Друг моего отца - Елена Лабрус

– Сука! – я аж подпрыгнул, когда меня осенило. – А ведь моя певичка была у меня как раз накануне. – Как же тяжко нам, параноикам! – набирал я очередной раз Валентиныча.

– Арман, после «жучка» сразу всё, что надо, мы организовали, не переживай, – успокоил меня голос безопасника. – И Воскресенскую с наружки не снимали.

Ну а с губернатором я разберусь сам. Даже, пожалуй, с обоими разберусь: и с губернатором, и с певичкой разом. Если она его засланный казачок.

И пригласил дорогого Валерия Ивановича на встречу, не предупредив, что там будет и Карина Солод.

 Глава 21. Яна

– С тобой всё в порядке? – покосилась на меня Татьяна Владимировна в приёмной дома, больше похожего на дворец, где мы ожидали аудиенции с князем. – Выглядишь какой-то… (Заёбанной? – усмехнулась про себя я.) – Уставшей? Или больной? Ты хорошо себя чувствуешь? – она даже развернулась.

– Хорошо. Просто устала на работе, – одёрнула я юбку.

Она, конечно, заставила меня переодеться перед приёмом. Но вот одежду точно выбрала не по протоколу. Я читала, что, например, к Английской королеве нельзя явиться в такой короткой юбке. Но может к этому князю можно?

– Его Светлость сначала желает видеть леди Нечаеву, – поклонился нам мужчина во фраке. Чи дворецкий, чи секретарь. Молодой, высокий, статный, но невзрачный. И я, торопясь разделаться с этим поскорее (и так тащились за город целый час до этой резиденции, а так хотелось домой и спать) почти побежала перед ним в указанном направлении.

Мы, конечно, с Арманом вздремнули. Часа полтора проспали в обнимку на его большой кровати. Но и сексом занимались раз пять. Оказывается, это выматывает. Арман просто как с цепи сорвался. И без повреждений опять не обошлось. Хорошо, что в этот раз у меня была с собой прокладка. Но это потому, что я ждала месячные со дня на день.

Конечно, я не забыла прогноз гинеколога, что могла забеременеть. И всё же надеялась, что обойдётся. Когда немного закровило, я даже обрадовалась. Пока не поняла, что это снаружи, натёрли и небольшой разрыв. Но это мелочи по сравнению с тем, как Арман на меня смотрел. Как обнимал. Как… А-а-а! Как я его люблю. И он мой. Мой мужчина! Я не могла в это поверить.

Я загадочно улыбалась, преодолевая мраморную лестницу. Такой, наверно, и Эрмитаж бы не похвастался. И всем этим убранством, пышностью и позолотой поистине императорской – тоже.

А вот Его Светлость Николай Александрович, как его представил секретарь, меня слегка обескуражил. Вспомни я об этой встрече раньше, будь у меня время перед приёмом, я бы, конечно, заглянула в интернет. Но я не заглянула. И теперь с удивлением разглядывала почти лысый череп, покрытый редкой сединой и старческими пятнами. Инвалидное кресло. И трубочки, что были прикреплены у орлиного княжеского носа.

Не вписывались в картину глубокой дряхлости ясные, голубые до рези глаза, что рассматривали меня с нескрываемым интересом. И голос – тоже чистый, сильный, волевой.

– Вам, наверно, интересно по какой причине, юная леди, вы оказались здесь, – начал он, когда я села на предложенный стул.

Честно говоря, не очень. После своего провинциального городка я вообще пока плохо понимала, как устроена тут жизнь, особенно в исторической части. Когда улицы – это сплошные тоннели из домов с зарешеченными арками. Каждый дом называют по имени его бывшего владельца, как правило с приставкой «доходный». И каждый имеет такую длинную историю, что есть даже сайт, где как о любой картине в «Галерее» или другом музее, можно её прочитать. Может, здесь и каждый второй житель – князь, граф или купец. Я пока только к этому привыкала. Но простая вежливость обязывала меня сказать «да» и я согласилась.

– Не удивлюсь, если имя моё вам покажется знакомым. Но неизвестным. Не столько само имя, – приподнял он свою сухую кисть с подлокотника и удручённо вздохнул, глядя, как она затряслась. – А как это имя может быть связано с вами. С вашим отцом.

– С отцом? – действительно удивилась я.

– Со смертью вашего отца. Что вы о ней знаете?

– А вы? – почти перебила я.

– Не много, – улыбнулся он на мою дерзость. – Подозреваю, чуть больше, чем вы. Но раз уж вы позволяете себе меня перебивать, пожалуй, я позволю себе называть вас на «ты». Не возражаете?

– Нет, – уверенно покачала головой я.

– Тогда я расскажу тебе одну историю, а ты уже сама решишь кто в ней прав, а кто виноват. Итак, – соединил он перед собой руки подушечками пальцев – так они не тряслись – и задумался.

И я невольно подумала: нарисовать бы эти руки. Такие длинные и до сих пор красивые были у него пальцы. Несмотря на сухость, пятна и лёгкое подрагивание, истончённость костей придавала им истинный аристократизм.

– Я слушаю, – напомнила я о себе, переводя взгляд на лицо.

– Однажды, лет двадцать назад, – вздохнув, поднял он на меня глаза, – один молодой человек, с хорошей памятью и пытливым умом, увлечённый археологией и поисками предметов искусства, утерянных во времена Второй мировой войны, ковыряясь в запасниках музея, находит ничем не примечательный документ с описью. Описание примитивных орудий труда на немецком языке его не сильно потрясло, но он запоминает имя – Неандер Нойман. Запоминает, и через какое-то время в библиотеке случайно встречается со студентом, увлечённым генеалогией, а точнее поисками своих родственников. И отгадай, какая фамилия интересует парня?

– Нойман? – тут же выпалила я.

– Почти. Неандер, – улыбнулся он и неожиданно блеснул искусственными, но очень красивыми зубами. – Помнишь, я упомянул про увлечение археологией. Так вот. С немецкого «нойман» переводится как «новый человек». А то же самое на греческом звучит как «неандер». Для учёного, обременённого знанием языков, довольно комично звучит такая тавтология, а для археолога является даже знаковой, не удивительно, что он её запомнил, правда? Тебе слово «неандер» ничего не напоминает? Неандер…

– Неандер… талец? – уловив его интонацию, предположила я, чувствуя себя на викторине.

– Совершенно верно, – довольно кивнул он. – Именем проповедника Неандера в девятнадцатом веке назвали долину реки Дюссель, а по-немецки «таль» и есть «долина». Там спустя полвека после переименования и нашли останки человека,