Тигр Железного моря - Марлон Брандо

— А что, если мы с вами не договоримся? Тогда вы меня тоже отравите? — спросил Энни.

Мадам Лай посмотрела на него и заговорила, но опять с акцентом:

— О нет. Я доверяю вам, капитан Даутли. Мы с вами уже встречаться и говорить об азартных играх, о жизни и смерти собаки. Вы хотите делать бизнес, вы выиграть тысячу долларов, так что я буду доверять вам, потому что это чертовски трудно.

— Где вы изучали английский?

— В Макао, в миссионерском колледже «Святое сердце». Туда меня отправлять мой отец. Его уже нет в живых. Он не был христианином, но был очень хорошим человеком, очень хорошим танка. Он любить свою дочь, хотел, чтобы она умела читать, писать, знать арифметику и английский язык. Он был современный человек. Великий человек, великий танка современного Китая. И великий грабитель кораблей.

— Миссис Благоденствие… Надеюсь, вы не против, чтобы я вас так называл? Первоклассное имя, поверьте, вашему отцу оно понравилось бы. Хочу кое-что объяснить. Риск стал для вас привычным делом. Может быть, вы даже и не против, чтобы вас вздернули в тюрьме «Виктория». А вот мне моя жизнь дорога.

Энни потер шею; казалось, он почувствовал затянувшуюся петлю и поддался нахлынувшему страху. Постаравшись скрыть минутную слабость, он перевел взгляд на ствол пушки и нахмурил брови.

— Это двадцатый век, мэм. Вы, конечно же, слышали о захвате «Ирен». Субмарина преградила кораблю путь, когда чертовы пираты — простите меня, пожалуйста, — вели его в залив Биас. Она обстреляла «Ирен», и корабль загорелся. Кажется, после этого человек восемь вздернули. Уверен, вы в этом не принимали участия: по слухам, нападение было плохо организовано. Но я должен сказать, что для начала вам необходимо поставить радиопередатчик на эту посудину. Сколько она делает при максимальном ходе? Шесть узлов?

— Мы легко делаем десять узлов, — ответила миссис Благоденствие.

— О-го-го! Мать твою! Пардон, мадам. — Капитан Долтри почувствовал твердую почву под ногами. — Вы намереваетесь захватить большой корабль с дюжиной хороших британских офицеров на борту, ждущих нападения и нервничающих. Этот корабль хорошо защищен. — Энни почувствовал, как у него под бородой вспотели лицо и шея.

«Я что, пытаюсь повысить ставку, — подумал Энни, — или хочу напугать сам себя?»

— Каким образом вы собираетесь забросить десант из пятидесяти человек на борт этого судна?

— Не пятьдесят, а двадцать. Вы сами стоите тридцати, капитан Даутли.

Энни не знал, что ответить. Она умела в критический момент вдохнуть в собеседника новые силы. Вместо падения — взлет!

Растерянность Энни вызывала у нее покровительственное участие и внимание.

— Капитан Даутли, вы ведь хорошо владеет своей профессией. Но если бы вы были всегда правы в своих оценках, мы бы никогда не встретились, потому что вы не попали бы на полгода в британскую тюрьму.

Острием в реплике была не «тюрьма», а «британская», и Энни не сумел увернуться от стрелы. Она его задела и кольнула, но не сильно.

«Как жаль, — подумал Энни, — эта маленькая хищница сделала пустой ход: я из тех людей, для которых месть ничего не значит. Храни, Господь, доброго короля Георга! Хотя я с великим удовольствием надрал бы ему задницу».

— Мадам, в тюрьме вовсе не было скучно. Каждую субботу, перед игрой в крикет, кого-нибудь вздергивали на виселице, по большей части пиратов.

Лицо мадам Лай поскучнело.

— Я вот сейчас стою на палубе вашей замечательной джонки, и вы просите меня заняться этим опасным делом. Вы хорошо все просчитали? Вам ясен итог?

Убийственный аргумент. Он словно видел ее мозг как на рентгеновском снимке. Итог она оставила на потом. Мадам Лай встала. Выпрямился и Энни. И миловидная служанка поднялась с корточек. В темноте они стояли лицом к лицу. Мистер Чун наблюдал за ними, застыв в кормовой части. Несколько грубых лиц, будто возникших из тумана далекого восемнадцатого столетия, обступившего древнюю джонку, тоже сосредоточились на своей госпоже и ее госте. Призрак дракона явился, дыхание огромного чудовища морщило гладь воды.

Мадам Лай нарушила молчание:

— Я могу захватить «Чжоу Фа» без чьей-либо помощи, мне не нужен ни белый человек, ни желтый, ни розовый, ни голубой. В моем распоряжении шестнадцать военных джонок и тысяча отважных матросов. И если они все сразу погибнут, встанет новая тысяча и защитит меня. Я захвачу «Чжоу Фа». Я высажу на его борт сотню человек с ножами против ее холеной команды, а сама спрячусь, буду ждать; в нужный момент выскочу, как «Тигр Железного моря», и разворочу его трюм ядрами пушек. У меня очень-очень хорошие командиры, вы увидите. Я убью охрану, убью пассажиров, я повешу капитана на мачте прямо у вас над головой. Вы увидите, капитан Энни Даутли.

Голос у нее был довольно спокойный, а неистовость страсти сосредоточилась в ее сердце. Это была не речь — будто сцена из фильма!

Мадам Лай повернулась и выкрикнула в темноту чье-то имя. Быстро и суетливо застучали по палубе босые ноги, кто-то побежал к корме, затем из люка появился невысокий мужчина, почти голый, лишь в красной набедренной повязке. Мадам Лай звонко хлопнула в ладоши и хрипло что-то приказала. Энни достал из пачки вторую сигарету и прикурил, миловидная служанка растворилась в темноте, как ночной мотылек.

Из люка вылезли еще двое, волоча тяжелую ношу. Пленник был крупным мужчиной, у него были длинные волосы, на старый манер заплетенные в косу; такую прическу в соответствии с маньчжурским законом носили все китайские мужчины вплоть до свержения династии в 1911 году. Его ступни и запястья были сзади привязаны к шее, судя по всему, его хорошо отделали ротанговыми палками, как предписывалось не только китайским законом, но и британским, действовавшим в тюрьме «Виктория». Похоже, его били не единожды, а в течение нескольких дней. Его спина имела ужасный вид. Одного взгляда Энни было достаточно, чтобы понять: больше смотреть на этого человека не стоит, он обречен. Поэтому Энни отвернулся и стал любоваться огнями гавани Абердина. На самой вершине пика Виктория он заметил новый огонек — красный, это была радиомачта новой радиостанции, самой мощной к востоку от Индии. Он подумал, что можно было бы съездить туда и поговорить о делах с бывшим сержантом-связистом британских военно-морских сил, который отвечал за работу станции.

За спиной Энни слышались какие-то звуки, но он не оборачивался. Из своей каюты, располагающейся на корме рядом с каютой мадам Лай, вышел капитан Ван Хэ и тут же начал отдавать приказы. Уснувших расталкивали, они просыпались, недовольно огрызаясь, но, поняв, что их ждет нечто увеселительное, удовлетворенно загудели. Резким окриком капитан Ван заставил их замолчать. Теперь Энни слышал только приглушенное дыхание, похожее на хрипы больной собаки.

Лай Чойсан заговорила на своем языке спокойно и быстро, и тут любопытство заставило Энни обернуться.

Связанный пленник неподвижно лежал на боку, а команда слушала, что говорит госпожа. Толстяк в британских армейских ботинках, чью грудь крест-накрест перепоясывали ремни с двумя «люгерами», держал пленника за косу так, чтобы лицо его было развернуто в сторону выносившего приговор. Мучители лишили его глаз, но обезображенный лик еще не утратил способности выражать эмоции. Человек внимательно слушал женщину, по чьему приказу был обречен на истязания, и надеялся, что она скоро избавит его от мучений.

Лай Чойсан выкрикнула еще одно имя. Выступил маленький жилистый человек, с многочисленными кинжалами, висевшими на нескольких поясах. С выражением собственной значимости на лице он выслушал указания мадам. Затем подошел к связанному, схватил его левую ногу, положил ступню себе на колено и вмиг отсек средний палец, после чего попытался засунуть этот палец в рот его бывшему владельцу. Тот не желал открывать рот, жилистый коротышка ножом разомкнул челюсть и засунул палец. Истязаемый сопротивлялся как мог. Тогда коротышка что-то сказал ему, видимо смертельно напугав, и несчастный заработал челюстями. Для здорового, крепкого мужчины разжевать собственный палец задача не из легких, а для этого, истерзанного, она и вовсе была не по силам.

Через минуту-две публика заволновалась, выказывая скуку. Заскучала и мадам Лай. Она что-то резко сказала жилистому коротышке (его звали Ди Цай). Он почтительно поклонился, затем повернулся к мальчишке, стоявшему неподалеку с каким-то длинным предметом, завернутым в красную тряпку. Мальчишка торжественно развернул тряпку, и обнажился меч. Это был превосходный меч, какие традиционно делали в Мукдене, с изогнутым, необычайно острым лезвием. (Эти мечи были на вооружении личных телохранителей вдовствующей императрицы.)

Человек в красной набедренной повязке рывком дернул лежавшего за косу, приводя его в вертикальное положение, но тот продолжал кулем заваливаться на бок. Нетерпеливо, на кантонском Цай сказал: