Государи и кочевники. Перелом - Валентин Фёдорович Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лессар, молодой человек, в штатском костюме и шляпе, сказал усмехнувшись:
— Жалоб нет, но недоумение — полное. Завозят одновременно и дековильскую, и большую паровую с завода генерала Мальцева. Неужто будем вести две колеи сразу?
— Вы понять не можете, а я и понимать не хочу! — строго сказал Скобелев. — Мне ваши обе дороги — все равно что лишний вьюк верблюду. Анненков! — позвал Скобелев управляющего. — Скажи инженерам, зачем им завезли две разные дороги.
— Следствие неразрешенного спора, господин генерал, — пояснил Анненков. — Долго спорили, но не решили, какую дорогу выбрать. Вот и завезли обе.
Скобелев тихенько хохотнул, потом засмеялся во всю силу легких и закачал головой:
— Боже правый, помилуй! Спаси меня от этих головотяпов! Сегодня же телеграфирую в Петербург, чтобы сняли с моих плеч рельсы и вагоны. К чертовой матери! Пошли на пароход!
На следующее утро пароход бросил якорь у Чекишляра. Долго усаживались в катера. Опять спорили, не зная, как доставить на берег лошадей. Скобелев ругал конюхов, которые не могли никак перегнать на пустую плоскодонную баржу лошадей. Особенно дико вел себя скобелевский скакун. Он ржал, вставал на дыбы, норовя прыгнуть в волны, и Скобелев решил:
— А пусть его! Толкай в воду, доплывет!
— Ваше превосходительство, да вы что — утонет же!
— Господин генерал, пощадите коня!
— Толкайте, приказываю! — еще злее крикнул Скобелев.
Шейново толкнули со сходней в море. Плюхнувшись, он испуганно посмотрел на людей в катерах и поплыл к берегу. Катер, в котором сидел Скобелев, шел сбоку.
— Конь никогда не подведет, — глядя на плывущего скакуна, удовлетворенно говорил Скобелев. — Если хотите знать, господа, то именно лошадям я обязан в своей карьере. И звание, и награды — от них.
— Шутить изволите, господин генерал, — усмехнулся Петрусевич.
— Ну какие тут шутки! Конь как бог. На коня всегда положиться можно. Человек может подвести, а конь никогда… Знаете, как я оказался в Генеральном штабе? Благодаря хорошему коняге. Окончил Николаевскую академию по второму разряду, вовсе не думал о почтенных должностях. Но вот на практических научных испытаниях дали мне задание отыскать переправу через Неман, чтобы перебросить на другой берег кавалерийский отряд. А к чему она, переправа, когда лошади лучше иных людей плавают? Вскочил я на коня, огрел его плетью, бросился в Неман и благополучно переплыл его в оба конца. Генерал Леер экзамен принимал, так он в восторг пришел. Он же и настоял, чтобы меня зачислили в Генеральный штаб… Вот что такое кони! Этот тоже не подведет. Ишь как тянет!
— Прямо лебедь! — умиленно выкрикивал начальник штаба Гродеков. — Ей-богу, лебедь!
— Больше на фламинго смахивает! Морда такая же, крючконосая, свирепая! — со знанием дела возражал Петрусевич.
— Какой тебе, к дьяволу, фламинго! — не сводя глаз с Шейново, сказал с восхищением Скобелев. — Это же — змей. Морской змей!
Спустя полчаса, выскочив на мелководье, где было воды по колено, скобелевский скакун промчался мимо катера и словно вылетел на берег, встряхивая алмазно-белой гривой.
Чекишлярский гарнизон встретил красавца коня восторженными восклицаниями и криками «ура!».
XXII
Штаб отряда обосновался в деревянном бараке. Канцелярия окнами выходила на взморье. Рядом с ней — комната телеграфистов и кабинеты: начальника штаба, начальника тыла и других служб. К приезду командующего была налажена телеграфная связь со всеми опорными пунктами — до Терсакана. Связь исправно работала на линии Чекишляр — Астрабад — Тегеран — Тифлис.
Командующий и офицеры поселились в другой половине барака, отделенной от штаба каркасной стеной. Облюбовав себе комнатушку, Скобелев разбросал на столе чертежи, рескрипты, географические карты Азии и схемы расположения опорных пунктов по Атрекской линии.
Комендант гарнизона, еще когда высаживались на берег, доложил о полной готовности к приему войск. Скобелев на берегу ему сказал: «Не торопи, батенька, дай пораскинуть умом». Но теперь, убедившись, что медлить с переброской солдат нет нужды, решил сегодня же отправить телеграмму начальнику штаба Кавказского военного округа, генерал-лейтенанту Павлову. Помывшись и отдохнув, Скобелев зашел к телеграфистам.
— Работает служба? — спросил с порога.
— Здравия желаем, ваше превосходительство! — отчеканили оба аппаратчика сразу.
— Какие новости?
— Есть телеграмма от командира бакинского порта Свин-кина: спрашивает, приехал ли командующий в Чекишляр. Прикажете подтвердить?
— Подождет, — усаживаясь на скамью, сказал Скобелев. — Сначала пошлем депешу в округ, начальнику штаба.
Тут же он продиктовал несколько предложений о целесообразности перебазирования войск и артиллерии и, уходя, велел:
— Как придет ответ, доставите ко мне немедля.
Ответ был получен ночью, когда командующий, сидя за столом, изучал возможные подходы к Геок-Тепе. Телеграфист, видя в Комнате свет, тихонько постучал в дверь и, дождавшись разрешения войти, подал телеграмму. Скобелев, убедившись, что депеша из Тифлиса, удовлетворенно кивнул, отпустил телеграфиста и распечатал бланк. Первые же строчки огорошили его.
«Ждите особых распоряжений, — говорилось в телеграмме. — Россия в трауре и всеобщей печали. Умерла императрица». Ниже стояла подпись Начальника штаба Кавказского военного округа.
Скобелев шумно вздохнул: «Вот еще не было печали! Теперь все планы разрушатся! Пока князь Михаил не возвратится из Петербурга — о переброске отряда и мечтать нечего!» Он затоптался на месте, снял мундир, бросил в кресло, зачем-то посмотрел в окно в черную каспийскую ночь. «Нет, нет, теперь не уснуть! — заговорил мысленно. — Теперь не уснешь, пока не получишь нового распоряжения из Тифлиса! Ах, матушка государыня, как не вовремя!»
Уснул он под утро, когда принял решение. На рассвете разбудил дежурного телеграфиста, встал у аппарата и продиктовал:
— «Баку, начальнику порта Свинкину. Немедля начинайте отправку войск экспедиционного отряда и артиллерии в Чекишляр, в мое распоряжение. Скобелев…»
День, начатый с нарушения приказа начштаба Кавказского округа, ознаменовался еще двумя событиями. Из Тегерана посол Зиновьев телеграфировал о смене английского премьер-министра Дизраэли лидером либералов Гладстоном и возможном изменении во внешней политике Англии. Другая депеша была шифровкой от того же Зиновьева. Над ней долго сидели офицеры оперативного отдела и принесли Скобелеву, как им показалось, какую-то чушь: «Клич „Бегите спасать Свои семьи от головореза Абдурахмана“ возымел неотразимое действие. Сарбазы спешно покидают Хорасан».
— Ваше превосходительство, что это значит — понять невозможно, — робко произнес шифровальщик.
Скобелев был потрясен радостью. Он не мог ее скрыть. Губы его непроизвольно растягивались в улыбке, а глаза лихорадочно блестели, словно у карточного игрока, взявшего огромный куш.
— Милый мой, — сказал шифровальщику Скобелев, — зачем тебе понимать? Тут ерунда, пустяковина! Словом… дай-ка я
