Письма к Тому - Алла Демидова

Пригласили меня тут на чайную церемонию. Очень интересный ритуал. Но пить эту зеленую пенную гадость, которая называется зеленый чай, я могла только с пирожными, что, по местным обычаям, не полагается.

У меня почти каждый вечер спектакль, то «Борис», то «Преступление и наказание». Однажды после «Преступления» мы стоим на поклонах, и я вижу, как по зрительному залу плывет цветущая сакура. Это помощница Куросавы несла мне большую ветку цветущей сакуры в память о моем «Вишневом саде», который они видели в Москве.

Как-то днем я пошла с одним знакомым японским славистом в «Кабуки». Мы пришли на 2-е и 3-е представление. 1-е я проспала. Входим, был антракт, и публика сидела где придется с подносами и что-то ела. Во всяком случае, запах рыбы стоял ужасающий. А я терпеть не могу, когда в театре пахнет кухней. Но у них, когда закончился антракт, включились какие-то вытяжные устройства, и воздух стал чистым. В зале, когда началось действие, было довольно-таки шумно, но вдруг все замолкло, и на желтую дорогу слева вышел самурай, скрестил на груди руки и замер. Вдруг раздались аплодисменты. Я не заметила, чтобы что-то произошло. Спросила своего японца, а он мне: «Вы разве не заметили, как он собирал энергию?» – «Ну, предположим». – «А потом он так резко сдвинул брови, как до него в этой роли никто не делал». Я посмеялась. А публика ждала именно этого момента, как у какого-нибудь тенора в «La Scala» верхнее «до».

В Токио будем целый месяц. Меня приглашают сюда с «Квартетом» в сентябре. Я устала.

Все, Том. Бегу на спектакль. Обнимаю.

Письмо

23 мая 1993 г.

Том, пишу кратко из Стамбула – у нас тут два «Квартета». А до этого играла в Литве, в Вильнюсе. Спектакль хвалят. Но мой партнер играет неровно – слишком молод. И иногда меня не слушает, хотя очень хороший мальчик. По-моему, будет неплохим актером.

В Стамбул взяла Маквалу и ее приятельницу. Втроем бегаем по старому городу. И я не могу удержаться от покупок. Это какой-то наркотик – в каждой стране – покупки. Здесь я покупаю ковры и украшения. Я помню, как в Индии, мы бежали по какой-то грязной торговой улочке, начался дождь, и мы забежали в какую-то коробку – оказался маленький магазин шелков. И я попросила мне показать красный шелк – я хотела играть Электру в красном сари. Для этого нужно 5,5 метров. И продавец стал показывать эти уникальные тонкие натуральные шелка разных оттенков красного. У меня дух захватило. Я, конечно, купила, но Электру играла хоть и в красном шелке, но тяжелом и сшитом, как платье. А индийский шелк у меня валяется до сих пор в шкафу.

Том, пишу в кафе, жду Маквалу. Она идет. Обнимаю.

Письмо

6 июня 1993 г.

Том, здравствуйте!

Пишу Вам, сидя на верхней палубе парохода в Эгейском море около острова Санторини (черные горы, а наверху, как снег или пена – белые дома и церкви), а кругом ветер, волны, корабль качает – поэтому пишу каракулями.

В Афинах был концерт поэзии и музыки, посвященный античной культуре. Актеры разных стран на своем языке читали стихи. Я – от России. Имела успех. Читала Мандельштама «Бессонница. Гомер. Тугие паруса», Ахматову «Смерть Софокла», Пушкина «Гречанка верная! не плачь» и цветаевскую «Федру». Концерт был в античном театре «Иродиум» под Акрополем. А потом Fondatin for Helleniy Culture повезли всех на кораблях по островам: на Делос (разрушенный античный город, но энергия там до сих пор сильная), потом на Патмос – там были в прекрасном монастыре (уникальные фрески 11–12 вв.) и только что отплыли от Санторини. Здесь были на раскопках города, засыпанного вулканическим пеплом. Сохранились стены 3-этажных домов, большие амфоры, но никаких украшений или скелетов зверей и животных. Говорят, что перед извержением вулкана (а было это в 15 в. д. н. э.) жителей города кто-то предупредил заранее, и они покинули остров, все унесли с собой. Гипотеза, что это один из островов погибшей Атлантиды. А вулкан до сих пор действующий.

Завтра улетаю в Москву.

26 июня буду в Вене играть «Федру» – если удастся – позвоню. Я поняла, что Вы в Москву не выбрались.

Что было интересного в Европе – напишите. И какие дальнейшие планы? 7 сентября у меня в Америке концерт, но где – не знаю. Дэвид приезжает в Москву в конце июня – все расскажет: где, что, когда.

Писать трудно – сильно качает, хотя корабль большой. Народу мало, но публика очень хорошая – профессора, художники, актеры и т. д. – те, кто более или менее связан с античной или византийской культурой. Случайно заговорив за обедом о Гарварде, узнала, что мои соседи знают Вас – это проф. Игорь Шевченко из Англии и Антони-Ташиос из Салоников.

Все! Писать дальше не могу.

Юлии поклон от меня. Я до сих пор мою голову ее шампунем и каждый раз мысленно благодарю ее за этот прекрасный подарок.

Всего Вам доброго. Обнимаю.

Ремарка

Больше всего в жизни я не люблю ездить. Не люблю собирать и разбирать чемодан. Не люблю обживать новое помещение. Не люблю новых людей… Но жизнь мне все время подбрасывает бесконечные гастроли и новые места.

Мне однажды просчитывали реинкарнации. Сказали: «Ты была актрисой в Древней Греции». Я: «Но там же не было актрис, только актеры». – «А ты все время была мужчиной, а женщиной только в этом рождении».

И вот в Афинах, под Акрополем, в древнегреческом театре «Иродиум» устраивалось некое действо: актеры всего мира должны были читать стихи о Гре ции на своих языках. Там были актеры из «Шаубюне», из Франции – Наташа Парри, жена Питера Брука, из Греции – Папатанасиу, кто-то из Испании, из Италии, а из России – я. Огромный амфитеатр под открытым небом, на семь тысяч человек. Среди публики я вижу Питера Брука, Любимова (он ставил в Афинах Чехова), очень много хороших людей. Профессионалов.

Все актеры должны были сидеть на сцене в белых костюмах с черными папками (как известно, западные актеры не читают наизусть). Белого костюма у меня с собой не было, я одна была в черном, а поскольку я близорукая, то все стихи выучила наизусть и папку с собой не взяла. У каждого актера был мини-микрофон. Начали греки. Микрофоны стали барахлить – то включались, то нет. В публике раздался смех. Подходит моя очередь. Я молю Бога, чтобы мой микрофон отключился совсем – акустика там прекрасная и голоса моего хватит. И действительно, мой микрофон так и не включался. Читают другие. Микрофоны ведут себя по-разному. Опять моя очередь – Пушкин, «Верная гречанка, не плачь, он пал героем…» – и я с ужасом понимаю, что напрочь забыла это стихотворение. Настолько забыла, что не смогла бы даже пересказать своими словами. Сейчас я понимаю, что могла бы прочитать любое стихотворение, потому что, кроме Любимова, по-русски там никто не понимал, но тогда была слишком растерянна. И я стала молиться уже всем Богам (перед моими глазами, наверху – Акрополь): «Если я была здесь актером, помогите!..» и своему святому, к которому всегда обращаюсь за помощью перед выходом на сцену. Встала, открыла рот и услышала не свой голос. Я не знала, какая строчка дальше, – я только открывала рот, а кто-то читал за меня с интонациями, которых у меня никогда не было. И раздались аплодисменты. Я считаю, они не мне аплодировали…

Со спектаклями я ездила по разным странам, играла по 10 спектаклей подряд, но иногда у меня случались «окна» в 7–10 дней. Ехать в Москву не было смысла, и я всегда возвращалась в Грецию, так как основная «база» для репетиций, костюмов и пр. была в Афинах, в театре Теодора Терзопулоса, с которым работаю последние годы.

Как-то воспользовалась приглашением одной греческой актрисы погостить в ее доме на острове Крит. Она дала мне ключи, объяснила, как ехать. Я села на пароход и десять часов провела на палубе, любуясь морем. На берегу взяла такси, назвала местечко, и меня привезли на гору, где было всего пять домов, но только в трех горел свет. И я стала там жить. Полтора километра от моря. И такое отшельничество, такой покой на душе! Тут как раз и начинаешь понимать – когда «глаза зрачками в душу», – кто ты на самом деле. Все наши оценки субъективны. Нет ведь объективного понятия добра и зла. Что есть Истина? Начинаешь вычищать из себя шлак субъективных оценок. Становишься терпимее ко всему, более отстраненно смотришь на свою работу.

Жить одной прекрасно, но, к сожалению, я подвержена ночным страхам. Как-то раз поехала в гости к друзьям в ближайший город. Вернулась поздно, а света нет. Кромешная тьма, незнакомые звуки. Я даже побоялась пойти на второй этаж за свечой. Так и сидела во мраке. И вдруг раздался телефонный звонок. Резкий звук в ночи! Ужас! Но обрадовалась необычайно. Это муж звонил из Москвы. Я представила всю ситуацию: как громкая русская речь звучит здесь, на горе, на критской земле, причем через спутник, и мне вдруг стало так забавно, что я перестала волноваться. А потом позвонила Маквала Касрашвили – видимо, Володя рассказал ей о моей тревоге, а позже был звонок из Парижа. Так и прошла эта темная ночь…