Ледокол (СИ) - "Ann Lee"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, можешь отвести в больницу, и вам там назначать по стандарту, противовирусные препараты, жаропонижающие, — он пожал плечами, нет, плечищами, которые ни сколько не скрывала, мешковатая кофта, — а можешь послушать меня, и оставить своего сына в покое.
— Да я и так видимо преуспела в этом, — я от досады потёрла глаза.
— Слушай, сейчас ему нужна неделя, ничегонеделанья, справки я организую не переживай, а потом налаживаешь график, в котором твой ребёнок хотя бы раз в неделю свободен от всего, и лучше половину нагрузки убрать с него, — он встал, прошёл в прихожую, и достал из своего пальто, два бланка справок, уже с печатями, положил передо мной.
— Диагноз ОРВИ поставь, остальное сама заполнишь, тут без проблем, и как минимум неделю пусть дома сидит. В гаджеты играет, телек смотрит, всё что хочет.
Я смотрела на справки, по которым он постукивал крупными пальцами, указывая строки, необходимые заполнить.
— А вы и вправду врач? — вдруг вырвалось у меня.
— Правда, — хмыкнул мужчина, — военный хирург.
— Военный? Хирург? — на всё что была я способна.
— Ну, теперь сменил немного квалификацию, только работа та же, — пожал плечами, мол, поле боя, ничем не отличается от того, что порой бывает в мирной жизни.
— А Кира, давно знаете? — ну а что, мне интересно.
Игорь Константинович задрал бровь.
— Да уж дольше, чем ты, — фыркнул он, и от этого снова его суровое лицо сало мягче, — ещё из прошлой жизни, — добавил он.
Больше я ничего не стала спрашивать, понимая, что откровенности особо не дождусь. Он всё же допил кофе, и, попрощавшись со мной и с Андреем, Игорь Константинович, ушёл.
Я прошла в комнату сына, нырнула к нему под одеяло, обняла, прижала, вдохнула аромат родной макушки.
— Ты прости меня, сыночек, — слёзы совались с ресниц, покатились по щекам.
— Мам? — Андрей уловил в моём голосе несвойственный хрип.
— Я должна лучше заботится о тебе, а получается наоборот, ты заботишься обо мне, — глотая рыдания, бормотала я.
— Мам, ну не плач, ты чего, — Андрей вывернулся из моих рук, и посмотрел в моё лицо. — Это всего лишь простуда, я себя уже хорошо чувствую, и могу даже на тренировку пойти…
— Нет, — поспешно отрезала я, — неделя в покое, так врач сказал!
— Но у меня соревнования на носу, — запротестовал сын.
— Андрей, если ты подорвёшь здоровье, никому от этого лучше не будет, — слёзы уже высохли, я чётко представляла, что делать дальше. — Завтра отвезу тебя к бабуле, пока я буду на работе, два дня побудешь там.
— Да я и один могу…
— Андрей, но ты, же не один, — его слова прямо по сердцу полоснули. — У тебя есть бабушки и дедушки, и я…
— А папа когда придёт? — вдруг спрашивает сын.
— Я не знаю, сынок, не знаю, когда, и не знаю где он вообще, и прошу, не говори бабуле, что он пропал, она будет беспокоиться, — я снова прижимаю его к груди.
— Я переживаю за него, — говорит Андрей.
Если бы он знал, как нас подставил Юра, просто бросил на съедение зверью, если бы не Ямал ещё неизвестно, как бы всё завершилось, да и завершилось ли.
— Вот бы нам с тобой, укатить на море, на целый месяц, — вместо того чтобы придаваться грустным мыслям, я решила помечтать, — лежали бы под пальмами…
Так мы и уснули. Не знаю, что снилось Андрейке, а мне море. Ласковое, бирюзовое, накатывало неспешными волнами и качало, качало…
30
На следующий день отвезла сына к маме. Сама засиделась допоздна. Мама уговаривала остаться, но форма не стирана, а к блузке ещё и пуговицы пришивать, так что, надо ехать домой. Расцеловала Андрейку, родителей и пустилась в обратный путь.
Честно, надеялась, что объявится Ямал.
Скучала, блин!
При воспоминаний о нём тут же ныло в груди, и это, наверное, плохо. Потому что в груди сердце, и оно сжималось, и билось быстрее, как только передо мной вставал его образ. Трепыхалось, даря тепло, для которого, по сути, не было повода, но разве ему прикажешь. Глупое, отчего заходиться, ведь он груб, и обращается со мной как со своей вещью, хочет, приходит, хочет, уходит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Приходит, приходит, пусть приходит, забилось быстрее.
Но добравшись, до дома, я поняла, что появиться он навряд ли. И поэтому, сделав, что намечено, легла спать.
А он появился, только на следующий день, а вернее вечер. Я как раз вынырнула из подъезда, плотнее кутаясь в куртку, и натягивая шапку, засеменила, по дороге, сражаясь с пронизывающим ветром. Закинула за спину рюкзак, со всем рабочим скарбом, и воткнула в уши наушники.
Ноябрь, безжалостно испытывал нас, готовя к суровой зиме, и всё то тепло, что хранила одежда, еще с дома, тут же растаяло в порывах ветра. Я задрожала всем телом и завернула в арку, в которой и без того всегда сквозняк, а уж сегодня.
Большая чёрная машина остановилась прямо передо мной. Я вскинула глаза. Ямал сидел за рулём, и кивком указал на соседнее сидение, пригашая в салон. Наклонился, открывая дверцу.
— Привет, — села я рядом.
Здесь было так тепло, что даже жарко. Знакомый аромат тут же окутал меня, снова беря в плен. Кир как всегда в своей любимой кожаной куртке, темной футболке. На ногах джинсы, на лице непроницаемое выражение.
Глядя исподтишка на него, отмечаю, что он красив. Вот прям очень. Почему-то раньше не замечала, а сейчас… И глаза эти прозрачные под густыми бровями, путь чаще всего холодные, но всё же глубоко стального оттенка, а когда темнею, так вообще словно ртуть переливаются, и губы полные, хотя постоянно сжатые в линию. И нос ровный, придающий профилю благородства, хотя конечно смешно, бандит и благородство. Но когда-то, же он был другим, и был вообще по другую сторону закона.
— Привет, — ответил Кир, и сдал назад, вырулил на дорогу. Я скинула рюкзак. Потом стянула шапку.
— Э-э… Как дела? — чувствовала себя словно школьница, и что говорить совсем не знала. Пригладила растрепавшиеся пряди, продолжая исподтишка наблюдать за ним.
— Нормально, — ответил Кир. — Твой пацан, как?
— Спасибо, с Андреем всё хорошо, — стараюсь говорить без дрожи в голосе, ну куда там, теперь я всё больше напоминаю оголённый провод, только коснётся меня, и тут же закоротит.
— Игорёк, от тебя в ахуе, все уши мне прожужжал, — вдруг выдаёт Кир.
— Какой Игорёк? — сперва не поняла я, но он не трудиться отвечать, даже не поворачивается, наблюдает за дорогой, только губы поджимает, предоставляя мне самой додуматься.
— Игорь Константинович, что ли? — доходит до меня
— Игорь Константинович, — зло кидает Кир, и я вдруг понимаю, что он ревнует, и первая реакция оправдаться, но с какой стати-то.
— И что говорил? — безразлично так спрашиваю, словно погоду обсуждаем. — Что кофе у меня хреновый, и что я стерва, каких поискать?
— Типа того, — хмыкает он, — предлагал взять на перевоспитание.
— Что⁈ — вот теперь я теряю всю свою напущенную невозмутимость.
— Чё, задом крутила? Или сиськи засветила перед ним? — опять злобное замечание, и руки так крепко руль сжимают, что костяшки побледнели.
Я перевожу взгляд на его лицо.
— Кир…
— Что красивая, надоел тебе? Новых впечатлений захотелось? — Кир резко притормаживает у обочины, и разворачивается ко мне.
Выпад вперёд, хватает за волосы на затылке, и притягивает ближе. Я от боли вскрикиваю, и вцепляюсь в его руки.
— Кир, мне больно!
— Совсем страх потеряла? — сверкает глазами.
— Ты же сам его привёл, а я ничего не делала, почти послала его! — срываюсь на оправдания.
— Вот как так, красивая? Всех нах посылаешь, а все мужики всё равно тебя хотят? — Кир сбавляет обороты, ослабляет хватку, но не отпускает.
— Все? — переспрашиваю я, впиваясь в него взглядом. Осматривая хмурое лицо, и задерживаясь на его губах. — И даже ты? Хочешь меня?
А сама, невзирая на боль, от натянутых волос, тянусь ещё ближе, и несмело его губ касаюсь. Провожу языком по нижней губе, и глаза на него поднимаю. Его взгляд темнеет, там, словно жерло дремлющего вулкана, который вот-вот проснётся и взорвётся горячей лавой, сжигая всё вокруг. И я рада гореть, потому что вдыхаю его сумасшедший аромат, и углубляю поцелуй. Глаза от блаженства прикрываю, и руками по колючим щекам веду, и дальше пальцами в волосы зарываюсь. Он позволяет насладиться своим вкусом, и отстраняется. Я протестующе стону.