Отражение удара - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начни Витька рассуждать и изобретать планы спасения, все кончилось бы быстро и в меру болезненно Но, выиграв пару часов назад первый в своей жизни бой не на жизнь, а насмерть, Шкилет все еще был взведен, как боевая пружина, хотя и полагал себя смертельно уставшим и готовым вот-вот околеть от холода, голода и недосыпания. Кроме того, он был вооружен. Смешная пика, сооруженная из обломка лыжной палки, словно сама собой выскользнула из-под куртки и удобно, прикладисто легла в ладонь. Не помня себя от боли, ужаса, Витька перехватил пику поудобнее, взявшись за нее обеими руками, извернулся и нанес короткий удар назад, со стороны выглядевший так, словно парнишка делал себе харакири. Убийца был заметно шире тринадцатилетнего подростка, и обломок лыжной палки, лишь слегка чиркнув по старенькой джинсовке, вонзился незнакомцу в ребра.
Этот удар, конечно же, не смог прорвать плотную кожу куртки, но все же убийца, болезненно зашипев, присел и на миг ослабил смертельную хватку. Витька-Шкилет ужом выскользнул из-под удавки, развернулся и наотмашь ударил своей пикой, целясь по смутно белевшему в темноте размытому овалу лица. На этот раз он промазал, и удар пришелся не по глазам, как он рассчитывал с холодным спокойствием человека, которому нечего терять, а по прикрытому вязаной лыжной шапочкой черепу. Чуть повыше виска. Убийца охнул и схватился за голову.
Витька бросился прочь, не разбирая дороги. У него вдруг прорезался голос, и он завопил во всю мочь легких, пронзительно и отчаянно, изо всех сил работая ногами и все еще сжимая в кулаке обломок дюралевой трубки с кривым, похожим на стилизованный язычок пламени наконечником - нелепое оружие, во второй раз за несколько часов спасшее ему жизнь. Он выскочил на Малую Грузинскую и, продолжая отчаянно вопить, как мчащаяся по вызову пожарная машина, пересек проезжую часть и стрелой полетел по тротуару. Пробежав пятьдесят метров, он с разгона врезался головой в объемистый живот пожилого гражданина, выходившего из-за угла.
Пожилой гражданин оказался пенсионером Пряхиным, который вот уже третий год подряд мучился бессонницей и, невзирая на опасности, которыми пугали его родные и знакомые, каждую ночь совершал прогулки по окрестностям, всякий раз меняя маршрут, чтобы не так скучать в своих одиноких странствиях. Будучи протараненным летящим сломя башку неопознанным объектом, издававшим потусторонние звуки, пенсионер Пряхин не устоял на ногах и с размаху сел на асфальт, безнадежно испачкав при этом светлый плащ. Пенсионер Пряхин каждую субботу смотрел сериал "Секретные материалы", по присущей восторженности принимая эту белиберду за чистую монету, и первой мыслью было предположение, что он наконец сделался объектом контакта с внеземной цивилизацией. Правда, контакт на поверку оказался жестковат совсем в стиле любимого сериала пенсионера Пряхина, - но достойный пожилой гражданин повел себя подобающим образом и, невзирая на боль и неожиданность, вцепился в неопознанный объект мертвой хваткой.
Объект на поверку оказался мальчишкой, страшно неухоженным, напуганным до потери дара речи и вдобавок вооруженным металлической палкой, которой он с перепугу попытался изувечить своего спасителя. Пока они возились на тротуаре, к ним подкатил милицейский "форд", и оба гладиатора успели по разу схлопотать резиновой дубинкой, прежде чем недоразумение разъяснилось.
Добившись, наконец, от Витьки какого-то толку, патрульные бросились в подворотню, но убийцы, разумеется, давным-давно след простыл. Тем не менее, недетские приключения Витьки Гущина по прозвищу Шкилет на этом закончились, а поднятый посреди ночи с супружеского ложа майор Гранкин получил окончательное подтверждение версии, согласно которой в районе Малой Грузинской завелся маньяк. Узнав адрес, по которому располагалась пресловутая подворотня, где он обитал, Гранкин неопределенно хмыкнул и энергично потер ладонями щеки, чтобы окончательно проснуться - по названному дежурным адресу проживал милитаризованный библиофил Забродов.
Глава 7
- Ты меня, конечно, извини, но это мне определенно не нравится, неприятным металлическим голосом сказала Алла Петровна, не глядя на лежавшего в постели мужа. - Насколько я понимаю, ты отмечал новоселье с коллегами. Это, конечно, не возбраняется, но надо же, в конце концов, и меру знать. Никогда не думала, что ты способен пропить получку. И опять начал курить, у тебя в кармане сигареты.
- Ий-я? - с трудом разлепив пересохшие губы, удивился Сергей Дмитриевич. - У меня?.. Ах, да... Вчера... Вчера? - вдруг встревожился он.
Алла Петровна обернулась и окинула его критическим взором.
- Хорош, нечего сказать, - заметила она. - Вчера, вчера, не беспокойся. Слава Рипа ван Винкля тебе пока что не грозит.
- Какой Слава? - тупо переспросил Сергей Дмитриевич. Перед глазами у него плыли черные круги, голова трещала, а во рту было такое ощущение, словно, пока он спал, там свила гнездо семейка стервятников. - С чего это он будет мне грозить?
- Хорош, - повторила Алла Петровна.
Сергей Дмитриевич с виноватой тоской посмотрел на жену. Она была, как всегда, свеженькая, только что из душа, в шелковом халате, который он так любил, с обмотанной полотенцем мокрой головой.
- Душ принимала? - зачем-то спросил Сергей Дмитриевич.
- Принимала... И тебе настоятельно советую. Хотя тебе, похоже, больше по душе грязевые ванны.
- Слушай, - с нехорошим предчувствием спросил Шинкарев, - я что-нибудь натворил?
- А то как же. Посмотри на себя! На голове шишка, на ребрах ссадина, куртка вся в какой-то дряни.., по-моему, тебя рвало, причем не один раз. От получки остались какие-то гроши, я полночи не спала, в окно смотрела. По улицам всякая сволочь шатается, и ты туда же.
В подворотне, буквально под окнами, какого-то мальчишку чуть не задушили, я прямо извелась вся...
- Когда? - прохрипел Сергей Дмитриевич, сползая с кровати.
- Да за каких-нибудь полчаса до твоего прихода.
Вот уж, действительно, явление Христа народу! Удивляюсь, как ты весь подъезд не перебудил воплями. Все грозился кого-то не то зарезать, не то утопить.., а может быть, все сразу, я не вникала. Все, хватит болтать, ступай в душ, на работу опоздаешь.
- Да ну ее к дьяволу, эту работу, - проскрипел Сергей Дмитриевич, держась за спинку кровати. Он никак не мог разогнуться - мешало головокружение и тупая боль в правом боку. Опустив глаза, он обнаружил на дряблой коже длинную красно-фиолетовую ссадину.
- Кто же это меня так? - вяло поинтересовался он.
- Надо думать, коллеги, с которыми ты пил. И не вздумай прогуливать. Мало мне того, что муж на старости лет в пьяницы записался, так он еще и в безработные метит.
- Ладно, ладно, - проворчал Сергей Дмитриевич, - понесла...
Пока он стоял под обжигающими струями душа, жена накручивала волосы. Делала она это тут же, в ванной, чтобы не таскаться с тяжелой коробкой по всему дому, и разговаривала с Сергеем Дмитриевичем сквозь занавеску. У Аллы было прекрасное качество - она не умела долго сердиться.
- А потом прибежала эта жирная корова со второго этажа - ну, у которой левретка, ты должен помнить. - и давай тараторить: маньяк, маньяк... Какой-то тип в кожанке и лыжной шапочке напал на бродячего мальчишку и хотел задушить удавкой...
Сергей Дмитриевич выставил из-за занавески намыленную голову.
- Что значит - бродячего? - спросил он. - Это же не собака...
- То и значит - бродячего. Ну, беспризорника... Какой-то малолетний бандит, их сейчас в Москве полно.
Представляешь, у него с собой оказалась лыжная палка, и он отбился. Пырнул этого маньяка острым концом, а потом, вроде бы, съездил по голове и убежал. Подрастет, сам маньяком станет.
Сергей Дмитриевич убрал голову. Он задумчиво ощупал бок и дотронулся до шишки над виском. На какую-то долю секунды он действительно ощутил себя маньяком.
Ему вдруг очень захотелось с ревом выскочить из ванны, срывая занавеску, набросить ее на голову жене и молотить по макушке чем-нибудь тяжелым, пока не замолчит.
Что она, в самом деле, заладила - маньяк, маньяк...
Подступившая к горлу злоба ушла так же внезапно, как возникла. Не ощущая ничего, кроме тупой апатии, Сергей Дмитриевич стал осторожно намыливать пострадавший бок. "Маньяк, - думал он, безучастно возя мочалкой по основательно заросшему жирком телу. - Это я - маньяк? Неужели все это относится ко мне? Господи, этого же просто не может быть! Я же мухи не обижу, всем известно!"
Он ополоснулся под душем и пошел завтракать. Кусок не лез в горло, в животе противно бурлило.
- Не могу, - сказал он, отодвигая тарелку. - Извини, тошнит.
Жена вздохнула и, вынув из холодильника, поставила перед ним загодя заготовленную кружку огуречного рассола.
- Водки на опохмелку у меня нет, - суховато сказала она. - Чем богаты, тем и рады.
- Спасибо.
Заискивающе поглядывая на жену, Шинкарев осушил кружку и сразу почувствовал себя лучше. Он обратил внимание на то, что ведет себя так, будто с ним не случилось ничего более серьезного, чем безобразная пьянка, и мысленно пожал плечами: а как еще ему себя вести? Несмотря на многочисленные свидетельства ночных похождений, переварить мысль о том, что все эти убийства, нападения и хулиганские выходки являются делом его рук, было совсем не просто. Через силу запихивая в себя бутерброд и запивая растворимым кофе, по вкусу напоминавшим отвар каменного угля, Сергей Дмитриевич придирчиво проинспектировал себя изнутри. Это оказалось нелегким делом: голова была словно ватой набита, и мысли увязали в этой вате, путались в ней, глохли, как крики в тумане, но Шинкарев не сдавался. Ему почему-то казалось важным разобраться с этим делом раз и навсегда, прийти к какому-то компромиссу и жить дальше, сохраняя хотя бы видимость согласия с самим собой.