Тигр Железного моря - Марлон Брандо

Человек в красной набедренной повязке рывком дернул лежавшего за косу, приводя его в вертикальное положение, но тот продолжал кулем заваливаться на бок. Нетерпеливо, на кантонском Цай сказал:

— Ладно, сойдет.

Аккуратно примерившись, движением косца он нанес удар по шее жертвы, но голова не отлетела. Человек в набедренной повязке засмеялся и, должно быть, посоветовал жилистому коротышке попробовать еще раз. Глянув на него со злостью, оконфузившийся коротышка махнул мечом так, что не только завершил свое дело, но чуть не оскопил и насмешника — меч прошел в миллиметре от его набедренной повязки. Зрители радостно загоготали, когда Цай поднял вверх мертвую голову со сгустками стекавшей из перерезанных артерий крови. Стоящие близко отпрянули, со смехом толкаясь, словно дети, резвящиеся под струями садовой поливальной установки.

Энни сел на пушку, на которой совсем недавно сидела мадам Лай. Поднял стоявшую на палубе бутылку и плеснул себе живительного напитка в крошечную чашечку. В эту минуту подошла мадам, оживленная, с извиняющимся видом, будто она вынуждена была отойти к телефону и вот теперь вернулась, чтобы продолжить деловой разговор.

— Плошу площения, — сказала она. — Этот пес был одним из моих людей, мы между собой называть его «брат», вы понимать? А он затеять какие-то дела с русскими, он давать им информацию, печальная история. И результат один из наших братьев получить четыре пули в опиумном рейде. Он умирать потом. А сейчас этот… — она кивнула в сторону темной лужи крови, — он отправляться в иной мир без глаз и без пальца. В следующей жизни он родится слепым червяком. Такова вера моего народа.

У нее хватило наглости элегантно хмыкнуть, показывая, что она сама далека от подобных суеверий.

— Хотите еще чаю, капитан Даутли?

— Нет, спасибо, — ответил Энни.

Они дошли до заключительной стадии переговоров.

— Я ведь живая, — сказала мадам Лай с необыкновенным изяществом.

Борода Энни качнулась.

— Вы не рассердитесь, если я рассмеюсь?

— Конечно же рассержусь.

— Хорошо, давайте вернемся к вопросу, сколько я получу. — Энни постучал кончиком пальца по скошенному набок носу.

— Я еще не решила. Вы должны думать сейчас, и я должна думать сейчас.

— Мадам, мне кажется, мы оба уже достаточно подумали. Мой внутренний голос подсказывает, что моя гордость может разлучить нас, и очень надолго, если вы не назовете сумму.

«Боже правый, — подумал Энни, — что я такое несу? Какая гордость? Где приютилась эта милая домашняя зверюшка? В мошонке, что ли? Под шляпой у Барни или в моем потерянном зеркальце?».

Мадам Лай решила взять инициативу в свои руки:

— По сложившейся у нас традиции мы делим добычу. Эта традиция живет тысячу лет. Но я не думала о вашей доле.

— А мне сдается, что думали. И уже определились. Я это вижу по блеску ваших глаз.

Энни сделал паузу. Вообще-то в блестевших глазах Лай ничего нельзя было прочесть. Темный кружок радужной оболочки растворял черную бусинку зрачка и сливался с ней.

— Думаю, пятьдесят на пятьдесят — это будет справедливо. Половину вам, половину мне.

Мадам Лай расхохоталась. Миловидная служанка улыбнулась, отчего ее округлое личико сделалось похожим на раскрывшийся желтый цветок. Приглушенное хихиканье донеслось с кормы. Энни обернулся и посмотрел на мистера Чуна:

— Вы хотите оказаться за бортом? У себя за спиной я разрешаю стоять только моему черномазому штурману. Вам понятно?

Энни вновь повернулся к мадам Лай, но он слышал, как «мастер записей» отошел подальше.

«Ловко я щелкнул его по носу, — подумал Энни. — Хотелось бы взглянуть в лицо этому типу».

Мадам Лай улыбалась. Казалось, она была довольна, что мистера Чуна поставили на место. Энни сказал:

— Как ни крути, солнышко, а меньше чем за половину я и пальцем не шевельну.

— У нас есть закон, — заговорила мадам Лай. — Мы морские волки, и каждому известно, что и у волков в лесах Сычуаня есть законы. Я — вожак, мне принадлежит треть всей добычи. Остальное поровну делится между моими людьми, но закон гласит, что капитан получает шестнадцать долей от общего, помощники капитана и штурман по семь, мой «тау-му» — пушкарь — четыре и… как называется «то-кунг»?

Она сделала движение, будто рулит.

— Рулевой.

— Да. Он тоже четыре. Вам я плачу сотню.

Энни нахмурился, посмотрел на часы и тихо пробормотал:

— Мадам, у меня нет желания позволять мистеру Чуну распоряжаться моими доходами. Скажите, сколько вообще долей будет?

— Возможно, на это дело я возьму двести человек. Значит, будет триста долей.

— Это после того, как вы снимете сверху свою треть?

Тут Энни расхохотался. Вырывающиеся из недр его огромного тела громыхания разбудили пушкаря, спавшего неподалеку от места, где сидела мадам Лай. Спросонья он недовольно заворчал, как собака.

— Мадам Благоденствие, весь наш разговор может служить примером того, как китайцы попусту тратят время из-за пагубного пристрастия торговаться. Такой подход к делу давно устарел. К тому же я чертовски проголодался. Я знаю, и вы знаете, что за меньшую, чем у вас, долю я не стану проворачивать это дело. Идет? Треть вам, треть мне, а остальное разделите среди своих людей. — Энни невинно улыбнулся ворчащему пушкарю, и парень, сплюнув, вновь пристроился спать у пушки.

— Я не могу дать вам так много. Мои люди не позволят мне этого сделать. — Мадам Лай призвала в свою защиту принципы установленной в ее среде демократии.

На что Энни ответил:

— Мадам, я хочу вернуться на свой корабль.

— Возвращайтесь.

Она перегнулась через борт и окликнула старика на сампане (все это время он ждал у борта джонки).

— Простите, капитан, но вот вам мое последнее слово: я даю вам одну пять.

— Вы имеете в виду пятую часть? После вычета вашей доли?

— После вычета моей доли.

— Благодарю, сахарок, но вот какое дело, я люблю конфетки со шнапсом. — Он перекинул ногу через борт и нащупал лестницу. — Вы очень щедрая хозяйка, мадам Благоденствие. — С этими словами Энни исчез.

Мадам Лай подошла к борту и посмотрела вниз. Веревочный трап под тяжестью Энни скрипел, но он был ловкий моряк и спускался легко. Спустившись, уселся на центральную банку, поднял голову и помахал рукой. Старик тоже смотрел наверх и ждал сигнала.

— Я согласен на четверть, — сказал Энни. — После вычета вашей доли.

— Пятая часть, — ответила мадам Лай.

— Прощайте, мадам Благоденствие, — послышалось в ответ.

Старик оттолкнул сампан от борта джонки. Энни махнул рукой, как и подобает джентльмену, вообразившему, что он король, посетивший одну из своих дальних колоний. Старик налег на весло. Они отплыли на добрых двадцать футов, теряясь в насыщенном влагой тумане, успевшем размыть очертания военной джонки, как послышался мелодичный, хотя и чуть хрипловатый, голос мадам Лай:

— Хотите сыграть в «фан-тан» на свою четверть?

Тишина. Ухо мадам Лай уловило всплеск весла. Ночь и туман сделали «Тигра Железного моря» невидимым глазу Энни, он поскреб бороду и пробормотал, обращаясь к старику:

— А почему бы и нет?

Старик замер, и весло повисло в воздухе, роняя капли воды. Старик повернулся и выкрикнул тонким голосом на кантонском диалекте:

— Почему нет?

Он опустил весло в воду и сделал сильный гребок, круто разворачивая сампан.

Лай Чойсан сидела на подогнутых под себя ногах на палубе полуюта. В центр светового пятна от лампы «летучая мышь», которую неподвижно держал в руке капитан Ван, она высыпала из полотняного мешочка горку медных монет, в неугасающем азарте игры стертых до черноты. Мистер Чун прикурил дешевую японскую сигару. Капитан Долтри сидел напротив мадам Лай, вытянув ноги. Носки его коричневых поношенных ботинок смотрели в усыпанное звездами небо, бизань-мачта подпирала спину. В отличие от мадам Лай, он не привык сидеть на палубе на коленях. За спиной время от времени раздавались негромкие хлопки паруса. Мадам Лай перевернула жестяную чашку, из которой капитан ел рис, и накрыла ею горку монет. Несколько из них попало под края чашки, она покрутила ею, как это делали крупье, чтобы собрать их внутрь или отсечь.

— Делайте ставку, капитан.

Она убрала руку с чашки, которую Энни сверлил глазами, стараясь постичь скрытую в ней тайну. В круг света заполз таракан, обежал чашку и удалился.

— Ставлю на «квок», один и четыре.

Из оставшихся монет мадам Лай одну отодвинула влево, а три вправо. Таким образом велся счет ставок в притонах Макао.

— Две или три в мою пользу, — сказала мадам Лай и, не раздумывая, быстро подняла чашку.

Казалось, монет не так уж и много. Она вытянула изящный, тонкий указательный палец, намереваясь начать счет, но ее соперник прищелкнул языком и протянул ей огрызок желтого карандаша, извлеченного из кармана рубашки. Без слов она взяла его, затупившимся кончиком разделила кучку, как и полагалось, на две части и начала быстро считать: четыре, и четыре, и четыре…