Государи и кочевники. Перелом - Валентин Фёдорович Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айша тоже побаивалась моряка, но еще больше собственного мужа: разговаривала с Надей, выглядывая из кибитки. Мичман понял комичность положения, хлопнул старшину по плечу и направился к укреплению. Крикнул, отойдя:
— Ладно, Меред, завтра приду, как договорились!
XXIV
О приближении скобелевского отряда дала знать плотная желтая завеса пыли, расплывшаяся по всему горизонту со стороны моря. И лишь спустя час показалось вдали войско, растянувшееся на две версты. Мичман надел белый китель, новую фуражку и отправился к аульчанам, которые уже стояли на берегу Атрека и тревожно вглядывались в даль.
— Ну что ж, ждать нечего, — сказал Батраков и первым вышел на дорогу.
Аксакалы, в числе которых был и Меред, последовали за моряком. Старшина держал на вытянутых руках лежащий на полотенце теплый, только что испеченный чурек и солдатскую солонку, доверху наполненную солью. Чабан по ту сторону реки тихонько погнал небольшую отару овец; голов на пятьдесят, в том же направлении, куда отправились аксакалы.
Скобелевский отряд подходил к Яглы-Олуму медленно. Два дня пути по пескам и такырам начисто утомили солдат. Впереди, сгибаясь под медными трубами, шла музыкантская команда, за ней — лучшая боевая рота, составленная из участников недавнего Освободительного похода на Балканы, затем полуроты различных полков — Кавказского военного округа, артиллеристы с пушками, кавалеристы конного дивизиона Дагестанского полка. И так, в таком порядке, еще сотни людей, лошадей и повозок. В конце колонны двигались фургоны Красного Креста. В одном из них ехала графиня Милютина, прибывшая из Петербурга перед самым выходом экспедиции. Сам Скобелев, на сером скакуне, появлялся то тут, то там. Неотступно за ним следовали генерал Петрусевич и начальник отряда полковник Эристов. На подходе к Яглы-Олуму Скобелев продвинулся в голову колонны. Князь Эристов, поднеся к глазам подзорную трубу, осмотрел военное поселение, аул у реки, сказал с любопытством:
— Посмотрите-ка, господин генерал-адъютант. Нас встречает целая делегация туркмен.
— А ну-ка дайте трубу, — сказал он, нахмурясь, И, подержав ее у глаз, усмехнулся: — Прямо скажем, лишние сантименты. Студитский только тем и занят, что склоняет туркмен к дружбе. Признаться, князь, я мало верю в порядочность тех, кто услужливо сгибает шеи. Я люблю твердых людей. Раз взялся воевать — то воюй, пока тебе не дадут по шее. Вот когда эта шея согнется от крепкой затрещины — она уже не выпрямится. Так и застынет в поклоне!
Эристов слушал командующего внимательно, даже улыбался, но не согласился с ним:
— Ваше превосходительство, да вы просто не знаете своей силы! Туркмены наслышаны о вашей строгой славе, вот и вышли встретить хлебом-солью.
— Ладно, дьявол с ними. Пусть встречают. Скажи, князь, музыкантам, чтобы при входе в аул сыграли марш.
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Аульчане тем временем, охваченные тревогой встречи, стояли, сбившись в кучу, держась поближе к Батракову. Чем ближе подходили русские солдаты, тем больше нарастало волнение туркмен. И вот, когда осталось до первых идущих в строю музыкантов шагов пятьдесят, произошло невероятное. Музыканты вскинули трубы и заиграли марш. Это было так неожиданно для туркмен и так сокрушительно, что они бросились прочь с дороги в заросли камыша. Никогда прежде им не приходилось слышать такой «адской музыки». Казалось, она извергалась из земли, потрясала небесные своды, и один аллах знает, что должно было произойти после этого грома. Рев труб туркмены приняли за гром пушек, но пушек неизвестных и потому сокрушавших.
— Куда же вы! Стой, стой! — закричал во всю силу легких Батраков, оставшись в одиночестве.
Он все же успел схватить за рукав старшину Мереда, который держал хлеб с солью и дрожал от страха.
— Аллах всевышний, всемилостивый, спаси, заступись! — приговаривал дехканин.
— Да чего вы испугались?! — кричал и смеялся мичман. — Да это же музыка! Оркестр! Неужто никогда не слышали?!
Так и остались они на дороге вдвоем: туркмен-дехканин с хлебом-солью и русский моряк. Войско остановилось. Скобелев подъехал к ним первым:
— Что за комедия, мичман?
— Ваше превосходительство, да кто же знал, что так подействует на них наша музыка! Все шло хорошо, самым должным образом.
— А почему вы месте с ними оказались? Вы же — царский офицер! Ладно, потом разберемся. Эристов, примите от туркмена хлеб-соль.
Князь слез с коня, взял чурек и передал в строй. Отряд двинулся дальше и остановился на огромном такыре, за военным укреплением.
XXV
Скобелев с офицерами заехал во двор укрепления, но пробыл там недолго. Командующий поздоровался с солдатами, стоявшими в строю, приказал разойтись, зашел с комендантом в барак, отведенный для штаба, и вышел недовольный:
— Пожарче ничего не могли сыскать? Баня же, майор! И вообще, Петрусевич, лето началось, — бросил на ходу начальнику тыла. — Я бы на вашем месте подумал о более подходящем жилье.
Скобелев сел на коня и направился к воротам. Офицеры последовали за ним.
— Михаил Дмитриевич, о каком же лучшем жилье мечтать в здешних местах? — обиженно заговорил Петрусевич, следуя рядом с командующим. — Ясное дело, хоромы впопыхах не построишь.
— Кибитки поставьте. Видели, в каких кибитках ханы живут? В огромных, восьмикрылых! На дворе жара под шестьдесят, а у них, как в погребе, прохладно!
— Ну, если прикажете, я тотчас займусь.
— Не ждите особых указаний, действуйте. Все-таки тылом командуете… Вон, посмотрите, как Елизавета Милютина устраивается, — показал он на такыр, где расположился отряд. — Смотрите, какой шатрище у нее. Дамы, они лучше нас разбираются в быту. Ее не заставишь лезть в жаркий сарай. Ладно, действуйте!
Петрусевич, адъютант Эрдели и десятка два казаков тотчас поскакали в сторону туркменского аула, за кибитками. Скобелев подъехал к шатрам Красного Креста, слез с коня и отпахнул на первом полог.
— Разрешите, ваше сиятельство, навестить вас в вашем царственном чертоге?
— Будьте любезны, Михаил Дмитриевич, заходите, — ласково проговорила графиня.
Была она в белом шелковом халате и мягких туфельках. Ее распущенные волосы лежали на плечах, глаза смеялись. Генерал залюбовался ею, чуть было не сказал: «Вы ослепительны, Лизонька», но увидел в глубине шатра возле маленького столика главноуправляющего Красного Креста, князя Сергея Шаховского.
— Милая графиня! — сразу переменился Скобелев. — Бывают ли у вас минуты, когда не волочится за вами этот сиятельный молодец?
— Господин генерал, вы прямо-таки беспардонны! — обиделся Шаховской.
— Ну, ну, только без дуэлей, — смеясь, сказал Скобелев, целуя графине руку. — Простите, ваше сиятельство, угром не успел с вами поздороваться. Да и сейчас заглянул
