Говардс-Энд - Эдвард Форстер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лондонцы редко понимают свой город, пока тот не сорвет их с якоря, вот и глаза Маргарет открылись только тогда, когда истек срок аренды дома на Уикем-плейс. Она всегда знала, что рано или поздно аренда закончится, но по-настоящему поняла происходящее только за девять месяцев до этого срока. Неожиданно дом стал вызывать у нее особые чувства. Он был свидетелем стольких счастливых дней. Почему ему суждено исчезнуть? Впервые она заметила поспешно возведенные дома на улицах города и услышала торопливую речь его жителей — обрезанные слова, рваные фразы, краткие выражения одобрения или недовольства. С каждым месяцем все вокруг становилось чуть энергичнее, но для чего? Население росло, но что за люди рождались? Тот миллионер, которому принадлежал Уикем-плейс, возжелал построить на его месте вавилонские апартаменты, но какое он имел право бередить столь большой кусок подрагивающего желе? Он не был глупцом — Маргарет слышала, как он разоблачал социализм, — но истинное понимание начиналось там, где заканчивался его интеллект, и казалось, что таково положение дел с большинством миллионеров. Какое право имеют эти люди?.. Но Маргарет заставила себя остановиться. Так и с ума сойти не долго. Слава Богу, у нее тоже есть деньги и она может купить новый дом.
Тибби, который теперь учился на втором курсе в Оксфорде, приехал на пасхальные каникулы домой, и Маргарет решила использовать эту возможность для серьезного разговора. Имеет ли брат какое-нибудь представление, где ему хотелось бы жить? Тибби никакого представления не имел. Знает ли он вообще, что будет делать дальше? Но и в этом он не был уверен, однако, когда Маргарет начала настаивать, заметил, что предпочел бы вовсе не иметь никакой профессии. Нельзя сказать, что Маргарет была потрясена, но, прежде чем ответить, некоторое время шила молча.
— Я вспомнила мистера Вайза. Он ведь никогда не кажется особенно счастливым.
— Не-е-ет, — подтвердил Тибби, и его открытый рот начал как-то странно подрагивать, словно он тоже вспомнил мистера Вайза, рассмотрел его со всех сторон, заглянул ему внутрь, взвесил все «за» и «против», записал его в определенный тип и, наконец, сбросил со счетов как личность, не имеющую отношения к предмету разговора. Такое блеяние Тибби приводило Хелен в ярость. Но сейчас Хелен была в столовой внизу, где готовила речь о политической экономии, и временами ее разглагольствования пробивались сквозь доски пола.
— Мистер Вайз несчастный и измученный человек, ты согласен? Потом, есть еще Гай. Ему тоже не позавидуешь. Кроме того, — Маргарет перешла к обобщениям, — всегда лучше иметь постоянную работу.
Стон.
— Я буду придерживаться этого мнения, — продолжала она, улыбнувшись. — Говорю это не для того, чтобы тебя поучать. Просто я действительно так думаю. Мне кажется, в последнее столетие мужчины воспитали в себе желание работать. И не надо его подавлять. Это новое чувство. Оно сопровождается многими дурными вещами, но само по себе оно хорошо, и надеюсь, что и для женщин в скором времени не работать будет так же постыдно, как в прошлом веке не выйти замуж.
— Лично я еще не испытал того глубокого желания, о котором ты говоришь, — объявил Тибби.
— Тогда отложим этот разговор до того момента, когда испытаешь. Не стану мучить тебя беседами на эту тему. Торопиться ни к чему. Но только поразмышляй о тех, кто тебе больше всего нравится, и посмотри, как они устроили свои жизни.
— Больше всего мне нравятся Гай и мистер Вайз, — неуверенно сказал Тибби и так откинулся в кресле, что вытянулся в горизонталь от шеи до колен.
— Только не думай, что я говорю несерьезно, потому что не использую традиционные аргументы — о том, что надо зарабатывать деньги, что тебя ждет некое поприще и так далее, — все они, по разным причинам, ханжеские. — Маргарет продолжала шить. — Я всего лишь твоя сестра. У меня нет над тобой власти, да она мне и не нужна. Я только хочу показать тебе то, что считаю правдой. Видишь ли, — она сбросила пенсне, которое недавно начала носить, — через несколько лет мы с тобой практически сравняемся в возрасте, и мне потребуется твоя помощь. С мужчинами гораздо приятнее иметь дело, чем с женщинами.
— Если ты действуешь, пребывая в этом заблуждении, то почему не выходишь замуж?
— Иногда я и в самом деле думаю, что вышла бы, если бы мне представилась такая возможность.
— А тебе что, никогда не делали предложения?
— Только люди никчемные.
— А Хелен часто делают предложения?
— Весьма.
— Расскажи мне об этих людях.
— Нет.
— Ну тогда расскажи о своих никчемных.
— Это были люди, которые не смогли придумать ничего более интересного, — ответила сестра, чувствуя, что этот мяч надо забить. — Так что имей в виду: ты должен работать или должен притворяться, что работаешь, как это делаю я. Работать, работать и работать, словно ты спасаешь свое тело и душу. Честное слово, это необходимо, мой милый мальчик. Посмотри на Уилкоксов, посмотри на мистера Пембрука. При всех недостатках характера и мировосприятия, такие люди вызывают у меня больше симпатии, чем многие из тех, кто обладает массой положительных качеств. Думаю, это оттого, что они постоянно и честно трудятся.
— Только не говори мне об Уилкоксах, — простонал Тибби.
— И не надейся. Это настоящие люди.
— О Господи, Мег! — запротестовал Тибби и, неожиданно разозлившись, сел прямо. Несмотря на недостатки, у него был твердый характер.
— Ну хорошо, они очень похожи на тех, кого мы называем настоящими людьми.
— Нет, нет и нет!
— Я подумала о младшем Уилкоксе, которого когда-то сочла человеком никчемным и который вернулся из Нигерии совсем больным. Но он отправился туда вновь, как мне рассказала Иви Уилкокс, из чувства долга!
Слово «долг» всегда вызывало у Тибби стон.
— Ему не нужны деньги, ему нужна работа, хотя работа эта отвратительная — скучная местность, вороватые туземцы, постоянная суета по поводу питьевой воды и пищи. Нация, которая рождает таких людей, может по праву гордиться. Неудивительно, что Англия стала империей.
— Империей!
— Меня не интересуют результаты, — сказала Маргарет с некоторой грустью. — Это для меня слишком сложно. Я смотрю на людей. Империя меня тяготит, но я могу оценить героизм, который потребовался для ее создания. Лондон тоже меня тяготит, но то, что делают тысячи замечательных людей, чтобы сделать Лондон…
— Тем, что он есть, — ухмыльнулся Тибби.
— Тем, что он есть, к сожалению. Я хочу деятельности без цивилизации. Не парадокс ли? Хотя полагаю, именно это мы найдем на небесах.
— А я, — сказал Тибби, — хочу цивилизации без деятельности, что, судя по всему, мы найдем в противоположном месте.
— Так далеко тебе идти не потребуется, Тиббикинс, если таково твое желание. То же самое ты обнаружишь в Оксфорде.
— Глупая…
— Если я глупая, давай вернемся к поискам нового дома. Я бы даже могла жить в Оксфорде, если ты не против, в северной части. Я бы согласилась жить везде, кроме Борнмута, Торки и Челтнема. Ах да, еще Илфракомба, Суониджа, Танбридж-Уэлса, Сурбитона и Бедфорда. Там — ни за что.
— Тогда в Лондоне.
— Я согласна, но Хелен хотела бы уехать из Лондона. Однако мы вполне могли бы иметь дом в деревне и квартиру в городе, если будем держаться вместе и объединим свои средства. Хотя, конечно… Что-то я заболталась! Но подумать только, что есть люди по-настоящему бедные. Как они живут? Я умерла бы, если бы не могла ездить по миру.
При этих словах дверь распахнулась и в комнату в крайнем возбуждении вбежала Хелен.
— Дорогие мои, знаете, что случилось? Никогда не догадаетесь! Какая-то женщина спрашивала меня, не знаю ли я, где ее муж. Кто-кто? (Хелен любила изображать, как она удивляется собственным словам.) Да, ее муж, именно так.
— Это не про Бракнелла? — воскликнула Маргарет, которая недавно наняла безработного, носившего эту фамилию, чистить ножи и ботинки.
— Я предложила ей Бракнелла, но он был отвергнут. Как и Тибби (Тибби, ликуй!). Это кто-то, кого мы не знаем. Я сказала: «Ищите, моя милая. Как следует осмотритесь, поищите под столами, ткните кочергой дымоход, потрясите салфеточки. „Муж! Где ты, муж?“» А как потрясающе она одета и позвякивает точно люстра.
— Слушай, Хелен, что все-таки произошло?
— Я же вам говорю. Вообще-то я репетировала свою речь. Энни, глупышка, открывает дверь и впускает в дом женщину. Та идет прямо ко мне, а я только рот успеваю открыть. Потом мы начинаем разговор — очень вежливо. «Мне нужен мой муж, и у меня есть причина считать, что он здеся». Нет, как я несправедлива! Она сказала не «здеся», а «здесь». Выговорила все идеально. Тогда я спросила: «Как его зовут?» — и она ответила: «Лан, мисс». Вот так.
— Лан?
— Лан или Лен. Мы не слишком отчетливо произносим гласные. Ланолин?