Ромео для балерины - Светлана Леонидовна Швецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ирина Сергеевна, спасибо! В Вашем присутствии здесь больше нужды нет, я вполне здорова и справлюсь сама. Вызовите такси, я оплачу проезд.
Когда Наумов позвонил в садик предупредить, что Лея на две недели уезжает с бабушкой отдыхать, голос его дрожал. Воспитатель выудила у него причину внезапного отъезда девочки. Ирина Сергеевна поняла, что это – её шанс, один на миллион.
Наумов был мужчина, о котором можно только мечтать. Во-первых, на него было приятно смотреть: он не расползся, как другие мужики после 30 лет. Фигура – не как у юноши, мужская, но хоть сейчас на подиум: раза три в неделю точно в тренажёрке пашет. И одет всегда со вкусом, к месту. Во-вторых, мозги – дай Бог каждому: интеллектуал, умница. Поэтому и бизнес у него прёт. В городе его даже не уважают – обожают! Соберёт таких же состоятельных, как он: то в доме престарелых ремонт сделают, то детей-сирот на море отправят. А ей уже 30 лет, и на горизонте никого… Поэтому после его звонка она посмотрела в журнале адрес Леи и поехала. Поддерживать и помогать.
Помогать так и не получилось: Елена Николаевна прекрасно собрала внука Сашку и Лею сама, очень странно на неё посмотрела, но ничего не сказала. Поддерживать тоже особо не удавалось. Она рассчитывала, что Александр Николаевич поделится с ней своим горем, выговорится, она его выслушает, утешит… Он лишь поблагодарил её за участие, а так как было поздно, предложил остаться переночевать в комнате для гостей, где она и осталась. Сам же заперся в кабинете и не выходил из него два дня. Всё шло не так, как она предполагала. А теперь ещё вернулась его красавица-жена, которая даже после больницы выглядела куда лучше неё… Ирина Сергеевна покидала дом Наумовых крайне разочарованная.
Закрыв дверь за непрошенной гостьей, Дарико вымылась, привела волосы и лицо в порядок. Убрала бутылки из кабинета, сварила крепкий куриный бульон, постелила салфетку и поставила тарелку перед мужем.
– Саш, Саша, – потрясла она его за плечо. – Надо поесть, печень и желудок не железные…
Он поднял голову со стола, посмотрел на неё тёмными глазами, не понимая: мерещится она ему или действительно стоит рядом.
– Бульон поешь с хлебом, говорю. И давай уже завязывай…
Наумов горько усмехнулся, взял ложку и начал есть. Дарико села на стул неподалёку.
– Ещё будешь?
– Спасибо, сыт.
– Лея когда вернётся?
– Через две недели.
Дарико вздохнула:
–И ты две недели собираешься квасить?
– Это моё дело.
– Понятно. Значит, горе у тебя у одного?
Сашка поднял не неё взгляд: роскошна и красива, как всегда.
– Похоже, да… – потом помолчал и горечью добавил. – Хочешь – поезжай к своим лошадям, теперь уже можно скакать верхом: ничто не мешает…
Губы Дарико задрожали:
– Саш, не надо со мной так!
– А как?!
– Мне ведь тоже больно…
– А сыну? Ему не было больно, когда он умирал?!
Дарико встала, её била дрожь.
– Прости, что не умерла вместе с ним! – бросила она в лицо мужу и вышла.
Потом зашла к себе в комнату, собрала документы, пластиковые карты, деньги, какие-то бумаги. Достала чемодан, быстро уложила необходимые вещи. Достала шкатулку с драгоценностями, сняла серьги, кольца, положила в шкатулку. Вынула памятное Сашино кольцо и только его надела на палец рядом с обручальным. Шкатулку поставила обратно в шкаф. Очень тихо спустилась вниз, села в машину и поехала в "Радугу".
* * *
Наталья Петровна и Дарико стояли у Снежинки. Дарико прижалась к ней и тихо плакала.
– Снежка-то как всё чувствует! – поразилась Наталья Петровна. – Ты уезжаешь – она сама не своя.
– Вы же объясните ей всё? – тихо спросила Дэри. – Ну и по уходу… Найдёте кого-нибудь? Я звонить буду, деньги пришлю…
– Да уж не бросим! – успокоила хозяйка клуба. – За лошадь не беспокойся, правда. Куда едешь-то?
– В Германию.
– А потом домой?
– Всё будет зависеть от того, что мне там скажут… – грустно ответила Дарико. – Ладно, Снежинка, давай прощаться. Хорошо воспитывай Фарика. Я очень люблю тебя, но мне надо уехать!
Дарико поцеловала лошадь в морду и вышла, Снежинка жалобно заржала.
Через три часа она уже смотрела в окно самолёта, прощаясь с Москвой и с Россией.
* * *
Дарико сначала хотела поселиться в отеле, чтобы не стеснять Байеров, но те ничего и слышать не хотели об отеле.
– Ты что, нас праздника лишить захотела?! – обнимая подругу, выговаривала Лера. – Ты мне эти барские замашки брось! У нас поживёшь, не каждый день такое счастье выпадает: с земляками пообщаться. Здесь это такой дефицит – простое душевное общение! Начинаешь ценить только, когда Россия-матушка далеко.
Потом она заметила затаённую грусть в уголках губ и красивых восточных глазах Дэри, но промолчала. После ужина и чаепития в честь гостьи Валерия утащила Дарико в свою комнату и посадила в плетёное кресло.
– Вот теперь нам мужики не помешают, рассказывай.
– Что рассказывать? – улыбалась Дарико.
– О чём душа плачет. Я тебя не первый год знаю, можешь не прятаться. Что-то связано с Наумовым или с дочкой? На другое бы ты наплевала с высокой колокольни.
Дарико утвердительно кивнула.
– Ничего не скроешь от тебя, Лерка. Ты, как всегда, права.
И она всё рассказала подруге. Лера просто молча обняла Тураву и заплакала. Так они посидели минут десять.
– Я завтра иду с тобой, – решительно объявила Валерия.
– Спасибо, душа моя, но лучше я одна. Только не обижайся.
–Точно помощь не нужна, или ты стесняешься меня напрячь?
– Точно, Лерочка. Мне так легче, правда.
– Ну, ладно. Покажи мне фотографии Леи, – перевела тему разговора Лера.
И они начали листать фотографии в телефоне Дарико.
* * *
Клиника действительно впечатляла. Два дня Дарико обследовали самым тщательнейшим образом. Наконец её вызвал врач примерно её возраста, обходительный и внимательный. Дарико видела, как он силится что-то ей сказать и не может собраться с духом.
– Говорите уже, доктор, – готовая услышать жестокую правду, начала разговор Дэри. – Обещаю, истерики и сцен не будет. Я… больше не смогу иметь детей?
– Мне искренне жаль, – обронил он. – Но факты – вещь упрямая: ни малейшего шанса… Очень-очень жаль, что судьба настолько немилосердна к Вам. Безумно жаль: Вы так молоды и так красивы! Показать Вам документы?
У Дарико потемнело в глазах, но она ни на секунду не выказала этого. Потом