Пришельцы - Геннадий Емельянов

    - Когда вы летели, Никита Макарович, то есть возвращались в этот мир, вы что-нибудь слышали? Ковшов вот слышал...

    - И я слышал! Все забываю сказать вам о том, запутался в подробностях. Вас ведь интересуют именно подробности, детали вас интересуют, не так ли?

    - Совершенно верно, детали меня очень интересуют.

    - Я слышал. Голос вещал: "Отныне " до конца дней своих все страдания живого лягут на твои плечи, ты будешь видеть то, чего не видят другие, и слышать то, чего не слышат другие. Дар этот ниспослан тебе как благо и как месть".

    - И что вы теперь слышите?

    - Как растет трава, например.

    - И как она растет?

    - Трудно это словами отобразить... С робким этаким шорохом она растет. - Никита приклонил голову к плечу и пощелкал пальцами возле уха. - А из земли Проклевывается... Можете себе представить, с каким звуком пробка шампанского выскакивает? Примерно так же вот, только тихо-тихо. Больше того, я слышу, как страдают деревья. Они плачут, будто грудные дети, но плач тот глухой и далекий.

    Следователь Ольшанский задумался, глядя в окно. За окном на поляне полукругом сидели собаки и без интереса следили за рваным полетом вороны.

    - И Что вы обо всем этом, товарищ Лямкин, думаете? Как объясняете все это? - Ольшанский круто и широко повел рукой. - А?

    - Есть у меня кое-какие соображения. Да. Мы имеем дело с инопланетянами. Только прошу, храните это мое умозаключение в тайне, потому как все мы, если будем придерживать этой версии открыто, обязательно попадем в смешное положение. И знаете, кто может четко ответить на ваши вопросы? Председатель колхоза?

    - Какие у вас основания утверждать, что председатель многое знает, товарищ Лямкин? - Разрешите мне не отвечать?

    - Что ж, разрешаю. Пока.

Глава одиннадцатая

1

 Поистине, новости разносит ветер!

    Трое были в кабинете - следователь по особо важным делам, участковый Голощапов и Никита Лямкин, когда родилась версия об инопланетянах. Лямкинская, собственно, версия. Никто из этих троих проболтаться, естественно, не мог, а вот поди ж ты, буквально на другой день село облетело соображение: тут что-то не так, тут чрезвычайностью пахнет. Оно бы и ничего, конечно: поговорили да и бросили, но слух о пришельцах дал нежелательный резонанс.

    Ранним утром, когда еще не разбрежжило, Ненашев поехал по полям и культстанам, чтобы знать в натуре, как идут работы. Колхоз досеивал последние гектары гороха и пшеницы, дальше пойдет кукуруза и прочее. Кампания набирала темп. Нелишне отметить здесь, что весенний день год кормит, поэтому ясно всякому, как озабочен был в ту пору Сидор Иванович - он почти не спал, вертелся белкой, был сосредоточен, скуп на слова. Хвалил сеяльщиков редко, но если хвалил, то щедро и немедля отдавал приказ от имени правления о денежных премиях. Председателя боялись, почитали и, что важнее, искренне уважали, понимая, что хозяин таким и должен быть.

    ... Ненашев выехал из дома, когда еще не разбрежжило. Туман застилал видимость, и шофер сразу включил "дворники". Стекла машины понуро слезились. Было заметно у же, что солнце где-то поднимается, и по серому небу переливались золотые его сполохи.

    Ненашев без конца утирал влажное лицо платком и тяжело вздыхал, потому что в хозяйстве не все шло по плану. Оно, правда, почти всегда так и бывает: графики графиками, а повседневность, она диктует свое - вчера вон во второй бригаде заболела повариха, пожилая колхозница, и замену ей найти не так-то. просто. Вот и крути-верти мозгами. Молодая кухарить не пойдет: не престижная эта работа теперь... То трактор поломается, то сеялка, то горючее не подвезли. Нет горючего - значит, простой. А время не нагонишь. Погода пока что дивная стоит. Так сколько ей стоять? Не успеешь оглянуться, как задожжит. Это тебе не Калифорния какая-нибудь, это тебе Сибирь, тайга: тут в каждом логу свой климат.

    Председатель покосился на своего шофера и подумал с раздражением: "Опять небритый!"

    - Ты, Никанор, - сказал Ненашев громко, - В армии сколько служил?

    - Так если взять в целом, лет, поди, десять. До войны призвали, сперва на Востоке служил, посля, значит, на немца послали. А еще посля демобилизации ждал.

    - Что же не отпускали?

    - Не отпускали. Я в автополку служил. Технику готовили американцам сдавать, "студебеккеры" ремонтировали. И перегоняли тоже. Мы это отремонтировали честь по чести, а они их, машины-то" под пресс на наших глазах. Мы плакали, веришь-нет! Стоим у причала и плачем. Во Владивостоке дело было.

    - Я не к тому (про "студебеккеры" и наглых американцев Ненашев слышал неоднократно). Я про то, что в армии тебя бриться не научили почему-то.

    - Бриться меня, конечно, учили. Да к чему теперь-то? Молодухи на меня совсем не смотрят, а старуха терпит.

    Ненашев имел намерение развить тему в том плане, что Никанор как-никак возит председателя, а это уже кое-что значит: у шофера вид несвежий, вроде бы пропойный, такой, скажут, и начальник" Ну и дальше в том же духе, но важная тема развития своего не получила: председатель увидел, что в бригаде, кажется, работать не собираются - техника стояла возле поместительной деревянной будки, в которой ночевали механизаторы, а на высоком крылечке прозябало в безделье человек пять. "Что это они? - недоумевал Сидор Иванович. - Или выходной объявили?" Солнце в этот момент начало взмывать, слепя глаза, и косогор, где стояла будка, точно охватило огнем, трава сделалась пронзительно-зеленой, а дым, сочившийся над угасающим костром, стал синим. Огонь бежал по верхушкам деревьев, растекался и ширился, высветливая дали, небо распахнулось, набирая голубизну.

    - Гони! - приказал шоферу Ненашев.

    Газик выскочил из редколесья, взял крутизну и затормозил у самой будки. Ненашев догадался уже, что труженики с раннего утра заправляются водкой. - По стаканам разливал городской сварщик, присланный шефам на подмогу - молодой и вихрастый парень в черной рубахе. Председательский маневр (машина появилась неожиданно) ошеломил компанию. Городской сварщик оставил стакан у растворенного рта, местный тракторист Витька Мокроусов почувствовал, что кепка с его головы сама собой наползает на ухо. Поварих Александра Карпухина застыла в дверях. В правой руке она держала прокопченную кастрюлю с разогретыми котлетами, левой же зажала рот. Чтобы не закричать.

    Ненашев взбежал по ступенькам, вырвал поллитровку из рук сварщика и шибанул ею с размаху о косяк. Повариха юркнула в будку, сварщик прыгнул на землю и принял позу человека, не имеющего никакого отношения к происходящему, он даже посмел заявить:

    - Ты, поди, еще и драться станешь, дурак старый? В голову наглеца полетела монтировка. Не пригнись парень, быть бы беде. Ненашев искал ещё железяку потяжелей, но, на счастье, не нашел и стал с угрожающей медлительностью спускаться с крыльца, сжимая кулаки, лицо его было мучнистого цвета.

    - Прибью, сукины дети! - свистящим шепотом сказал председатель. - Под суд пойду, а прибью! Я жизнь прожил. Прибью, и бездельников на этом свете меньше останется, захребетники!

    - Не горячись ты ради бога, Сидор Иванович! - жалобным голосом попросил тракторист Витька Мокроусов, стягивая с головы байковую кепку,--Ты послушай сперва, зачем икру метать - ить причина была у нас, не так просто все.

    Из-за угла будки, обсыпанный почему-то соломенной трухой, выглянул Семен Мясников и тоже заворковал, призывая к миру и согласию. Пожилой и небритый председателей шофер Никанор Васильевич успел раскрыть капот газика и спрятал голову возле жаркого мотора, выставив на волю туго обтянутый штанами зад. Шофер смеялся в духоте и не мог уняться, его било и потряхивало, он замазал волосы маслом, но не менял позу, потому что страшился ненашевского гнева. Сидор Иванович тем "временем вяло опустился на ступеньку и взялся рукой за сердце.

    - Доведете вы меня до инфаркта, захребетники!

2

 Когда Ненашев малость поостыл, механизаторы, окружив крылечко, начали объяснять с почтительным унынием: да, виноваты, вчера вечером, собственно, и началось, утром решено было малость поправиться, да и в поле дружно ехать, а оно вишь, как получилось: не думали, что вы так рано нагрянете.

    - По какому поводу пьете? - спросил председатель, хмурясь. Он все еще держался за сердце, губы его обметало синью. - Вороги вы, и ничего больше!

    - Оно конечно, вороги, да тут, понимаешь, слух идет: пришельцы к нам нагрянули незваные. Может, и свету конец. И никакой пшенички уже и не надо будет. Пришельцы, известно, разные бывают: одни добрые, другие - жестокие.

    Если Земля наша им понадобится, так разве они с населением посчитаются: уничтожат нас каким-нибудь хитрым лучом и - поминай как звали! Бригадир домой ночевать поехал. Остались мы, порассуждали туды-суды, ну и это... вмазали маленько. Вы не беспокойтесь, норма будет, дотемна теперь заведемся. Вы уж не расстраивайтесь, пожалуйста.