Лучшая страна в мире - Эрленд Лу

Бим не спит. Все это время у него в комнате было тихо, но сейчас до меня донеслись оттуда какие-то звуки, и я встаю, чтобы выяснить, в чем дело. Подойдя к двери, я постучал; я нарочно сначала стучусь, потому что насмотрелся кинофильмов и телесериалов про то, как подростки переживают, когда родители приводят домой своих новых любовников, и хотя мы с Сестрой никакие не любовники, я не исключаю того, что Бим мог так решить, и эти мысли вызвали у него ревность, удивление, обиду — мало ли как это могло повернуться в голове подростка, подумал я и потому сначала постучал, показывая ему, что уважаю его личную территорию и жду, когда он разрешит мне войти, если он не против, а если он против, я не буду настаивать, а лучше вернусь к себе па диван и продолжу работу над заметками о Финляндии, у меня еще уйма работы, есть еще уйма вещей, на которые я не успел обратить внимание или как-то затронуть, большей частью, вероятно, таких, которых лучше всего и не знать; стучась к Биму, я как бы говорю ему: «Привет, дружище! Я пришел с миром!» Наконец Бим откликнулся; получив разрешение, я открываю дверь и вижу — Бим в одних трусах сидит перед компьютером. Он играет в мотоциклетные гонки — забава невинная и одновременно, как я об этом читал, развивающая моторику руки и способность разрешать проблемы в других областях жизни; я не разделяю скептического отношения к компьютерным играм, не раз деляю и хочу ясно дать понять это Биму, чтобы он знал мою позицию. Интересно! — говорю я. Но слово выбрано неудачно. Кто же так делает: войти в комнату подростка и сказать «Интересно!» Подросток на это подумает: «Иди ты со своим „интересно»!» Надо было выбрать другое слово, но что сказано—то сказано. Я присаживаюсь на кровати и гляжу, как он играет. У него неплохо получается. Он участвует в мотокроссе через пустынную местность, соревнуясь с группой других мотоциклистов. Бим не захватил лидерство, но занимает хорошее второе или третье место. Ты классно водишь, говорю я. Бим кивает и спрашивает меня, не хочу ли я тоже попробовать, я тотчас же соглашаюсь, тут нельзя отказываться, мое согласие — сигнал, что я принимаю его занятие и его самого, и нет лучшего способа добиться от бунтарски настроенного подростка привязанности к предполагаемому суррогатному отцу, чем простота и искренность, — конечно, если они не преувеличенные. Единственное, что от меня требуется, — это показать себя немножко бестолочью в компьютерной игре, это, думаю я, надолго скрепит нашу дружбу с Бимом. Бим растолковывает мне, как надо пользоваться мышью: на газ нажимаешь левой клавишей, тормозишь правой, а правишь корпусом — одним словом, все делаешь мышью.

У меня дело пошло невероятно здорово. Иначе не скажешь. Через несколько кругов я вырвался вперед и на бешеной скорости мчался по аризонской пустыне, прошел уже несколько уровней, маленькая стрелочка в левом нижнем углу экрана указывает, в каком направлении надо ехать, чтобы выйти на следующий уровень, на дороге все время попадаются скалы и камни, кактусы и рытвины, а то и сочетание препятствий, и надо следить, чтобы не наехать на что-нибудь такое, что выбьет тебя из седла, важен также правильный расчет, чтобы хорошо приземлиться после прыжка, а прыжки бывают сумасшедшие, прямо-таки невероятные прыжки, однако они остаются в пределах реального и подчиняются естественным законам физики, например закону тяготения, все выдержано в духе реализма, но в то же время на грани фантастики, как говорится — larger than life, то есть больше, чем в жизни, это трудно выразить по-норвежски, получается не то, поэтому я и написал эти слова по-английски, чтобы как-то передать смысл. Без смысла — никуда. Оказывается, на компьютере я необыкновенно здорово управляюсь с мотоциклом, и мне это нравится, на Бима мои успехи явно произвели впечатление, и меня это радует, потому что я люблю производить впечатление, мне приятно, что Бим меня оценил, он предложил посоревноваться, и я побил его с разгромным счетом, потому что он несется очертя голову, лихачит, он еще не видит границ разумного риска; я понимаю, ом же не водил машину, ездил только на велосипеде, а я на чем только не пробовал, у меня есть машина и права, в которых записано, что я могу водить транспортные средства до трех с половиной тысяч килограммов, не забыть бы, кстати, вовремя возобновить документ до нового года, а то я ведь люблю водить транспортные средства весом до трех с половиной тысяч килограммов и не хочу лишиться этой возможности, я люблю водить легкие машинки, вроде этого гоночного мотоцикла на компьютере, я вообще люблю водить машины, и легкие, и тяжелые, так что этим, как видно, отчасти тоже объясняется, почему я так сильно расстроился, когда мою машину третий год подряд уволакивают на штрафную площадку, я огорчился, что остался без машины, потому что машина для меня вроде друга, и, может статься, я выбрал не то место в жизни, мне, может быть, надо было гораздо больше ездить, надо было работать водителем, мне, может быть, лучше было не брошюры писать, а стать гонщиком, ведь па машине с мощным двигателем можно проскочить мимо воды, как бы она там ни разливалась, а тебе хоть бы хны, проехал мимо — и все дела; еще одно преимущество мотоспорта состоит в том, что там пет никакой информации, есть только скорость, а скорость — это не информация, скорость — это эмоции, а не информация, скорость воспринимается другими мозговыми центрами, не теми, которыми воспринимается информация; когда ты мчишься по Аризоне на виртуальном гоночном мотоцикле компьютерной игры, да и на настоящем мотоцикле тоже, у тебя задействованы совсем другие центры, чем те, которые включаются в работу, когда ты трудишься над брошюрой; в общем, я попал не на свое место. Да что там свое — не свое! В жизни мы всегда что-то выбираем, и я выбрал брошюры. Хорошее состоит в том, что я получил свою долю той власти, которой владеют СМИ, это хорошая сторона, плохая же заключается в том, что я не могу так быстро ездить на машине, что я слишком много просиживаю за столом, еще сколько-то лет, и пойдут сердечно-сосудистые заболевания, пропади они пропадом, и пропади пропадом все болезни, потому что у болезней есть течение, и это течение все меняет, причем без гарантии, что ты когда-нибудь выздоровеешь. Это же только представить такую штуку — заболеть и не выздороветь! Что может быть хуже! Нет, это отвратительно, и к черту такую гадость, думаю я, мчась по компьютерной пустыне со все увеличивающейся скоростью и все увереннее управляя мотоциклом, пот какой я молодец, такой молодец, что Бим даже потерял дар речи, всех соперников я оставил позади, они безнадежно отстали и навсегда потерялись из виду, я совершаю фантастические прыжки, приземляясь на склоне или у подножия холмов, приземление надо заранее рассчитать, а Бим этого не делал, он просто прыгал как придется, наудачу, а от удачи зависит жизнь, неудача означает смерть, а Биму горячая голова не дает хорошенько рассчитать расстояние и скорость, как делаю я, для него гонка уже несколько раз кончалась смертью, тогда как я в общем и целом остаюсь в живых, в живых остаться лучше, чем умереть, хотя я не имею ни малейшего представления о том, каково это — быть мертвым, зато хорошо знаю, что оставаться в живых — это о'кей, и хотя в компьютерной игре ты умираешь всего на три-четыре секунды, в этом нет никакой радости; как писали во время одной кампании за безопасность дорожного движения, когда я сам был подростком: быть мертвым не достижение; действительно, быть мертвым не радость и не удовольствие, с тех пор я крепко усвоил, как важно оставаться живым, потому что быть мертвым — это не достижение, и заодно напоминаю себе, что до нового года надо будет возобновить права на вождение тяжелых машин.

Тем временем Бим заснул прямо на стуле. Измотался, бедняга, укатала его собственная посредственность и мои успехи, вот уж действительно, нет ничего более изматывающего, чем собственная посредственность на фоне чужого успеха, я принимаюсь объяснять ему, что не бывает так, чтобы все выигрывали, в том-то и соль соревнования, что один его обязательно проигрывает, а другой выигрывает; для того чтобы кто-то выиграл, кто-то должен проиграть, в этом, мол, вся штука; но никто меня не слышит, Бим спит, так и хочется сказать — спит богатырским сном, только Бим не богатырь, а тщедушный мальчуган, и этот мальчуган сейчас спит. Я беру его на руки, перекладываю на постель и укрываю одеялом; чем же мне теперь, думаю, заняться; времени только два часа ночи, и до прихода Сестры еще несколько часов; поиграть, что ли, еще немного, никто же не увидит — Бим не увидит, потому что он спит, Сестра тоже не увидит, а вообще-то какое мне дело, увидит это кто-то или не увидит, — я взрослый человек, работник СМИ, обладаю властью, которую дает принадлежность к этой сфере, а тут раз в кои-то веки и вода не течет, так почему бы мне не поиграть. Только, пожалуй, надо сменить трассу, аризонская трасса слишком легкая для такого чемпиона, как я, надо выбрать другую, чтобы было где развернуться; пощелкав мышью, я нашел наконец такую игру, в которой соревнования ведутся сразу по нескольким видам спорта, ведутся в течение целого сезона, и где предлагается множество различных трасс. Компьютер спрашивает, как меня зовут, и я вписываю ответ — Ньяль, затем он спрашивает, готов ли я к очередному заезду, трасса очень сложная, предупреждает компьютер, она требует большого умения; я выбираю самый трудный из всех уровней трудности, обозначенный словом «hard»[12], нажимаю на клавишу «hard», написано по-английски, но я понимаю, я знаю языки, кроме финского, в финском я ни гугу, да и кто знает финский, кроме самих финнов, чудной народ финны. Я выбираю «hard» и мотоцикл — отличный красный мотоцикл с объемом в несколько сот кубических сантиметров — и стартую. Гонка начинается в Центральной Америке. Со мной соревнуются девять гонщиков: Поль, Арнольд, Джейсон, Сильвестр, Герман, Сквидо, Джим, Макс и Трикстер. Большинство из них мне даже в подметки не годится, но Арнольд и Сильвестр оказываются на высоте, против них мне поначалу пришлось поднапрячься; должно быть, это потому, что я выбрал «hard», подумал я, по о другом не могло быть и речи, иначе я победил бы шутя; впрочем, с Джейсоном тоже надо держать ухо востро, хотя он немного похож на Бима, тоже отчаянный и бесстрашный, чересчур бесстрашный, потому что не знает края, ему бы немножко осторожности, тогда бы этот Джейсон не падал так часто, а за каждое падение ты пропускаешь несколько секунд, я ценю эти секунды, потому что тогда я догоняю соперника и скоро оказываюсь впереди, вот я уже обогнал Джейсона и Сильвестра и еду по местности с субтропической, а может быть, даже и тропической растительностью, тут я не очень разбираюсь, во всяком случае здесь растут пальмы и папоротники, кое-где попадаются кактусы, а местами разбросаны пирамиды, построенные инками, хотя, может быть, и не инками, а майя или ацтеками, надо будет потом вникнуть в этот вопрос, вперед» меня только Арнольд, и, как я замечаю, он лидирует с большим отрывом, а нам остается всего лишь два круга, кончается первый заезд, и мне ужасно не хочется оказаться вторым, я хочу выигрывать с самого начала, и я начинаю выкладываться, как только могу, иду на риск и выкладываюсь полностью, и вот на последнем круге, незадолго до финиша, я настигаю и, подпрыгивая на стуле, обгоняю Арнольда; Арнольд явно не ожидал, что я его обойду, Арнольд — часть игры, он запрограммирован и сконструирован как хороший гонщик, но у него есть недостатки, программисты позаботились о том, чтобы он не стал совершенством. Кто может быть совершенством! — так скорее всего думали программисты. А я как раз и пользуюсь его недостатками, промашками, которые он иногда допускает, я сам допускаю промашки, но не так часто, как Арнольд, и вот я его обошел и выиграл заезд, я оказываюсь первым в таблице, и статистика говорит, что я — победитель, Ньяль — победитель; мало того — по статистике получается, что я показал также самую высокую скорость на одном из кругов, и я выиграл двадцать тысяч долларов, виртуальных долларов, долларов, которые я никогда не получу в действительности, но в виртуальной действительности они мои, я уже чуть было не сказал: «Как хочу, так и потрачу», но, оказывается, часть денег уйдет на ремонт, а часть на медицинское обслуживание, потому что участие в мотокроссе неизбежно связано с мелкими или серьезными травмами, но все-таки у меня остается более восемнадцати тысяч долларов, и это неплохо, совсем неплохо за какие-то десять—пятнадцать минут езды на мотоцикле, правда очень жесткой езды, так что это все-таки честно заработанные деньги, а курс доллара нынче как раз высок, восемнадцать тысяч долларов — это хороший выигрыш. Но вот уже начинаются новые гонки, на этот раз по Северной Америке. О'кей, «give it to me», говорю я мысленно, ведь я готов, я же выиграл предыдущие гонки, я полой энергии и могу повторить свой успех столько раз, сколько понадобится, чтобы стать абсолютным победителем, а вода давно оставлена позади, мы умчались от нее, она даже опомниться не успела. Второй заезд дает мне большее чувство удовлетворения, чем первый. Он сложнее, но зато и удовлетворение больше. Трасса проходит рядом с каменным карьером, по дорогам ездят гигантские грузовики, наш путь в нескольких местах пересекает железнодорожную линию, а по ней ходят поезда, длинные товарные составы, поэтому первый и второй круг я использую, чтобы приноровиться к условиям местности, ознакомиться с трассой, и в результате оказываюсь па восьмом месте, но я не позволяю себе горячиться и думаю, что я еще догоню остальных, и вот я делаю рывок, выхожу из стартового уровня, поворачиваю немного направо и, проехав около километра, попадаю на новый уровень, тут сразу срезаю поворот, направляюсь вверх по склону холма, перескакиваю через поваленный ствол и на полном ходу влетаю на следующий уровень, левый поворот, снова вверх по склону, в гигантском прыжке переношусь на другую сторону гряды, скатываюсь вниз и тут вижу Германа и Джима, они валяются в пыли и не торопятся снова сесть на мотоциклы, — должно быть, сильно расшиблись, думаю я, проносясь мимо вдоль железнодорожной линии, опять новый уровень, жму на газ, направляя машину в нужную сторону, взлетаю на высокий утес, совершаю гигантский прыжок метров так в сто — сто пятьдесят, приземляюсь несколько правее намеченного места на плато, откуда снова перехожу на новый уровень, проскакиваю его на полной скорости, ловко избежав столкновения с тяжеленным грузовиком, который неожиданно выскочил на переезде, резкий скачок вниз, оставляю позади Джима — он, бедняжка, опять, видно, переоценил свои возможности и упал вниз головой в заросли каких-то экзотических кустов, новый уровень — езда через перевал, через горное ущелье, или как там оно называется, тут надо следить, ни па миг не ослабляя внимания, на дороге сплошные ухабы, меня так и швыряет из стороны в сторону, при такой скорости я рискую пролететь мимо перехода на следующий уровень, но нет — вписался точно, въехал куда надо и оставляю позади Поля, который, похоже, потерпел аварию, он уже снова на ногах, но скорость у него в несколько разменьше моей, так что я обгоняю его, прежде чем он успел собраться, но теперь надо осторожно выбирать скорость, потому что впереди резкий поворот налево и спуск в котловину, где опять попадаются тяжелые грузовики, но я избегаю столкновении и при переходе на следующий уровень иду уже третьим, впереди остается еще два круга, так что я непременно выиграю и снова получу доллары, которые суммируются с предыдущими, вот я и разжился долларами, и неплохо разжился, но тут вдруг я почувствовал, что и победа, и деньги перестали быть для меня главным, главное — это наша дружба, спайка с остальными ребятами, ради нее-то я и готов продолжать это дело, думаю я, мы с ребятами ездим по всему свету и круглый год участвуем в мотокроссах, мы летаем на одном самолете, а с Арнольдом у нас далее установился хороший приятельский тон, немного грубоватый, но в то же время теплый, и нет, наверное, таких вещей, о которых мы не могли бы с ним говорить, мы уверены, что можем положиться друг на друга, непрестанные соревнования сильно давят на психику, немногие знают, как изматывает это давление, а вот эти ребята знают, нам привычно это ощущение, и все вместе мы отличная команда. И вот наконец, после бесконечного множества ландшафтов, и трасс, и часов, мы вдруг попадаем на трассу, где я чувствую, что вернулся домой, внезапно она открылась передо мной, я этого не ожидал, но вот она тут, и, выехав на нее, я ощущаю такое душевное волнение, что оказываюсь не в состоянии держать гоночный темп, до того я растроган, я чувствую себя прежним, тут все так, как было в окрестностях летнего домика, которым владела моя семья, когда я был маленьким; цепочки холмов, поросших хвойным лесом, просторы, открывающиеся с вершин, и протянувшаяся вдалеке горная гряда, все совсем как тогда вокруг летнего домика, солнце точно так же озаряет склон холма, точно так же ложатся тени, мне кажется, что я узнаю отдельные деревья и запахи, я узнал этот запах — запах подтаявшего снега, влажный запах весеннего леса и свежего воздуха, и токование тетеревов на рассвете; это выше моих сил — снова очутиться здесь вместе с друзьями-мотоциклистами, показывать им мои родные места, все это великолепие; я останавливаю мотоцикл и целиком отдаюсь во власть своих переживаний, а они продолжают делать круг за кругом; я подумал, что могу потом отменить эту игру и начать ее по повой, тогда я все равно выиграю, вот только приду сначала в себя, однако стоило мне еще немного постоять, как снова хлынула вода, вода меня настигла, и оказалось, что в игре тоже присутствует вода, а я-то уже было поверил, что игра водонепроницаема, но тут меня одолела ностальгия, а ностальгия — это вода, обыкновенно мне удается не давать воли ностальгии и другим чувствам не давать воли, но теперь уже поздно, она уже тут, ностальгия завладела мною со страшной силой, а ребята, поди, и не догадываются, что происходит, просто видят, что я остановил мотоцикл и стою на дороге; может быть, они подумали, что у меня неполадки с мотором: а что еще они могли подумать, я же лучший гонщик, всегда побеждаю, а тут вдруг стал и стою, и вокруг меня поднимаются воды, потому что меня захватила ностальгия, я вспомнил былое, затосковал, а так я ведь обычно не подпускаю эти чувства, я подавляю их, а тут вот не удержался, подпустил их к себе, не подавил, на какой-то краткий миг утратил бдительность, и этого оказалось достаточно, я забыл держать защиту, а о ней никогда нельзя забывать, это опасно для жизни, потому что, едва забудешься, тут тоска и нахлынет со всей мощью, воспоминания накатят гигантской волной и обрушатся водопадом, и вот они уже залили пес вокруг, случилось то, чего я любой ценой стараюсь избежать; садясь за эту игру, я был так уверен, что тут уж воспоминания и тоска ни в коем случае меня не настигнут, я нарочно решил играть, вместо того чтобы спать, ведь тот, кто не спит, не видит снов, тот, кто занят компьютерными гонками, не видит снов, а тому, кто не видит снов, не приснится вода, и вот вода здесь, и это гораздо страшнее, чем бывает во сне, я стою по колено в воде, а она все прибывает, разливаясь по местности, которая так похожа на ту, где стоял наш летний домик, когда я был маленьким, я вернулся сюда впервые за много лет, но домика не видать, да он уже и не наш, и семья уже не семья, она изменилась, и черт бы побрал эти семьи, которые перестают быть семьями, не знаю, как еще сильнее выразиться, — одним словом, черт бы все это побрал, думаю я и не могу сдержать слез; что же это делается, думаю я, вы только посмотрите на меня — я же лучший и самый удалой гонщик из всех мотоциклистов, доказавший в бесчисленных соревнованиях свою выносливость и трезвую расчетливость, и вот я стою и плачу, как мальчишка, как ребенок, которого вдруг одолела тоска по родному дому, потому что местность и солнечный свет на склоне холма внезапно напомнили ему то, чего никогда уже не вернешь, — домик, который никогда не вернется, семью, которая никогда не вернется, дедушку с бабушкой, которые никогда не вернутся, бабушку, которая в день 17 мая всегда угощала колой, и вот кола как была, так и осталась, и 17 мая как было, так и повторяется каждый год с чистыми улицами, а бабушкина кола и бабушкино 17 мая уже никогда не вернутся, и сама бабушка не вернется, а я любил ее, любил же, и мир ее праху, да и не надо мне, чтобы непременно то же самое снова вернулось, потому что это невозможно, и я понимаю, что невозможно, но я хочу домой, я хочу домой во что бы то ни стало, а дома уже нет, нигде нет у меня дома, и в этом источник страдания, это и есть то самое, откуда берется вода, ее источник в том, что всюду дом и нигде нет дома, что домой невозможно вернуться, потому что вернуться — значит научиться жить без него.