Пижон в бегах - Ричард Старк

Ни один из жителей соседних домов не вышел на улицу взглянуть, что там творится. Полиция тоже не показывалась. Шла приятная семейная пикировка.

Наконец Хло, пошатываясь, побрела прочь, продолжая петь и косить под забулдыгу. Траск или Слейд стоял на мостовой и провожал Хло гневным взором, пока она не скрылась за углом, потом повернулся и посмотрел на меня, вернее, на окно, за которым трусливо стоял я. Потом он забрался в машину. Прошло несколько секунд. Вспыхнула спичка, и он прикурил сигарету, дабы успокоить нервы.

Шестьсот секунд пролетели как один миг. Я стоял у окна и смотрел на улицу.

Какой-то молодой парнишка в рабочей робе - полотняных штанах, черной куртке и кепке - шагал по тротуару с той стороны, откуда прибежал я. Из угла его рта торчала сигарета, руки были засунуты в карманы куртки, из заднего кармана штанов выглядывала свернутая в трубочку газета.

Парень остановился перед домом, щелчком отшвырнул окурок, и я увидел, что это Хло. Кроме того, я увидел бледную физиономию Траска или Слейда, который глазел на неё с противоположной стороны улицы. Убедившись, что Хло - это не я, он успокоился, а потом она вразвалочку поднялась на крыльцо и исчезла из поля моего зрения.

Я ждал её у двери на лестницу. Хло поднялась на второй этаж, улыбаясь, снимая с головы кепку и вытаскивая из кармана газету. Все её волосы были под кепкой, и теперь упали ей на лицо. Хло отбросила их, вошла в темную гостиную и спросила:

- Ну, как мои успехи?

- Грандиозно, - ответил я. - Только цензура все равно заставит вырезать этот эпизод.

- Идем в спальню, там можно зажечь свет.

Я уже немного привык к темноте, поэтому пошел впереди, ведя Хло за руку. Мы закрыли за собой дверь спальни, и Хло включила свет.

Арти не верил в целесообразность наведения порядка в доме. Постель была смята, в комнате - все та же позорная грязь, уже знакомая мне по последнему посещению. Но здесь было относительно безопасно, да ещё имелась кровать, а единственное окно выходило в вентиляционную шахту, так что я не очень роптал.

- Да, нескоро он меня забудет, - сказала Хло, стягивая куртку.

- Где ты достала кепку? - спросил я.

- Сняла с пьянчуги, который дрых на Чарльз-стрит. - Она брезгливо оглядела головной убор и швырнула его в угол. - Дай бог не завшиветь. - Хло взъерошила свои и без того растрепанные волосы. - Ну ладно, вчера ночью ты спал на полу, значит, сегодня можешь почивать на кровати, а я пойду в гостиную на диван.

- Кажется, ты как-то обозвала меня Эрролом Флинном, - сказал я. - Но я сегодня больше похож на Кэри Гранта, ты согласна? Это он вечно спал в одной комнате с женщинами - и ни-ни.

- Совершенно верно, - небрежно бросила Хло. - Ни-ни... - Она оглядела комнату. - Никаких записок. Может, в гостиной? Будет светло - поглядим.

Я промолчал. Желание только что крепко въехало мне под дых, и я испытывал трудности с воздухозабором.

Даже и не знаю, когда такое случилось со мной в последний раз. А сейчас, после стольких часов, проведенных с Хло, это ощущение и удивляло, и создавало неудобства.

Проклятье. Только нынче утром я видел, как она снимает портки, и мне было хоть бы хны. Вечером я наблюдал обряд освобождения от свитера - и хоть бы хны. В промежутке между двумя этими событиями я объездил с ней на "паккарде" весь Большой Нью-Йорк, и хоть бы хны. Минуту назад я брал Хло за руку, чтобы отвести в спальню, и опять хоть бы хны.

А теперь - хоть хнычь! Думаю, всему виной волосы - то, как она взъерошила их. Хло стояла посреди захламленной спальни, будто растрепанный соблазнительный эльф - такой теплый, усталый, рассеянный, а потом подняла правую руку, взъерошила себе волосы, и я был сражен. В книжках это называют обостренным восприятием. И оно пришло ко мне.

Обостренное восприятие. Да уж и не говорите! Я вдруг настолько остро воспринял Хло как обладательницу женского тела, как набор женских прелестей, что утратил способность двигаться. Я не мог и шагу ступить, я ничего не соображал, я едва дышал.

Лирическое отступление. Когда мне было четырнадцать лет, я нанялся на лето посыльным в ресторан для гурманов в самом центре Манхэттена. Носил кофе и бутерброды в конторы, расположенные на Пятой и Мэдисон-авеню. Как-то днем, оттащив заказ в нью-йоркское отделение "Лонжин-Виттнэр", я втиснулся в битком набитый лифт и поехал вниз. А на следующем этаже влезли эти трое. Круглозадые белокурые самочки. Кажется, на том этаже размещалось бюро поддержки юных дарований или ещё что-то такое. Короче, в лифте мы стояли вплотную, и одна из девиц прижалась ко мне спереди, а две другие стиснули с боков. Пока мы добирались до первого этажа, я пережил такое потрясение, что пошел на Шестую авеню, в "Белую розу", наврал про свой возраст и впервые в жизни жахнул виски в баре. А виски я терпеть не мог.

До сегодняшнего вечера с Хло у меня больше ни разу не было никаких таких обостренных восприятий. И вот теперь десять лет жизни, все мои свидания с девушками и редкие - постыдно редкие - удачи как волной смыло. Будто где-то прорвало плотину. Мне снова было четырнадцать лет, я снова ехал в лифте, стиснутый со всех сторон, и так трусил, что боялся даже дрожать.

Хло подняла руки и потянулась.

- Ну, - сказала она, - хочешь что-то обсудить, или спать пойдем?

- Спать, - ответил я.

- Прекрасно. Я все равно ничего не соображаю от усталости. Придется погасить тут свет, прежде чем я открою дверь.

Я кивнул.

Держась одной рукой за дверную ручку, а другой - за выключатель, Хло взглянула на меня, улыбнулась и сказала:

- Чарли, а ты и впрямь того.

Я взял себя в руки, осклабился в нервной улыбке и умудрился выговорить:

- Сама ты с приветом.

- Ну-ну. - Хло погасила свет, открыла дверь и ушла в гостиную.

- Спокойной ночи, - донеслось до меня сквозь мрак, и дверь закрылась.

- Спокойной ночи, - промямлил я, хотя Хло уже не могла меня слышать.

Разумеется, я не выспался.

Запахло жареным. Жареными яйцами. Яйцами, превращающимися в яичницу-болтунью. Может быть, даже в пышный пористый омлет. Во всяком случае, яйцами.

Запах, само собой, разбудил меня Я, само собой, открыл глаза.

Я лежал навзничь на кровати Арти в одних трусах. Уснул я, укрывшись простыней, но, должно быть, ночью брыкался и сбросил её. Мне, помнится, привиделись два-три ярких сна, подробности которых я, к счастью, запамятовал.

Серый, неестественный дневной свет заливал вентиляционную шахту. Я сел и оглядел царивший вокруг унылый беспорядок - точно такой же, как и в моей спальне над баром в Канарси, теперь такой далекой! Вдруг я почувствовал плаксивую тоску по дому, какую чувствует ирландец, попавший на Третью авеню. Вот уже третий день, как я - беженец.

Лязг посуды в соседней комнате напоминал мне о запахе яиц, пробудившем меня ото сна, а мой желудок тотчас принялся сердито и настырно урчать. В общем, день мало-помалу начался.

Я неохотно вылез из постели Арти и потащился в ванную. Тут я совершил омовение, после чего позаимствовал из шкафа Арти кое-какое нижнее белье, слишком тесное для меня, натянул брюки, обулся и прямо в майке отправился в гостиную.

История повторяется. Возле все той же плиты стояла и жарила яичницу все та же босоногая лиловоокая красотка с волосами цвета воронова крыла, облаченная в рабочие штаны. Торчавшая изо рта сигарета дополняла портрет несносной распутной грешницы. Если бы Хло снимали в немом кино, первый кадр с нею обязательно сопровождался бы бегущей строкой: ДРУГАЯ ЖЕНЩИНА.

- Какую яичницу ты любишь - жидкую или прожаренную? - спросила другая женщина.

- Кофе.

Хло удивленно взглянула на меня.

- Ты не хочешь яичницы?

Чем больше я просыпался, тем хуже себя чувствовал. Так бывает, когда ослабевает действие новокаина.

- Может быть, попозже, - ответил я, руководствуясь скорее желанием успокоить Хло и заставить её прекратить разговоры о яичнице, нежели убежденностью в том, что ещё настанет день, когда я смогу пропихнуть кусок в горло. - А сейчас только кофе.

Покончив таким образом с этой темой, я отправился к замысловатому набору мебели в центре комнаты и уселся в нечто более-менее похожее на кресло.

- А может быть, жареного хлеба? - предложила другая женщина.

Жареный хлеб. Я скривился, делая вид, будто размышляю. Поскольку упоминание о жареном хлебе не убило меня на месте, я ответил:

- Ладно, это сойдет.

Но Хло ещё не насытилась моими страданиями.

- Сколько ломтиков? - спросила она.

Я нахмурился. Почесал нос. Моргнул раз-другой. Поскреб шишечку на левой щиколотке краем подошвы правого башмака. И сказал:

- Не знаю.

- С двумя справишься?

Она требовала ответа, и все тут.

И плевать ей, что у меня голова не работает.

- Пожалуй, да. Нет, пожалуй, нет. Или... подожди минутку...

- Сделаю один.

- Хорошо.

- А если потом захочешь добавки, я дам.

- Прекрасно.

- И яиц тоже, коли будет угодно.

- Чудесно.