Чужая женщина - Татьяна Тронина

К этому времени Александр уже успел немного изучить Оленьку.

Так вот – Оленька бы никогда не простила ему измены. Она не стала бы слушать никаких оправданий, она бы разорвала с ним всякие отношения.

Такой уж был характер у этой юной женщины – не прощать. Никогда и ни за что.

Оленька и слушать бы не стала рассуждения Александра о милосердии, жалости, о том, сколь долго они прожили с Ларой… О том, что он, нормальный, не старый еще, здоровый мужик, не может без этого самого, вот и повело его не туда… Разновидность фантомной боли!

«Вообще, парадокс – я разбежался с Ларой, потому что наши отношения остыли, энтузиазма никакого Лара не испытывала – лишь так, иногда, редко, по праздникам, на нее нападала вдруг активность… Я расстался с Ларой, чтобы наслаждаться жизнью с Оленькой, чтобы все вновь было ярко, красиво, сильно, много, безумно, а… а вышло, что я потерял и ту малость, которой владел».

А больше всего смущало Александра то, что он не знал, что чувствует Оленька. И чувствует ли она вообще. Всякие попытки поговорить с Оленькой об этом разбивались о ее молчание. «Сандрик! Не будем об этом», – смущалась, хмурилась Оленька. И уходила от животрепещущей темы.

Да как, как не будем, когда его, мужчину, больше всего волновало именно это – счастлива ли с ним его женщина?!

С Ларой ничего не получилось, никакого счастья. Она была бездонной пропастью, которую никогда и ничем не заполнить. Но это он понял не сразу, а до того Александр постоянно, непрерывно трудился над Ларой (это кому скажи, что после десяти лет брака он все еще такой пылкий супруг! Не поверят!). Это был сизифов труд.

Нет, случались, конечно, и светлые дни… Это когда Лара отзывалась на его любовь.

…Он прикасается к ней, а Лара – не отдается сонно, безропотно, привычно, а вдруг распахивает глаза, со стоном прижимается к нему, и начинается это сладкое безумие, и исступленная радость наполняет сердце – и оно тогда стучит звонко, победно… И высшее достижение Александра – когда они вместе с Ларой взбираются на вершину и, сплетясь, точно корни деревьев, содрогаются синхронно… Однажды он случайно прочитал где-то стихотворение Пушкина и запомнил его наизусть: «О, как мучительно тобою счастлив я, когда, склоняяся на долгие моленья, ты предаешься мне, нежна без упоенья… И оживляешься потом все боле, боле – и делишь, наконец, мой пламень поневоле!» Мучительно счастлив. Это про него и про нее, про Лару.

А потом снова-здорово – она спит утром, а он, словно каторжный, словно приговоренный – трудится над ней… Или вечером: «Лара. Лара, ты не спишь?» – «Саша… Опять! Сколько можно…» – Лара лениво поворачивается к нему, расслабленно раскидывается и позволяет делать с собой все что угодно, так и не выходя из усталой полудремы. А он что, не устал за день?! Анекдот!

«Хотя смешного было бы мало, если б Оленька узнала о том, что я сегодня хотел позволить себе, – Александр положил голову поверх рук, скрещенных на руле. – Боже, боже, какой это ад – быть мужчиной…»

После визита мужа (наверное, Сашу можно уже называть «бывшим», хотя они еще и не развелись официально) Лара, как ни странно, взбодрилась.

Может быть, потому, что хоть на миг почувствовала себя желанной? Ведь если тебя хотят – значит, ты еще женщина. Ты еще жива…

А может быть, потому, что окончательно поняла – она никогда не простит Сашу. Все потеряно, все потрачено – до последней копеечки. Семейная жизнь закончена.

Лара позвонила Свете. Они и до того созванивались, но Лара скрывала от подруги произошедшее. Говорить об измене мужа было тяжело…

– Свет, надо встретиться. Тут такое… Нет, не у меня дома. И не у тебя. Пошли куда-нибудь, а? В какое-нибудь красивое место, на природу… Я так давно из дома не выходила!

…Они встретились у метро «Ленинский проспект» – у того выхода, что ближе к Нескучному саду.

Света – в белом плаще, белом платье, белых колготках, белых туфлях и с белой сумочкой, перекинутой через локоть – вдруг почему-то напомнила Ларе холодильник, который она чуть не купила в прошлом году. Модель белоснежного широкого холодильника называлась «side-by-side» (с двумя дверцами)… Хотя это жестоко и несправедливо – сравнить лучшую подругу с холодильником!

– Свет, прости!

– А? – Света подпрыгнула от неожиданности на месте. – Ярцева, это ты?.. О-ой! Это – ты?!

Совершенно очевидно, что Света не узнала сразу Лару.

– А что? – с трудом улыбнулась Лара.

– Господи… ты болела, что ли? – с жалостью спросила Света. – А худющая… Чисто Освенцим!

– Свет, меня муж бросил.

– Что?.. Саша? Саша тебя бросил? – Света снова подпрыгнула от неожиданности. Несколько мгновений смотрела на Лару полными слез глазами, потом обняла подругу. – Ларочка… Бедная… а почему – «прости»?

– Потому что ты такая белая… ты мне холодильник напомнила! – всхлипнув, произнесла Лара.

– Ярцева, дура! – Света и плакала, и смеялась одновременно. Лара тоже заплакала и засмеялась.

– Нет, тебе очень хорошо в белом… Я так, шучу. Крыша едет уже, знаешь?..

– А ты похожа на скелет. На швабру! Нет, это же надо так похудеть… Ты ведь толстой никогда не была, но сейчас…

Они обе пребывали в той странной эйфории, которая обычно нападала на старых приятельниц, припасших ворох новостей друг для друга. Они испытывали предвкушение – ох, вот сейчас наконец-то наговоримся вдоволь, выговоримся от души!

На Лару и Свету – давних подруг, знавших друг друга с детства, со школы – время от времени нападала такая вот «разговорная» напасть. Они встречались и под бутылочку «красненького сухенького», изливали душу.

Это происходило не так часто. Во-первых, подруги работали, во-вторых, у Лары был муж, а у Светы – мама, требовавшая к себе постоянного внимания… К тому же Елена Игоревна несколько раз заставала Лару после встреч со Светой. И Елене Игоревне страшно не нравилась в такие моменты ее невестка – хмельная, взбудораженная и одновременно – словно выпотрошенная… И Саша с подачи матери критиковал Лару: «Зачем ты с этой толстой дурой встречаешься, зачем вы пьете, о чем можно так долго говорить…» и т. д. и т. п.

Свекровь с мужем не понимали – без этих женских посиделок жизнь оказалась не в радость. Елене Игоревне, кстати, было кому выговориться – сестре Клавдии… А у Лары осталась только Света. А муж – тот вообще не понимал, зачем это надо – выговариваться. Мужчина потому что…

Но сейчас ни Саша, ни свекровь уже не угрожали Ларе. Болтать со Светой можно было сколько угодно… Одно это уже хоть и немного, но утешало Лару.

Они со Светой взяли по бутылке пива (распивать на улице вино – моветон, все равно что надеть бриллианты с утра, всему свое время и место) и пошли в парк.