Их чужие дети (СИ) - Таша Таирова

тогда в машину спать пойдём, чтобы вы не беспокоились». Представляете? Приехали в родительский дом, а ночевать будут в машине? «Какая машина, ложитесь по разным комнатам и всё. Несколько дней потерпите, ничего с вами не случится». Но они ни в какую – вместе будем ночевать и точка. А потом вообще психанули, оставили детей, а сами в гостиницу уехали. Всю ночь не спала из-за них, распущенность какая! Утром позвонила невестке и потребовала извиниться за вчерашнее. Она мне в ответ: «За что извиняться? За то, что хотела с мужем своим ночевать? Сейчас мы за детьми приедем, пусть собираются». Сын потом приехал, не разговаривал со мной. А что я такого сказала-то? Мой дом – не дом свиданий, могли бы и потерпеть!

Римский стоял неподвижно и только молча хлопал ресницами, Казанцев обхватил пальцами виски и старался удержать рвущийся смех. Дежурная сестра забыла о документации и только переводила взгляд с одного врача на другого.

– Я вообще не понимаю, как можно думать об этом? – завершила свой рассказ Квашнина и сделал глоток чая.

– Роза Львовна, – Римский прервал рассуждения коллеги и развёл руки в стороны, – а как у вас-то сын появился? Непорочным зачатием, что ли?

– Не смешно, молодой человек! Я считаю, что материнство лишь отчасти оправдывает желание женщины отдаться мужчине. И я после рождения сына так и сказала мужу – довольно, я не буду больше этим заниматься, иначе вся грязь к моей совести прилипает и карму испортит.

– К вашей совести ничего прилипнуть не может, – вклинился в разговор Казанцев. – Она, совесть, либо есть, либо её нет, а уж грязной она и подавно быть не может. А мысли и чувства вашего мужа вас никоим образом не беспокоили, не так ли?

– Он может делать всё, что ему заблагорассудиться! Его никто ни в чём не упрекает, мало ли дурочек вокруг, которые готовы лечь под мужика, даже на свой возраст не смотрят, бесстыжие!

– А что в возрасте есть такого, что не позволяет человеку испытывать нежность, любовь и желание просто быть рядом? – отозвался Римский.

– Нет никакой любви, есть только беспутство и разврат!

– Ерунда полнейшая, – тут же ответил Казанцев. – Люди встречают свою любовь в разных возрастах и в самых разных местах, нежданно и негаданно. Поздняя любовь – это проявление такой нежности, что в молодости и не снилась. Она согревает души и тела, будоражит кровь, даёт такой подъём энергии, что человек сам от себя не ожидает.

– Ага, много вы в жизни видели! Это вы просто своего дядьку с нашей профессоршой защищаете? Что, не так?

– Знаете, Роза Львовна, чаще всего таких как вы спасают не железные нервы окружающих, а их резиновое терпение.

– Как вы можете так рассуждать, работая в роддоме, где каждый день мы сталкиваемся с тем, что случается от любви? Неужели появление детей не радость? Как же вы тогда на работу ходите с такими мыслями? – Римский так и стоял, совершенно ошарашенный.

– Вот так и хожу, к тому же стараюсь вбить в головы этих девок брюхатых, до чего их может довести этот секс и всё, что с ним связано! Чтобы запомнили, что их ожидает, когда они сюда попадут!

– Вы можете думать всё что угодно и жить как вам заблагорассудится, вы можете ненавидеть человека всеми фибрами своей души, но когда он к вам попадает в качестве пациента, вы обязаны молча делать свою работу и всё. Не вам учить жизни других! Потому что вы врач! – Казанцев сжал кулаки и с презрением посмотрел на опешившую Квашнину. – И если я ещё услышу хоть единожды, что пациентки или сотрудники жалуются на ваше поведение или профессиональное хамство, я буду ставить вопрос перед руководством клиники об отстранении вас от работы с пациентками.

– Не много ли ты берёшь на себя? Молод ещё учить меня, понял?

– Я вам уже говорил и повторяю – мы с вами не приятели закадычные, поэтому обращайтесь ко мне на «вы»! А ещё при общении с людьми советую вам запомнить правило трёх «н»: – не вы их создали, не вам их судить, не вам их переделывать!

Квашнина встала и презрительно оглядела всех присутствующих:

– Я вас всех прощаю, это единственное, что я могу сделать для вас!

– Не надо меня прощать, я не раскаиваюсь, – тут же откликнулся Казанцев, а Римский неожиданно для всех зло прошипел:

– И я тоже доложу руководству, что врач Квашнина злоупотребляет своим положением.

– Вы, Римский, грубиян! И не вам решать, что мне делать, как и с кем!

– Вы ошибаетесь, доктор, – вдруг твёрдо ответила ей акушерка, всё также быстро крутя ватные тампоны. – Я отказываюсь дежурить с вами, потому что не могу больше смотреть, как вы делаете больно женщинам, которым и так не сладко в момент родов.

– Что? – Роза Львовна резко повернулась и смерила женщину взглядом. – Ты кто такая? Медсестра, недоучка, да вы вообще люди второго сорта!

– Слышишь, Роза Львовна, вытюльпанюй отсюда, а то как припионю, то сразу же обсиренишься! – прошипел Римский. – И ещё! Мне как правило приходится разгребать за некоторыми, так что если что, дежурная смена, звонить доктору Казанцеву, ясно? А всё остальное мы будем решать завтра в присутствии всех врачей и руководства клиники. Я всё сказал! – проревел он в конце, видя, что Квашнина пытается протестовать, после чего она молча вышла из отделения и грохнула дверью. Римский сжал кулаки и тихо обратился к окружающим: – Я надеюсь, коллеги, что всё произошедшее останется в стенах нашего роддома. Знаете ли, крайне неприятно, когда твою родную клинику обливают грязью. А пока все выдохнули и успокоились. И повторяю – в случае чего я и Казанцев на месте. А теперь, девчонки, плесните-ка нам с Фёдрычем кипяточку, а то так есть хочется, аж переночевать негде! – И под общий облегчённый выдох мужчины сели на кушетку, переглянулись и одновременно пожали плечами – никто из них не думал, чем может закончится этот осенний вечер.

Глава 14

Вера Андреевна прикрыла глаза и скривилась, мысленно возвращаясь к сегодняшнему совещанию. Да, выслушать сегодня пришлось всем, но больше всего досталось ей, Вере Андреевне Симоновой, которая, как оказалось, перешла дорогу коллеге. Розе Львовне Квашниной. Никто из присутствующих врачей так