Полет сокола - Смит Уилбур

— Дорогая, у него же нет ни пенни за душой.

— А перспективы? — мягко возразила миссис Картрайт. — На этой экспедиции он заработает тысячи. Он из тех молодых людей, кто добивается успеха, я в этом нисколько не сомневаюсь.

— Я предпочитаю деньги в банке, дорогая.

— О нем все только и говорят: серьезный и разумный молодой человек, и такой привлекательный. Они с Алеттой составят прекрасную пару, а ты подыщешь ему место в фирме.

Адмиральская резиденция встречала гостей ослепительным золотым заревом огней. В саду на деревьях были развешаны разноцветные фонарики.

Оркестр морских пехотинцев в алых, с золотом, мундирах превратил беседку в открытую эстраду. На открытом воздухе была устроена танцевальная площадка, где в быстром вальсе уже кружились первые танцоры, радостно приветствуя опоздавших, экипажи которых один за другим подъезжали по извилистой аллее к портику главного входа.

Лакеи в парадных ливреях, в шелковых чулках и туфлях с пряжками откидывали подножки и подавали руку дамам, помогая спуститься на разостланный красный ковер. Мажордом густым басом представлял каждую группу гостей.

— Майор и доктор Баллантайн! Мисс Картрайт!

Робин так и не привыкла к мутным всплескам женского злословия, которые сопровождали любое ее появление на общественных собраниях колонии. Прикрывшись веерами, дамы обменивались быстрыми взглядами, кивали и шептались. У Робин заколотилось сердце, а душу заполнило чувство горького презрения.

— Ты принесла тампон, сестренка? Они так и ждут, что ты им в кого‑нибудь запустишь, — усмехнулся Зуга. Она пихнула его в плечо, чтобы он замолчал, но брат продолжил: — Или сбросишь юбки и побежишь вверх по лестнице в брюках.

— Противный! — Робин наконец удалось расслабиться, она благодарно улыбнулась.

Вокруг шумела толпа, сверкало золотое шитье на синих морских мундирах и красных армейских, черноту фраков оживляли широкие галстуки и кружевные манжеты шелковых рубашек. Дамские платья из тафты и узорчатого шелка с оборками венчали собой целые пирамиды пышных нижних юбок. Однако все наряды по меньшей мере года на два отставали от лондонской моды, и лишь самые отчаянные из дам осмеливались обнажить плечи, напудрив их до мертвенной белизны.

Простое шерстяное платье мисс Баллантайн не содержало никаких уступок моде. Носилось оно уже не первый год и было единственным ее нарядом, мало‑мальски подходящим к случаю. Узкая юбка, лиф без жемчуга и блесток. Ни алмазной пыли в волосах, ни страусовых перьев — и в то же время Робин не выглядела убого, а, напротив, выгодно выделялась на общем фоне.

Она и в самом деле не танцевала, но лишь потому, что никогда не имела возможности, и теперь с завистью следила, как Зуга кружил Алетту Картрайт в изящном вихре вальса.

Робин понимала, что никто не пригласит ее на танец, а если и пригласит, она наверняка опозорится. Она украдкой огляделась в поисках знакомого или хотя бы дружелюбного лица, не желая остаться одна в толпе и горько сожалея, что изменила своему решению и не осталась дома.

Спасение пришло так быстро, что Робин едва удержалась, чтобы не кинуться капитану на шею. Вместо этого она произнесла ровным голосом:

— О, капитан Кодрингтон. Добрый вечер.

Рядом с ней был, безусловно, один из самых привлекательных мужчин в зале. Ощутив на себе негодующие взгляды бесчисленных соперниц, Робин с достоинством приняла руку капитана, однако, к ее удивлению, он сразу повел ее в сад.

— Он здесь! — тихо проговорил Кодрингтон, когда они отошли подальше от посторонних ушей.

Спрашивать кто, не было нужды. Робин вздрогнула и на мгновение замолчала.

— Вы его видели?

— Он прибыл за пять минут до вас, в карете губернатора.

— Где он сейчас?

— Пошел в кабинет Зануды, вместе с губернатором. — Капитан сверкнул ледяным взглядом. — Доволен собой дальше некуда.

Приблизился слуга с серебряным подносом, уставленным бокалами с шампанским. Робин рассеянно покачала головой, а Кодрингтон взял бокал и осушил в два глотка.

— Черт возьми, знает прекрасно, что никто не посмеет его пальцем тронуть!

Опускалась вечерняя прохлада, морской оркестр перебрался на оркестровую лоджию над бальным залом и продолжал наигрывать танцевальные мелодии в энергичном военном стиле на радость танцующим. Один из них выделялся среди толпы, и не только благодаря своему росту. Многие танцоры раскраснелись и едва переводили дух, а Мунго Сент‑Джон кружился, приседал и скользил с размеренной, спокойной грацией, совершая круги по залу быстрее всех. В его объятиях неизменно оказывались самые хорошенькие женщины — красотки смеялись, их щеки пылали от возбуждения, а подруги со скрытой завистью поглядывали на него через плечи партнеров.

На огороженном колоннадой балконе собралась компания морских офицеров — сослуживцев Клинтона — и их спутниц. Кодрингтон и Робин присоединились к ним, но не участвовали в общей болтовне, а наблюдали за Сент‑Джоном. Робин втайне надеялась, что тот посмотрит на нее, и она взглядом выплеснет ему в лицо свою ненависть, однако он ни разу оглянулся. Она даже подумала, не предложить ли Кодрингтону потанцевать, изменив прежнее решение, но тут же передумала. В качестве танцора капитан не выдержал бы сравнения с элегантным американцем.

Идя к ужину под руку с Клинтоном Кодрингтоном, она заметила впереди Сент‑Джона. Он вел блондинку, вдову, слывшую в колонии самой красивой, самой богатой и самой ненасытной. Ее пышная прическа блистала алмазной пылью и страусовыми перьями, голые плечи сияли, парчовый лиф, усыпанный жемчугом, больше открывал грудь, чем скрывал. Традиционный черный фрак Мунго Сент‑Джона производил куда большее впечатление, чем самые пышные мундиры окружающих.

На глазах у Робин вдова хлопнула его веером по плечу, чтобы привлечь внимание. Сент‑Джон церемонно склонился к ней. Дама привстала на цыпочки и что‑то прошептала ему на ухо.

— Бесстыжая шлюха! — прошипела Робин.

Сдержав удивление, Кодрингтон кивнул.

— А он — сам дьявол.

Словно услышав, Мунго оглянулся. Он с улыбкой поклонился Робин, столь интимно и понимающе, будто снова раздевал, как тогда, на «Гуроне». Она невольно сжалась, испытав то же чувство беспомощности.

Собрав всю силу воли, Робин отвернулась. Кодрингтон наблюдал за ней, но она была не в силах встретиться с ним взглядом, боясь, что в ее глазах он все прочтет.

К двум часам пополуночи оркестр моряков перешел к более плавным мелодиям для влюбленных и романтиков, которые продолжали кружить по бальному залу, тогда как большинство гостей поднялись в залы игорные, расположенные на втором этаже, — если не поиграть, то хотя бы потолкаться вокруг столов. Затаив дыхание, они наблюдали за игрой, разражаясь аплодисментами при особенно дерзких ходах и крупных выигрышах.

В самом большом зале адмирал Кемп и гости постарше играли в вист. В другом молодежь резалась в легкомысленную «железку». Заметив в толпе сестру, Зуга улыбнулся ей из‑за стола. Он играл один на один с Алеттой Картрайт, и девушка радостно взвизгнула, подгребая к себе целую пригоршню серебряных шиллингов.

Робин и Клинтон прошли в третий зал, самый маленький. Там шла игра, прежде популярная лишь в Америке, но с недавних пор вошедшая в моду при дворе. Сначала увлеклась королева, а следом за ней и вся империя, не повредило даже странное название — покер, «кочерга».

Несмотря на интерес со стороны ее величества, новая игра дамам не приличествовала, тем более в смешанной компании. За зеленым сукном сидели одни мужчины, а любопытные дамы порхали вокруг, как яркие бабочки.

Мунго Сент‑Джон сидел лицом к двери, и Робин заметила его, едва войдя в зал. Он лениво развалился в кресле, держа карты тугим веером у белоснежного кружевного жабо; тщательно причесанные и уложенные волосы, точно вырезанные из эбена, волнами ниспадали на плечи. В зубах американца торчала длинная сигара. На глазах у Робин пышная блондинка‑вдова перегнулась через его плечо, продемонстрировав бархатистую ложбинку между грудями, и поднесла к сигаре восковую спичку.