Принц и пилигрим - Мэри Стюарт

Пронзительно, точно чаячий крик, труба возвестила приход дня переговоров.

На расстоянии полумили, в шатре на берегу озера спал Артур, но забытье его было тревожным, и привиделся ему сон.

Снилось ему, будто скачет он берегом озера, а там, в лодке, стоит и отталкивается шестом на мелководье Нимуэ, но нет, это вовсе не Нимуэ, это отрок с глазами Мерлина. Отрок серьезно глянул на него и голосом Мерлина повторил все то, что Нимуэ сказала ему вчера, когда, прибыв в монастырь на Инис-Витрине, послала к королю, прося о встрече.

— Ты и я, Эмрис, позволили пророчеству ослепить себя, — молвила Нимуэ, обращаясь к нему точно так же, как в детстве — Мерлин. — До сих пор мы жили под занесенным клинком рока, а теперь чуем, что оказались лицом к лицу с давно грозящей судьбой. Но выслушай вот что, Эмрис: судьбу творят люди, а не боги. Не боги, но наши собственные безрассудства обрекают нас на гибель. Боги — духи, они действуют руками людей, и есть на свете люди, достаточно храбрые, чтобы воспротивиться и сказать: «Я человек, я не стану». Внемли мне, Артур. Боги встарь изрекли, будто Мордред станет твоей погибелью. Но если и так, то случится это не через собственные его деяния. Так не подталкивай его к сим деяниям… Я открою тебе то, что должно было бы остаться нашей с Мордредом тайной. Некоторое время назад он приезжал ко мне в Яблоневый сад, просить о помощи против предсказанной ему судьбы. Он клялся, что скорее сам убьет себя, нежели повредит тебе. Если бы я его не остановила, он бы погиб уже тогда. Так кто же виновен, он или я? А после он приезжал на Брин-Мирддин, ища утешения и поддержки у меня, Мерлина. Если Мордред попытался бросить вызов богам, то сможешь и ты, Артур. Вложи меч в ножны, выслушай его. Не принимай чужих подсказок, но поговори с ним, прислушивайся, учись. Да, учись. Ибо ты стареешь, Артур-Эмрис, и придет время — время приходит, время уже пришло, — когда вы с сыном, взявшись за руки, сможете удерживать Британию промеж себя, точно драгоценный камень, уложенный в шерсть. Но стоит вам разнять руки, и вы выроните сокровище, и оно разлетится на тысячу осколков и, возможно, не возродится уже никогда.

Во сне Артур знал, что уже принял ее совет и созвал переговоры, твердо решив выслушать все, что имеет сказать его сын; и все-таки Нимуэ-Мерлин рыдала, стоя в лодке, а лодка скользила по зеркальной поверхности озера все дальше и дальше, пока не скрылась в тумане. А затем Артур повернул коня к назначенному месту встречи, и туг скакун его вдруг ни с того ни с сего споткнулся, и всадник полетел вниз головою в глубокий омут. Тяжелый доспех тянул его вниз — и с какой бы стати он отправился на мирные переговоры в полном вооружении? — Артур погружался все глубже и глубже в черную пучину; там вокруг него плавали рыбы, и водяные змеи, похожие на водоросли, и водоросли, похожие на змей, оплели его руки и ноги, лишая возможности двинуться…

Артур вскрикнул и проснулся — весь в поту, точно и впрямь тонул, но когда прибежали его слуги и часовые, король рассмеялся, и отшутился, и отослал их прочь, и вскорости снова забылся беспокойным сном.

На сей раз к нему явился Гавейн — весь в крови, мертвый и все-таки исполненный какого-то гротескного пыла: призрак прежнего воителя Гавейна. И он тоже приплыл по озеру, но на воде не задержался, а проследовал прямиком в королевский шатер и, встав у ложа, извлек кинжал из раны в боку, где запеклась кровь, и протянул его Артуру.

— Бедуир, — проговорил Гавейн, но не загробным шепотом, как пристало призракам, а голосом высоким и дребезжащим, с металлическим призвуком: так поскрипывают на ветру жерди шатра, — Дождись Бедуира. Обещай изменнику все, что угодно: землю, власть, Верховное королевство после твоей смерти. А заодно хоть бы и королеву. Все, что угодно, лишь бы задержать его до тех пор, пока не подоспеет Бедуир с воинством. А тогда, как только будешь уверен в победе, атакуй и убей его.

— Но это предательство.

— То, что уничтожит предателя, предательством не считается, — На сей раз призрак Гавейна заговорил, как ни странно, голосом самого Артура, — Так ты не прогадаешь, — Пальцы его разжались, запятнанный кровью кинжал упал на ложе, — Сокруши его раз и навсегда, Артур, бей наверняка, бей наверняка, наверняка…

— Господин?

Слуга, склонившись над ложем, коснулся плеча спящего, намереваясь разбудить, и тут же отпрянул назад. Артур, резко сев на постели, с яростным видом огляделся, но коротко бросил лишь:

— Скажи, чтобы укрепили шатер понадежнее. Как мне прикажете уснуть, если вся эта штука ходуном ходит, точно в грозу?

Герольды, обсудив дело промеж себя, договорились на том, что по четырнадцать командиров с каждой стороны сойдутся на середине пути между воинствами.

Неподалеку от озерного берега протянулась полоска сухой земли, поросшая вереском; там воздвигли два небольших шатра, промеж них поставили деревянный стол, а на него положили мечи вождей.

Если переговоры закончатся ничем, меч, поднятый либо извлеченный из ножен, послужит формальным знаком к началу битвы. Над одним из шатров реял штандарт короля, дракон на золотом поле.

Мордред как регент тоже имел право на этот герб. Но он, сосредоточив все мысли на том, чтобы получить прощение, и не желая чинить к тому ни малейших препятствий, отдал распоряжения свернуть и убрать королевскую эмблему. До того как закончится день и его вновь провозгласят Артуровым наследником, над ним будет реять простое белое знамя.

Оно-то и развевалось теперь над вторым шатром. Занимая свое место за столом, Мордред заметил, как отец его разглядывает штандарт. Молодой человек никак не мог знать, что сам Артур в юности сражался под простым белым знаменем. «Цвет мой — белый, — говорил он, — до тех пор, пока я сам не начертаю на нем свой собственный герб. А я это сделаю — во что бы то ни стало».

К Нимуэ, в ее островной монастырь на озере, прибыла сестра Артура, королева Моргана. Но эта Моргана — укрощенная, встревоженная — отлично сознавала, что за судьба ее ожидает в случае, если Артур потерпит поражение или погибнет в битве. Прежде она ненавидела брата, но без него была и останется ничем. Не приходилось сомневаться в том, что теперь Моргана использует все свои умения и хваленую магию брату во благо.

Так что Нимуэ приняла гостью. Как владычица озерного монастыря, Нимуэ ничуть не благоговела перед Морганой — ни как перед колдуньей, ни как перед королевой. Среди ее девственных служительниц были и другие дамы королевской крови, в том числе кузина Гвиневеры из Северного Уэльса и еще одна — из Манау-Гуотодина. Нимуэ поручила Моргане заодно с ними составлять лекарственные снадобья и готовить ладьи, необходимые для перевозки раненых на остров для излечения.