Страсти по Лейбовицу. Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь - Уолтер Миллер

Чернозуб брел себе дальше, надеясь встретить тексаркских солдат, которые дадут ему пилюли. Приближалась зима — ей предстояло стать зимой 3246 года. Империя и ее границы были пересмотрены, и те несколько путников, которых встретил Чернозуб, были пугливы и настороженны. Бредя на запад, каждые несколько дней он хоронил трупы. Он больше не был ни кардиналом, ни даже монахом.

«Иди и стань отшельником».

Дожди прекратились. Молодых древесных побегов становилось все меньше, а дорога вела все выше и выше, где под куполом неба открывался мир сплошных трав. Лихорадка Чернозуба лишь слегка тлела; жар ее и изматывал его, и позволял держаться на ногах. В то утро, когда он оставил за спиной последние деревья, он увидел высоко над головой огромную птицу. Это был Красный Стервятник, птица папы. Впереди что-то (или кто-то) лежало у дороги. Два небольших черных грифа возились там, но плоть еще недостаточно протухла для их клювов. Нимми остановился посмотреть, как Барреган, птица папы (как он воспринял ее), спланировала вниз. Пораженные ее размерами, мелкие стервятники, понурив черноперые головы, отступили, но она не обратила на них внимания, и скоро они присоединились к ней в ожидании пиршества. Красный Стервятник был сильнее, и ему повезло больше, но и он не смог до конца справиться с еще свежим трупом.

С того места, где он сидел на травянистом холмике, Чернозуб не мог разобрать, был ли то труп человека. «Накорми голодного, пригрей больного, навести узника», — сказал он вслух, припомнив законы милосердия.

«Погреби мертвого».

Он швырнул камень. Прервавшись, птицы посмотрели на него с похоронной торжественностью, после чего, взъерошив перья и почистив клювы, возобновили пиршество. При нем все еще был короткий меч Вушина, но он не мог набраться решимости и вступить в ссору с королевой стервятников.

Затем он увидел, как спустился плешивый орел и прогнал всех, даже Баррегана, Стервятника Войны. Этот плешивый орел был национальной птицей Филлипео. Он поклевал труп, а затем потерял к нему интерес и улетел — теплый поток воздуха поднял его в небо цвета синего фарфора.

Чернозуб Сент-Джордж встал и побрел посмотреть, что ему осталось хоронить. Он надеялся, что это не очередной ребенок.

Глава 33

«И тем не менее пусть все делается сдержанно и неторопливо, ради тех, кто слаб сердцем».

То был отличный год для стервятников. Они сопровождали Чернозуба всю дорогу обратно в аббатство святого Лейбовица, плавая в необъятности Пустого Неба, подобно точкам в глазу. Чернозуб отказался от мысли найти пилюли Хилберта, но болезнь постепенно оставила его; теперь она лишь чуть тлела. Если его и снедал жар, то это был тот самый жар, который терзал его всю жизнь, то горение, которое заметили и Амен, и Коричневый Пони, каждый имея в перспективе на него свои виды.

Безопасного пути через прерии больше не существовало. Тот, кто направлялся к северу от Нэди-Энн, не мог избежать встречи с империей, а на юге — столкновения с ордами. Обе группы то и дело проникали на территории друг друга, но хотя границы спорных земель по обе стороны от Нэди-Энн еще не были установлены, их можно было миновать, пусть и не без опаски. Королевство Ларедо к югу от Брейв-Ривер развалилось само собой.

Да и трава, казалось, пожухла, словно стараясь втиснуться в землю. То и дело попадались полосы песка и пыли, для пересечения которых требовалось не менее половины дня. Пустое Небо казалось еще более пустым, чем обычно. Чернозуб снова облачился в рясу и по пути бормотал молитвы, перебирая четки. Но ел ли он? И где он находил воду? Те немногие люди, которых он видел, ехали верхом и скрывались за горизонтом.

Как-то днем пошел дождь. Но это был легкий дождичек, влага которого тут же испарялась, вроде того, который порой выпадает в прериях и почти не доходит до земли, лишь чуть увлажняя ее, да и эта вода тут же испаряется, стоит только, подобно медленной молнии, блеснуть первым лучам солнца, после того как облака, словно оседлав своих неторопливых пони, уползают с небосвода.

Пустое Небо.

Здесь не было ни дорог, ни троп. Чернозуб шел за уходящим солнцем. Сухие русла рек пересекали следы колес фургонов, разбегаясь в самых разных направлениях. Несколько человек, которых встретил Чернозуб, были миролюбивы и поделились едой; трупы, которые попадались ему по пути, он хоронил, пуская в ход короткий меч, позаимствованный у Топора.

Большую часть времени он двигался в полном одиночестве, сопровождаемый только своей тенью, которая бежала перед ним по утрам и тащилась сзади, когда спускался вечер. Только к полудню, в самую жару, она покидала его. И земля и небо были тут в своей первозданной сущности, и мир казался более сложным и непростым, чем обычно.

Чернозубу не хватало маленького уродца-кугуара с синими ушами. Он думал, какая судьба постигла Аберлотта, которому так нравились маленькие медные патроны войны. Стал ли он одним из безродных? Или нашел свой последний приют в земле прерий?

Эти мысли приходили одна за другой, в соответствии с ритмом шагов… приходили и уходили, молча, как птицы. А случалось, что Чернозуб шел с совершенно пустой головой — это был дар, которым его наделяло Пустое Небо, и каждый его шаг сам по себе был молитвой.

Да, то был отличный год для стервятников. Чернозуб видел это по тому, как легко они, спугнутые, снимались с места. Их всегда ждало другое пиршество, сразу же за соседним холмом.

Преподобный Абик Олшуэн умер после очередного удара, и после отбытия времени траура, предписанного бенедиктинским уставом, новым аббатом был избран приор Девенди. Придя в монастырь, Чернозуб не испытывал большого желания оставаться в нем, хотя с этими старыми глинобитными стенами у него было связано немало хороших воспоминаний (впрочем, не меньше было и плохих). История об Эдрии, появившейся как сестра Клер, стала едва ли не легендой, и Чернозуб слышал несколько версий ее. По словам некоторых братьев, они были связаны с появлением образа Святой Девы в восточной половине неба.

— Это была Ночная Ведьма, — сказал Чернозуб. — Она означает войну и смерть, а не мир и надежду, — по тому, как брат Крапивник и другие осенили себя крестными знамениями, он понял, что братия не хочет слышать таких слов, хотя по-своему они подготовились к войне. Они спрятали религиозные святыни в самой далекой келье и стерли пыль с пушки, которая осталась после Зайца-контрабандиста. Брат-плотник сидел в подвале, выстругивая тяжелые плахи для укрепления дверей. Поражение планов нового порядка, которые строил Коричневый Пони, свидетельствовало о наступлении новых темных времен. Почему-то они не пугали Чернозуба, он о них даже не думал. Кровь и слезы были тем океаном, в котором извечно плавало человечество.