди, чтобы последовать за вами. Этой надежды будет достаточно, чтобы поддержать меня в предстоящей борьбе, заглушить сидящего во мне демона и пробудить во мне столько терпения, чтобы я мог вынести эту ужасную жизнь, пока не восторжествую и не привезу вас с собою домой.

Она начала возражать прерывающимся голосом против такого бесчестного поступка, но он не дал ей договорить.

– Вы не дослушали меня. Есть еще другой способ. Я знаю людей, которые пособят мне. Мы можем встретиться на рассвете, тайно обвенчаться в одной из здешних церквей, и я тотчас же могу отвезти вас к своему дяде, который примет вас к себе, как родную дочь. Или мы можем отправиться… и это будет самое лучшее… в одну из тех чудных стран, виденных мною, и я пробью себе там дорогу шпагой или пером, вдохновленный вами. У меня достаточно средств. Мой дядя позаботился об этом. Говорите! В ваших руках теперь моя жизнь.

Эти слова страшно перепугали Анну; она отступила на несколько шагов назад и сказала с гордым видом, под которым, однако, скрывался ужас:

– Никогда, сэр! Как вы можете делать подобные предложения. Человек, предлагающий такие планы, никогда не может рассчитывать на уважение леди, руки которой он ищет. Пустите меня, сэр (она находилась в глубине окна), я позову хозяйку, пока не вернется мой дядя.

– Но, м-рис Анна, не бойтесь меня. Не доводите' меня до полного отчаяния. О, простите меня! Только одно отчаяние могло довести меня до этого; но как же я могу удержаться от последних усилий, чтобы заручиться согласием той, в руках которой все мое счастье! Одно ваше присутствие успокаивает меня; только вы одни можете подавить во мне демона и пробудить наилучшие чувства. Сжальтесь над несчастным, который должен погибнуть без вашей помощи!