Исполняющий желания - Вячеслав Шалыгин

Немного придя в себя, отправился в повторный обход: мне требовался либо транспорт, либо ночлег, поскольку пешим порядком добраться до соседнего поселения я не успевал, а топать по темноте было рискованно. И вот на этом втором круге я вдруг разглядел то, что загадочным образом прошло мимо, когда мы объезжали деревню на санях – еще одну избу. Стояла она на отшибе, но даже издалека было видно, что в ней живет кто-то, способный не только стоять на ногах, но и соображать. Снег у ворот был вычищен, из трубы поднимался уверенный дымок, а в окошке играл отсвет керосиновой лампы.

Без лишних колебаний я направился к избе. Калитка была не заперта, собаки во дворе не оказалось, входная дверь подалась сразу. Это порадовало. К вечеру мороз окреп, и я успел изрядно промерзнуть.

В сенях обмел веником валенки и вошел в избу.

И там мне сразу же стало тепло и уютно. Приятные запахи, богатая, по деревенским меркам, обстановка, чистота и порядок приятно удивили. А когда навстречу вышла хозяйка, рыжеволосая синеглазая красавица лет двадцати пяти, у меня возникло чувство, что я дома. Такой удивительно приятной и, словно магнит, притягивающей взгляд женщины я еще не встречал. Мне сразу же захотелось остаться с ней навсегда и выполнять любые ее прихоти. Вот так. На любовь с первого взгляда это не походило, но мне было не до размышлений о чувствах. Я разулся, скинул тулуп, бросил на сундук справа от двери шапку и уселся прямо на нее.

– Что ж ты сел у порога, как неродной? – улыбнувшись, спросила женщина.

Голос у нее был глубоким и приятным настолько, что защемило сердце.

– Не знаю, – только и сумел я промямлить в ответ.

– Садись к столу, – она указала на стул у покрытого кружевной скатертью стола. – Чай будем пить.

– Как тебя зовут?

– Агафья…

Я плохо помню первые дни нашего знакомства. Сначала был чай, потом какие-то задушевные разговоры, банька, в которой Агафья сначала отменно пропарила меня веником, а потом скинула длинную рубашку, распустила волосы и…

Не буду об этом. Что запомнилось, то запомнилось и уже не забудется, а бумаге это знать ни к чему. Напишу одно: я был самым счастливым человеком на свете. Влюбленным, как малолеток, и довольным, как сытый кот. Ничего мне не было нужно, кроме как держаться за подол Агафьи, ловить каждое ее слово, каждый вздох и тонуть в ее глазах. И если до встречи с ней я в обязательном порядке смотрел перед сном на Чинтамани, то теперь напрочь позабыл о нем, а вспомнил примерно через неделю, когда Агафья ненадолго ушла из дома.

Теперь-то я понимаю, что камень специально не давал о себе знать, ощущая опасность, а тогда лишь с удивлением осознал, что впервые за семь лет не прикасался к Сокровищу целую неделю.

А когда открыл потайное отделение планшета, удивился еще раз, поскольку мой талисман изменился. Прежде кристалл был прозрачным, с легким, едва заметным красноватым отливом, а теперь сделался серым, словно вода в весенней реке, и мрачным, как будто недовольным.

Я взял его в руку, привычно ощутив прилив сил, и неожиданно увидел все вокруг в новом свете. А точнее – в настоящем свете. Увидел, что изба Агафьи не такая уж чистая и уютная, что в ней холодно, мало света и пахнет не так приятно, как мне казалось до сих пор. Но главное, я увидел свое отражение в кристалле.

Увидел и не узнал себя.

Я попытался отыскать зеркало, но не нашел – в избе не было ничего подобного, даже какой-нибудь блестящей вещицы. На столе стоял медный самовар, однако бока его покрывала густая зелень. Я порылся в сумке, извлек бритвенный набор, но зеркальце из него пропало. Посмотреться в лезвие бритвы тоже не удалось, оно почернело, словно вороненая сталь. Осталось заглянуть в кадушку с водой, но она оказалась пуста.

Тогда я вспомнил о часах. Мой любимый золотой «Брегет» не поддался загадочной порче, как прочее имущество, по-прежнему блестел, но отражение в нем было неясным. Мне удалось разглядеть лишь двухнедельную щетину и общие контуры лица, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что я сильно исхудал.

Я посмотрел на Камень, и перед внутренним взором промелькнул мой приезд в деревню, встреча с чумными мужиками и хворыми бабами, знакомство с Агафьей… Я увидел, как растаял перед ее чарами, сделавшись ручным зверьком, безвольным и послушным, из которого она день за днем высасывала жизненные силы. И еще увидел настоящую Агафью – некрасивую бабу в грязной одежде, постоянно шепчущую что-то себе под крючковатый нос и парализующую все живое одним лишь своим появлением. Короче говоря – ведьму.

«Меня захватила ведьма!»

Я быстро оделся, обулся и сунул часы с кристаллом в карман. Подпоясавшись ремнем, прицепил портупею, расстегнул кобуру, положил «маузер» на стол и уселся сам. Страх перед ведьмой, сумевшей навести порчу на целую деревню, гнал меня прочь, но самоуверенность сотрудника ГПУ, смешанная с верой, что меня защищает Чинтамани, заставляли довести дело до конца. Дело не для протокола, в отчеты его не впишешь, однако я знал, что обязан очистить деревню от заразы – это мой революционный долг.

Агафья вернулась через час, пошумела в сенях, распахнула дверь, да так и замерла на пороге, вперившись в меня маленькими глазенками.

Я молчал, держа руку на пистолете, и потому ей пришлось начинать разговор самой:

– Знала, что ты один из нас, – заявила женщина скрипучим голосом, напоминающим воронье карканье. – С первой же минуты поняла, что мы дальняя родня.

– Я сирота, – мой голос был твердым, как сталь, я даже сам удивился.

– С нами так часто. – Агафья медленно двинулась к столу. – Подкидывают, чтобы никто не догадался, какой мы крови.

– И какой же?

– Древней. – Ведьма сделала шаг к столу, но остановилась, увидев, что я приподнял «маузер». – Древней крови… колдовской.

– А если без мистики?

– Не получится без мистики, я ведь правду говорю. И ты знаешь, что не вру я, нутром чуешь, кровь тебе подсказывает.

– Никаким колдуном я никогда не был. Я чекист…

– Так ведь не призвание это, – перебила меня Агафья, – просто служба. Родовой дар по крови передается от родителей детям, от колдунов к ведьмам. Вот потому и сказала тебе, что родня мы дальняя. Не веришь, загляни в себя, вспомни жизнь свою. Много странного было? Чего хотел, добивался? А всегда ли через работу беспросветную? Может, от великого желания что-то с неба падало? Или враги самые окаянные вдруг отступали, а то и помирали внезапно, без внятных причин. Бывало такое?

– Бывало, но я думал, что это… не моя заслуга.

Да, я сболтнул лишнего. Но тогда я еще не понимал, что можно говорить, а что нельзя. К тому же я был поражен. Агафья говорила о том, о чем я и сам частенько задумывался и чему не мог найти разумных объяснений.