Смерть на каникулах. Убийство в больнице (сборник) - Джозефина Белл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но забора не было. Бассет озадаченно шарил руками в воздухе, и тут в лицо полыхнул яркий луч мощного фонаря, заставив Бассета отшатнуться обратно в мокрые листья.
– Эт-та еще что такое? – прозвучал чей-то голос с хорошо знакомой интонацией.
Луч соскользнул вдоль живой изгороди, и Лайонел Бассет в отчаянии увидел, что вышел на заднюю аллею примерно в шести ярдах от ворот. Тропа, которую он только что оставил, проходила сквозь проем в изгороди чуть поодаль, справа. По ту сторону аллеи шла такая же изгородь, симметрично обрамляющая въезд.
Он молча проклял собственную глупость. В своем стремлении избежать бессмысленного блуждания в темноте, уверенный в правильности направления, он шел избранной тропой, и она, как положено хорошей тропе, неизбежно привела его из одного важного пункта в другой. И ничего уже было не сделать. Для него игра закончилась.
– Вернитесь лучше в музей, – сурово сказал полицейский, беря его за локоть и вынимая дубинку.
– Да, конечно, – промямлил Бассет.
Инспектор Митчелл, дремавший под одеялами, легко вскочил и неприязненно оглядел пойманного.
– Я знал, что это будете вы, – лаконично сказал он.
Лайонел Бассет промолчал.
– Я арестую вас за попытку сбежать и за подозрительное поведение, – продолжил Митчелл. – И прикажу немедленно обыскать.
Через несколько минут благодаря умелым действиям двух помощников все имущество Бассета перекочевало на стол инспектора. Митчелл оглядел эти предметы и заглянул в свой потрепанный кожаный блокнот.
– Сколько у вас здесь денег? – спросил он.
Бассет проглотил слюну, побледнел, задрожал и был вынужден опереться на стол.
– Я… я не знаю, – хрипло прошептал он.
– Должны примерно знать. Вы же не миллионер. Сюда вы приехали в конце недели. У вас оставались бумажные деньги?
– Н-нет. Было где-то шиллингов шесть серебром.
– Отлично. Какое у вас жалованье?
– Три фунта в неделю.
– Которое вы получили вчера вечером в антракте спектакля.
Инспектор вытащил банкноты из бумажника и разложил на столе. Их было четыре. Одну он взял в руки:
– У вас в бумажнике четыре банкноты, и номер вот этой совпадает со вторым номером из тех, что утратил мистер Уорвик. Удачно вышло, что свои деньги он получил в банке в пятницу утром – новенькие бумажки с номерами подряд, и первая еще у него. На этой, как я только что сказал, следующий номер. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Это подстава! – заверещал Бассет, вдруг теряя над собой контроль, и заколотил кулаками по столу. – Я ничего не брал, они все думают, что это я, они все это сами, будь они прокляты, прокляты! Они меня терпеть не могут! Это они вам сказали, а вы поверили! Я не брал эту бумажку, я вообще ничего не брал! Богом клянусь! Это же подстава, как вы не видите?
– Поедет в Стэнхерст, – сказал инспектор Митчелл своим констеблям. – Уведите.
Воскресенье
Глава 10
Воскресным утром Алистер Уинтрингем проснулся рано и с чувством, что чего-то достиг. Он вспоминал счастливое окончание матча с отцами и лежал, закрыв глаза, перебирая моменты славной победы. Но вскоре до его чутких ушей донесся скребущий звук. Подняв голову с подушки, он оглядел дортуар. Пятеро спали, а шестой, Бонзо Тейлор, свешивался с кровати, засовывая репейник в тапки ближайшего соседа.
– Эй! – свирепо прошипел Алистер. – Ты что делаешь?
Преступник, от неожиданности потерявший равновесие (он-то был уверен, что префект дортуара крепко спит), свалился на пол. Кто-то из спящих заворочался, нечленораздельно мыча.
– Доставай, что там у тебя, – скомандовал Алистер.
Бонзо вытащил репьи и угрюмо выложил их возле постели префекта.
– Теперь в кровать, и чтоб тихо было! – велел Алистер. – Даже читать можно только через полчаса.
И снова в дортуаре воцарился покой. Алистер перевернулся на другой бок и уставился в окно, на светло-голубое небо. Когда он ложился спать, шел сильный дождь, но сейчас, ранним летним утром, сквозь едва заметные облачка светило солнце. Если немного повезет, день будет отличный. Планировался пикник, изначально с участием дяди Дэвида и тети Джилл, но они не приедут. Интересно, как там у дяди Дэвида. Он уже понял, кто из актеров убийца? Алистер вместе со всей школой склонялся к тому, что это скорее всего Джайлс Дорбери. Он старше остальных артистов и крепко сбит, вполне может нанести удар с необходимой силой. А в «Двенадцатой ночи» играл Антонио, и суровые манеры морского капитана произвели на школьников сильное впечатление.
Размышления Алистера прервало падение на пол тяжелой книги. Это был толстый том «Черного красавчика», принадлежавший Кокеру-самому-младшему, чьи перепуганные круглые глаза выглядывали из-за одеяла. Алистер посмотрел на часы. И в этот момент прозвенел восьмичасовый колокол. Младший из Кокеров со вздохом облегчения подобрал свою тяжелую драгоценность и стал ее читать.
Алистер тоже раскрыл книгу, но без особой надежды. Полчаса на чтение в кровати воскресным утром были удовольствием, пока символ власти еще не выделил его из общего стада. А сейчас его скучная обязанность – усмирять тех, кого не развлекает литература, а это время – тяжелая нагрузка на освеженные мозги и ничем не занятые руки.
– Бонзо, тихо. Читать, что ли, не можешь?
– Я не хочу читать эту книгу.
– Зачем тогда ты ее принес? В библиотеке пятьдесят тысяч других книг, которые можно было взять. Тихо, кретин! Больно же!
– Дай сюда, – устало велел Алистер.
Подвязка, намоченная в кувшине с водой и запущенная в голову соседа, была принесена Тейлором и положена рядом с репейниками.
На несколько минут наступила тишина, вскоре прерванная звонким ударом с другого конца спальни.
– Это что еще? – спросил Алистер, не поднимая глаз от книги.
– А почему он свою не берет? Нечего ему в мою лезть. Читает медленно и мне не дает страницы переворачивать.
– Если будешь так перегибаться к соседней кровати, обязательно упадешь, – холодно сказал Алистер. – Ты действительно идиот, Сомерс.
– А он меня толкнул!
– Сам напросился, когда к нему полез. Он хочет читать свою книгу.
– Уинтрингем, мне надо что-то сказать, – тихо начал Брюс Притчард.
Его кровать стояла рядом с кроватью префекта дортуара. Он только что проснулся и сразу вспомнил о своей проблеме.
– Я вроде бы читаю. То есть пытаюсь читать, – буркнул Алистер. И тут же добавил, когда Притчард послушно замолчал: – Ну говори уже.
– Я не знаю, что должен делать, – взволнованно сказал Притчард.
Он описал свой вчерашний эксперимент и его успешный исход. Дилемма стала ясной.
– Ух ты, – произнес Алистер. – Не представляю даже, как тебе лучше поступить.
– Думаешь, стоит рассказать твоему дяде?
– Попробуй. Я пытался с ним вчера связаться, но Гермиона не смогла уговорить его прийти. Не очень-то она умная девочка, честно говоря.
Они шепотом обсудили проблему во всех ее аспектах, причем Алистер параллельно пресекал спорадические попытки нарушить порядок, а Кокер-самый-младший тем временем водил мизинцем по строчкам, следя за приключениями вороного жеребенка. Когда прозвенел звонок одеваться, было решено после службы в церкви подойти к дяде Дэвиду и посвятить его в тайну Притчарда.
Набравшаяся возле кровати Алистера горка предметов, обогащенная парой подтяжек, несколькими расческами и целой кучей подвязок, была рассортирована и распределена по владельцам. После этого обитатели дортуара поднялись, умылись и снова втиснулись в итонские костюмы.
Церковный колокол еще звонил, когда мистер Скофилд явился в музей. Инспектора Митчелла он нашел снаружи: тот смотрел, как приезжают родители на переднюю аллею.
– В детстве, – сказал инспектор, – я учился в пяти разных школах. Мои родители вечно переезжали, не знаю уж почему. Работал отец в Сити, так что мотались мы по пригородам. Все они были одинаковы – дома и лавки, некоторые здания перестроены под две или три квартиры, и все районы, в которых мы жили, походили на горошины из одного стручка. Но для меня это означало пять перемен жизни. Я никогда не был по-настоящему оседлым, как вот эти молодые люди. Для них не имеет значения, если их родители переедут в другой дом. А для меня имело, это была некоторая неприкаянность. Наверное, поэтому я пошел работать в полицию. Отец был категорически против; мать считала, что для меня это крах. Но я к тому времени привык к неприкаянности и надеялся, что она не даст мне закиснуть, не даст угаснуть интересу. Ну конечно, работа в основном рутинная, но засиживаться на одном месте не приходится. – Он резко обернулся к мистеру Скофилду: – И вы ведь тоже не засиживаетесь. Вам это нравится?
– Я этого терпеть не могу, – медленно выговаривая каждое слово, ответил мистер Скофилд.
– Это я предполагал. Но детей вы любите, верно?
– Когда-то я так считал.
– Зайдемте. У меня есть что вам сказать.