Ледокол (СИ) - "Ann Lee"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, дебоширка! — кивает этот наглец.
Злиться правда на него не получается, уж очень улыбка у него обаятельная, и я только отмахиваюсь, мол отстань уже. А мужчины и вовсе начинают ржать.
— Можно подумать, — цыкаю я.
— Да Ямал поздравляю, с этой точно не будет скучно, — ляпает Паша.
Зашибись, поговорили.
Я встаю. Нет, я не обижаюсь. Я прекрасно понимаю, что одна из, но может немного размечталась. Совсем чуть-чуть, когда видела, как горят страстью его холодные глаза. Впрочем, меня сегодня неоднократно на место ставили, так что по фиг.
— Ладно, «этой» пора домой, — и я, не оборачиваясь, вышла из кухни.
— Ямал прости, — услышала я, Пашин голос.
Замечательно, ему прости, а мне чего.
Собрала раскиданные по гостиной вещи, поискала глазами, куда запрятаться, чтобы переодеться, а потом плюнула и оделась прямо в гостиной. Я же шлюха очередная, так чего стесняться. Чулки заразы, оказались целы и без единой зацепки. Я вышла в вестибюль, и тут же наткнулась на Ямала. Он тоже оделся, хотя волосы на голове были ещё мокрыми. Спокойно на меня смотрел, я постаралась вернуть ему такой же взгляд. Подняла с пола куртку и сумку, натянула сапоги, встала в ожидании, пока он откроет мне дверь.
Улица встретила холодом. Октябрь нынче не баловал солнышком. И я задрожала, кутаясь в курточку. По ногам тут же пополз холодный воздух.
— Чего дрожишь, замёрзла? — капитан очевидность, а не Ямал.
— Да, — стучу зубами.
— Иди сюда, — притягивает к себе, могучими руками захватывает, так что дыхание сбивается. Сам он в джинсах и темной футболке, и такой любимой кожаной куртке. От него пышет жаром, и хоть немного становиться теплее. Ведёт вдоль кустов, в крытое здание, которое оказывается гаражом. Там стоит большой внедорожник, и знакомая спортивная машина. Усаживает туда, командует пристегнуться.
Как не тяну подол платья ниже, когда сажусь в низкое сидение машины, оно всё равно оголяет все бёдра, того и гляди кромка чулок покажется.
Точно блядское платье.
Прав Ямал. И я блядь. Самая настоящая. Прошаталась где-то ночью, сейчас, вся затраханая возвращаюсь домой. Прикрыла непотребство, сумочкой. Постаралась по крайней мере.
Ямал, севший рядом, выразительно посмотрел на мои коленки, потом на меня.
— Что? — раздражённо глянула в ответ. — Да оно короткое, и что теперь? Я же одна из, так какая разница…
— Рот закрыла, — спокойно припечатал холодом, — мне хватило твоих выебонов вчера. Я тебе не муж, не надо трахать мне мозг.
Я отвернулась и сжала челюсти, чтобы в очередной раз не послать его, наплевав на все инстинкты.
— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю, — услышала рычание, и развернулась.
Глаза были холодны, и выражения лица вроде спокойное, но сжатые губы, и гуляющие желваки, выдавали его раздражение.
— Я, по-моему, доходчиво разъяснил тебе твоё положение? Или до тебя не дошло до сих пор, что у нас ни хуя не отношения, где ты можешь обижаться и включать стерву. Если тебе не понятно, объясню ещё раз. Я трахаю тебя, когда хочу, и там где хочу, а ты с радостью раздвигаешь ноги, или раскрываешь рот, если понадобиться. И засовываешь все свои претензии в жопу, потом муженьку своему изложишь, когда найду эту падаль. Поняла?
Я кивнула. По щекам катились слёзы. Вот насколько мне было с ним одуряюще хорошо, вот настолько сейчас было мерзко. Сама виновата, не надо было обольщаться.
— Можешь не стараться, мне срать на все эти сопли и слезы, — хмыкает он, и нажимает на пульт, дверь гаража открывается.
— Когда же ты стал таким чёрствым чурбаном? — всё на что меня хватило.
Ямал вырулил из гаража и даже не посчитал нужным ответить. Машина разгонялась, а я старалась, отвлечься, чтобы снова не начать плакать. Ненавижу жалеть себя. И людей жалеющих себя тоже ненавижу. Поэтому сижу и тужусь, чтобы не захлебнуться грёбаной жалостью, к такой несчастной себе.
— Я покупал тебе кучу шмотья, где оно? — вдруг вспоминает он.
— Слушай, Ямал, давай внесём коррективы в наш договор, — я уже более менее успокоилась, и повернулась к нему, — ты трахаешь меня, где хочешь, куда хочешь, когда хочешь, но тоже оставляешь мой мозг в покое. Не диктуешь мне что надевать, или где работать, и когда работать. Ты прав ты мне не муж. Так что давай, согласуем графики. Завтра и послезавтра я работаю, целый день, и ночь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Засунь свои условия туда же, куда и претензии, — отзывается он, не отрываясь от дороги, — и не смей больше мне их ставить!
Я отворачиваюсь. Вот же гад!
— Если надо будет, будешь сидеть рядом со мной на каждой сходке, на которую я пойду. И срать мне на твою работу.
Мы остановились на светофоре, и он повернулся ко мне, замораживая холодными глазами.
— Всё усекла?
— Да, — ну а что оставалось, только подчинится.
26
Но по факту Ямал опять пропадает. Никуда не тащит, и быть рядом не заставляет, ни диктует никаких условий. Не появляется вторую неделю, и я живу обычной своей жизнью, хотя теперь и знаю, что за мной наблюдают. После работы теперь меня встречает Паша водитель, хотя он просто Паша, но я про себя, всё равно его так называю. Сперва это молчаливые поездки, но потом, мы всё больше сближаемся, ведь у нас есть тема для притяжения. Иришка, которая остаётся неприступной для всех ухаживаний бандита, по факту просто его боится. В этом она, по крайней мере, признаётся, мне, когда я её спрашиваю чего она динамит парня. Но Паша, не Ямал. Он улыбчивый и весёлый. Обаятельный, и обходительный. Светлые, словно выгоревшие на солнце волосы, красивые голубые глаза, прямой нос, и пухлые губы. Он очень хорош. Спортивный и стройный, высокий. Всегда модно одет. А уж язык подвешен как! Не удивлюсь, если у него таких Иришек, по десять штук, в каждом районе города, о чём и говорю подруге. Он совершенно не похож на Ямала. Жёсткого, циничного, хмурого. Такое ощущение, что он спит с открытыми глазами, потому что всегда напряжён. Нет, нет Паша не он, даже близко. За всё время нашего знакомств, я лишь однажды видела, как Кир улыбается и смеётся. А уж как он прямолинеен и груб. Паша же очень лёгок в общении, и за тот недолгий период, что он возит меня с работы, у нас даже складываются приятельские отношения. Поэтому когда Иришка спрашивает у меня совета, по поводу Паши, я, конечно же, жму плечами.
Что я могу ей посоветовать? Я замужняя женщина, прожившая в браке семь лет, и думавшая что Юрик, это предел моих мечтаний, и больше мне ничего не светит. Я которая, считала себя среднестатистическим брёвнышком. Теперь, когда повстречала Кира, понимаю, что никогда уже не буду прежней, после всего что у нас было. Потом, совсем не скоро, когда он освободит меня, за ненадобностью, найдёт новую жертву. Даже потом я не буду прежней. И поэтому я ничего не советую Иришке, пусть сама решает, просто поясняю, что Паша это не Кир, и бояться ей нечего.
Пару раз пытаюсь разузнать, почему Кир сам не приезжает, но Паша упорно твердит, что значит так надо, и он ему не докладывает. Потом выспрашиваю что-нибудь побольше о Кире, но и тут натыкаюсь на глухую стену. Паша хмыкает, мол, спроси сама, если так интересно, а я в ответ, что спрашивать то не у кого, я видимо в опале у его величества, потому как, нет его, и всё тут. Паша ржёт, и говорит совсем уж непонятные вещи, о том, что в коем-то веки Ямалу свезло. Но опять, же не поясняет, и темы эти мы закрываем, и больше не касаемся.
От Юры по-прежнему нет вестей. И у меня порой закрадываются, смутные подозрения, что может с ним что-нибудь случилось. Но все, же он в розыске, и если бы это было так, мне бы давно сообщили. Так и остаётся всё в подвешенном состоянии. Мы с сыном живём под прицелом и покровительством бандитов, пока тот, кто обязан защищать свою семью, смылся, и в ус не дует.
* * *
Андрейка разболелся ещё с вечера. Пришёл с тренировки, и вместо того чтобы накинуться на еду, завалился на кровать. На улице лил дождь, холодный, колючий, может даже и со снегом, и, увидев, что моё чадо учинило непотребство, завалившись на кровать в мокрой куртке, я разворчалась. Но когда подошла ближе и тронула лоб, и заглянула в блестящие глаза, подавилась словами, сразу начала кудахтать над ним, раздевать, обтирать. В рекордные сроки сын был уложен под одеяло, подмышку был втолкнут градусник, рядом стоял горячий чай с малиной. Но самое гадство, что меня сегодня Ленка, попросила подменить её в ночную. Она уехала за город, и вызвонить её, и вернуть всё обратно было невозможно. Пара девчонок, к которым я обратилась, послали завуалировано, на ходу придумывая причины. И я, скрипя сердцем, собиралась на работу, ежеминутно трогая горячий лоб сына.