Чужая женщина - Татьяна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И что?
Коля чувствовал себя совершенно счастливым, довольным жизнью человеком. У Коли всегда было прекрасное настроение. Коля, шоферишко и неудачник, считал себя королем. Просто так! На пустом месте! Ходил гоголем и заигрывал с секретаршами, при этом совершенно не замечая того, что даже секретарши его презирают…
Почему, почему, почему дурак Коля был счастлив, а он, Александр Ярцев – нет? Откуда у Коли столько самомнения?
Или Игнатьев, соучредитель. Тоже дуб дубом, кстати, по развитию от Коли недалеко ушел. Да, у Игнатьева денег побольше, чем у Коли. И дети Игнатьева в английском закрытом пансионе учатся, и отдыхает Игнатьев с женой в Сардинии, и т. д. и т. п. Но все равно Игнатьев – обычный московский дядька с доходом выше среднего. Но не олигарх же! Не владелец нефтяной вышки! Яхты-то все равно у Игнатьева нет. А чего тогда он так выпендривается, чего так сияет, словно его на обед в Кремль пригласили? И те же самые секретарши, кстати, над Игнатьевым откровенно посмеивались, только не в глаза, а уже за его спиной…
Почему люди счастливы самим фактом своего существования, а он, Александр Ярцев – нет? Почему он перестал получать удовольствие от движения вперед и вверх? Может, уже пора на прием к психотерапевту?..
Да, еще: эти переживания, рефлексии, поиск смысла жизни – тоже уже сами по себе признаки лузерства и убожества. Потому что настоящий мужик не переживает и не рефлексирует.
Особенно скверно Александр чувствовал себя по утрам, когда добирался до своей конторы. Тогда, в час пик, огромные массы людей передвигались по Москве… В общественном транспорте и на личном.
Сидя за рулем своего авто, Александр Ярцев наблюдал за людьми. Почти все выглядели хмурыми и недовольными, но попробуй сказать кому-нибудь: «Ты зря живешь на свете, зря коптишь небо, ты никто», – убьют, пожалуй. Все думали, что не зря. Все считали себя особенными и избранными. Наверное, каждый человек на земном шаре был уверен, что именно он – пуп земли и центр вселенной. А с чего, с чего? Разве может существовать одномоментно миллиард избранных? Смешно… Избранный – один.
Эти чудовищные массы людей – лишь муравьи в муравейнике. Эти умрут, родятся новые. Мало кто останется в памяти человечества. Лишь урна в стене крематория будет напоминать о том, что жил на этом свете такой-то… Один из миллиарда.
Имеет смысл гордиться собой, только если ты – гений. В искусстве или бизнесе. Или политике. Как Леонардо, например. Или Феллини. Рокфеллер. Энтони Хопкинс. Альфред Нобель. Как Уинстон Черчилль. Да как те же братья Макдональдс, Дик и Мак, которые наверняка останутся в памяти человечества… А все остальные не имеют права задирать нос. Они – никто.
«И я, Александр Ярцев, тоже никто. И еще у меня, наверное, типичный кризис среднего возраста!»
Александр знал, что он неплохой специалист в бизнесе, но не гений. Выше потолка не прыгнет.
А вот если бы он стал художником, не погнался бы за куском хлеба…
Телефонный звонок.
Александр вырулил на проспект.
– Алло.
– Саша, ты скоро?
– Да, Оленька. Правда, тут пробка, но… Я скоро.
Оленька то ли засмеялась, то ли вздохнула и произнесла нежно, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Сандрик, я тебя люблю и жду.
Гудки.
В один миг сердце Александра оттаяло, исчезли и испарились злость и раздражение, скопившиеся в нем за последнее время. Исчез страх перед отцовством.
Ребенок от Оленьки – вот кто будет избранным. Особенным и необыкновенным. Вот в чем смысл его, Александра Ярцева, жизни.
Именно сегодня Александр смог вздохнуть свободно, смог избавиться от своей депрессии, когда узнал о будущем ребенке. Любовь спасла Александра. Он вдруг понял – смысл жизни не в том, чтобы стать избранным и особенным, а в том, чтобы испытать настоящие чувства.
Потому что настоящая любовь – такая редкость. Одна на миллиард.
Оленька и ребенок. Семья. Самые родные и любимые… Те, для которых надо стараться, тянуть воз, причем тянуть с радостью и удовольствием.
…Оля жила в просторной, большой квартире на окраине Москвы.
У Оленьки была мать, но обитала та почти постоянно в дальнем Подмосковье. Александр еще ни разу не встречался с ней, знал только одно: мать Оленьки больна, и больна по вине докторов – в свое время женщине долго не могли поставить правильный диагноз и лечили совсем не теми лекарствами… Чуть до смерти не залечили. Теперь Олина мать усердно дышала свежим воздухом, пила деревенское молоко, копала землю, варила себе настои из трав, и, по утверждению Оленьки, только это и спасало бедную женщину.
Этими травами был полон дом ее дочери, ими пахло везде, во всех комнатах. Горьковатые, терпкие ароматы успокаивали Александра, когда он приходил сюда, к своей любимой.
Еще здесь пахло индийскими благовониями, эфирными маслами.
Оля не ела мяса, не принимала лекарств. Она не пила и не курила. Не варила кофе. Не пользовалась косметикой и парфюмерией, старалась исключить, насколько это было возможно, из своего обихода бытовую химию.
Даже дезодорант у Оленьки был какой-то особенный – полупрозрачный минерал без цвета и запаха, которым она мазала тело.
От Оленьки пахло луговыми цветами, хвойной горечью. От нее пахло солнцем, ветром, утренней росой, свежескошенной травой…
Александр никогда не думал, что сможет когда-нибудь заинтересоваться подобной девушкой – он всегда любовался яркими, эффектными, сексуальными особами… Именно такой была Лара в юности.
Но, видно, сменились с возрастом приоритеты, надоела вся эта театральщина, этот пустой гламур и выпендреж. Да и Ларе стало скучно стараться для мужа.
…Александр свернул с проспекта на тихую окраинную улочку. В круглосуточном супермаркете купил фруктов, овощей, букет цветов. Хотел и торт взять, для торжественности, но потом передумал. Оленька не ела тортов, да и ему запрещала: «Сандрик! Ничего калорийного не ешь, береги печень…»
Этим Оленька очень напоминала мать. Мать всегда заботило, чем питается сын.
…Он нажал на кнопку звонка, дверь распахнулась.
Знакомые ароматы плеснули Александру в лицо, звуки музыки – негромкой и мелодичной – заполнили его слух… Из полутьмы навстречу ступила Оленька, в длинном, до полу, домашнем платье, и протянула навстречу руки.
И правда – под складками платья рисовался хоть и маленький, но вполне отчетливый животик. Мадонна.
– Оля… – выдохнул Александр. – Оля!
Он обнял ее одной рукой.
– Погоди… Что ты принес? Это мне?
– А кому же еще…
– Какой шикарный букет… Спасибо.
– А тут фрукты, и помидоры еще, огурцы… А почему так темно?
– Лампочка в коридоре перегорела.
– Бедная моя! Сейчас все исправлю… Ты погоди, дай посмотреть… – он затащил Олю в комнату, где горел яркий свет, встал на колени и щекой прижался к ее животу.