Власть и наука - Валерий Сойфер

"Открытые у нас раньше, чем в других странах, химические мутагены, также как и физические, позволили советским генетикам развернуть интенсивные исследования по созданию новых сортов..." (68).

С этого дня во многих газетах стали появляться статьи с осуждением лысенкоизма. Особенно часто на эту тему выступала "Комсомольская правда". 23 октября было рассказано о том, как ставленники Лысенко препятствовали работам с перспективным полиплоидным сортом картофеля (69). Наглядной стала картина того, как всё понимавшие люди, такие как П.М.Жуковский потакали диктатору и боялись подать слово в защиту многообещающего направления. 2 ноября был опубликован огромный очерк об выдающемся ученике Вавилова -- Михаиле Ивановиче Хаджинове (70). В статье было упомянуто волне арестов в годы главенства лысенкоистов, были названы имена погибших. Но имя Лысенко упомянуто не было. 10 ноября, наконец-то, была напечатана заметка с критикой в адрес самого Лысенко. В ней был рассмотрен микроскопический штрих из всей картины монополизма -- нездоровый интерес редколлегии журнала "Агробиология" к печатанию статей с оскорблениями молекулярной генетики и о делавшихся в этих случаях выпадах в адрес отечественных генетиков (71). Вот только в связи с этим было сказано о Лысенко:

"Очень печально, что редакционная коллегия журнала "Агробиология", походя оскорбляет видных ученых... Обрушиваясь на "классическую биологию", недопустимо оскорбляя инакомыслящих ученых-генетиков, одним махом перечеркивая их труд, журнал вместе с тем постоянно и только в самых хвалебных тонах говорит о Лысенко. Это выглядит тем более странно, что на титульном листе журнала значится: "Главный редактор академик Т.Д.Лысенко"" (72).

На следующий день была напечатана большая статья Н.Н.Воронцова15 "Жизнь торопит", в которой автор рассказал о просчетах в преподавании биологии в школе, в результате чего несколько поколений советских людей, не получило даже элементарных сведений о законах генетики и вместо этого их пичкали белибердой, подававшейся под соусом самой передовой в мире материалистической "мичуринской биологии" (73). Но снова имя Лысенко отсутствовало.

Очень сильная по тону и по приводимым фактам статья появилась в этой газете 17 ноября 1964 года (72). В ней было совершенно правильно отмечено, что августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 года,

"... созванная специально для установления в биологии и сельскохозяйственной науке монополии только одного научного направления, объявила идеализмом и реакционной метафизикой все другие направления в биологии" (75).

Было честно упомянуто, правда, опять без упоминания имени Лысенко, заботливо вычеркнутого редакционными служаками, что "яровизация, внутрисортовое скрещивание самоопыляющихся сортов, свободное меж-сортовое скрещивание перекрестников, летние посадки картофеля... не совершили ни-какой революции и были забыты как экономически нерентабельные или просто убыточные" (76).

Перечислив более поздние новинки (вроде ветвистой пшеницы, органо-минеральных смесей и др.), авторы делали общий вывод:

"Плачевные результаты этого псевдоноваторства крайне отрицательно влияли на сельскохозяйственное производство, и рано или поздно об этом надо сказать" (77).

Наряду с этими правильными положениями в статье было несколько грубых ошибок. Утверждалось, что метод полиплоидии был создан в 30-е годы профессором Карпеченко. Кроме того, было высказано предположение, что живи Мичурин во времена, когда Карпеченко получил свой гибрид рафанобрассику и узнай он об этом, как он "без сомнения горячо бы приветствовал эти работы как открывающие новый этап во многовековой истории селекции" (78). Это было неправдой. Мичурин умер в 1935 году, знал о работе Карпеченко и недвусмысленно плохо отзывался о ней (неоднократно!), характеризовал её как пустячную, считал, что рокфеллеровскую премию нужно было присудить ему, а вовсе не Карпеченко (79).

Под статьей стояли две подписи: В.П.Эфроимсона и Роя Медведева -- брата-близнеца Жореса Медведева, кандидата педагогических наук. То, что публицист, историк Рой Александрович Медведев мог допустить эти ошибки, было вполне понятно: он вторгся в далекую от него область. Но странно было видеть под этой публикацией фамилию грамотного биолога Эфроимсона.

Но, как объяснил мне позже Эфроимсон, он имел к этой статье мимолетное касательство. В публикацию вторглись иные силы, что и привело к появлению в печати этих ляпсусов. В редакцию в эти дни поступила резкая статья Эфроимсона и помягче Ж.А.Медведева, и редакторы решили напечатать более умеренную по тону статью. Но когда она была вставлена в номер, выяснилось, что само имя Ж.Медведева было КГБ поставлено под запрет. Тогда в редакции решили не особенно церемониться и придумали "ловкий" ход: под статью подверстали фамилию Эфроимсона и вызвали его в редакцию на улицу "Правды" подписать верстку, надеясь, что он не заметит подмены. Конечно, произошло обратное. Тогда его стали уламывать подписать чужую статью, ссылаясь на то, что выход в свет такой статьи -- самой пока острой из всего, что было напечатано до сих пор -- большое дело. Как вспоминал Эфроимсон:

"Отдел науки "Комсомолки" стал разыскивать Ж.Медведева в Обнинске (может быть, только для виду, кажется, был запрет печатать Ж.Медведева)... Эфроимсон, который не захотел подписывать чужую и слишком мягкую статью, торговался и отказывался, и настоял, чтобы поставили имя хотя бы Р.Медведева, ...который на другой день был потрясен тем, что его фамилия стоит под статьей, которой он в глаза не видал. Второпях, в процессе ругани было пропущено несколько ошибок, которые допустил Ж.Медведев..." (80).

Преждевременная смерть О.Н.Писаржевского

В эти дни еще раз продемонстрировал свои высокие моральные качества писатель Олег Николаевич Писаржевский, опубликовавший статью "Пусть ученые спорят..." (81). На большом материале он в яркой, острой форме высветил убожество лысенкоистов и реальные достижения генетиков. Перед тем как публиковать статью, главный редактор собрал у себя совещание, пытаясь смягчить наиболее острые места. Олег Николаевич смело боролся за её основные положения. Вечером этого же дня мы долго говорили с Олегом Николаевичем, и он весело рассказывал об одержанной победе. Он был полон жажды довести разгром Лысенко до конца, преодолеть тормоза, мягко стопорившие основную критику в адрес лидера "мичуринского направления". Писаржевский был главной пружиной в разворачивавшемся давлении на лысенкоизм. С утра до ночи он переезжал из одной редакции в другую, с одного совещания на другое.

Кончилось это трагически. Статья Олега Николаевича вышла в свет 17 ноября, а через день утром, когда он подошел к машине, чтобы ехать в редакцию на очередное боевое совещание, где решалась судьба следующих статей, его сердце не выдержало. Олег Николаевич взялся за ручку дверцы машины, нажал на кнопку замка, дверь легко открылась, но обмякшее тело сползло на асфальт, и было уже поздно звать врачей...

А 27 января 1965 года в "Литературной газете" была напечатана статья, продолжившая тему, начатую Олегом Николаевичем Писаржевским. Как и следовало ожидать, его предсмертная статья, равно как и опубликованный десятью годами раньше очерк "Дружба наук и ее нарушения" (82), больше других публикаций пришлись не по вкусу лысенкоистам. Они бросились опровергать и отвергать факты, приведенные писателем. Среди присланных ими писем в редакцию было письмо главного зоотехника "Горок Ленинских" Д.М.Москаленко. Это был молодой еще человек, недавно успешно закончивший зоотехнический факультет Тимирязевки. В студенческие годы он проявил себя активным и устремленным к практической деятельности. Поэтому, хотя ему и предлагали остаться в Тимирязевке в аспирантуре, он пошел на ферму к Лысенко. Последний высоко ценил молодого шустрого паренька, выдвинул его в главные зоотехники и, чтобы поддержать еще больше, незадолго до описываемого времени решил помочь Москаленко "остепениться" -- получить диплом кандидата сельскохозяйственных наук. Митя Москаленко, впрочем, теперь уже не Митя, а Дмитрий Михайлович, ждал со дня на день утверждения в ученой степени кандидата наук. И тут вдруг земля закачалась, статейки пошли, и самая неприятная -- Писаржевского.

Не стерпел Дмитрий Михайлович, задело за живое, он сел и разом накатал -- прямо на бланке Экспериментальной Базы Академии наук СССР "Горки Ленинские" письмо этому Писаржевскому, пожалуй, даже не от себя только, а от всех тех, кто могучими колоннами шел за своим вождем Лысенко, и кого сейчас так оскорбляли эти люди, ничего в их деле не понимавшие. Получилось письмо, согласно его воззрениям -- искреннее и честное, а если слегка отрешенно на него посмотреть -- хлесткое, даже, в общем, хулиганское, да еще отражало оно невысокую грамотность автора. Москаленко писал: