Небеса рассудили иначе - Татьяна Полякова

– Вы сумасшедший! – гневно перебил его Злобин. – Что бы я от этого выгадал? – Он вытер ладонью потный лоб и вздохнул покаянно. – Я очень переживаю за Соню. Она действительно могла… у нее взрывной характер. Я пытался найти ее все это время. Обзвонил всех знакомых… Я боюсь, что с ней случилась беда… а что касается денег… представляю, что вам наговорили. Но все обстоит совсем не так. Нашу разработку выгодно продать сейчас. Если промедлим, то таких денег уже не получим. Туров упрямится из совершенно идиотских соображений. А мы мыслим как бизнесмены… Но от того, что он в тюрьме, мы ничего не выгадали. Заключить договор без него мы не можем, а время идет… и к тому моменту, когда Туров созреет… Все ужасно… – чуть не плача, покачал он головой. – Больше всего меня Соня беспокоит. Где она? А если ее действительно убили?

– Вы сейчас кого имеете в виду? – буркнула я. – Турова?

– Нет, – вновь покачал Злобин головой. – Денис не тот человек… Он несдержанный, мог накричать, даже ударить, но убить… Лично я в это не верю.

– То есть вы считаете, Соня разыгрывает спектакль в одиночку? – уточнил Берсеньев.

– Сначала так и думал. Вполне в ее духе. Она актриса, понимаете? Только играет не на сцене, а в жизни. Но… она не смогла бы так долго прятаться. Просто не выдержала бы и себя как-то проявила. Хотя бы для того, чтобы узнать: как на все это другие реагируют, – он вздохнул уже в который раз и в окно уставился, вроде бы забыв о нашем присутствии.

– Что ж, надеюсь, ваши страхи окажутся напрасными, – сказал Берсеньев, перегнулся и открыл дверь со стороны Злобина. Тот, не говоря ни слова, направился к своей машине, а Берсеньев пересел за руль.

– Не похоже, что парень врал, – сказала я, пристегивая ремень безопасности.

– Не похоже, – согласно кивнул Сергей Львович. – Итак, мнения близких к Софье людей разделились: подруга считает главным злодеем Турова, а компаньон, который к нему добрых чувств не питает, в это не верит. А что сестрица думает по этому поводу? Какое Туров произвел впечатление?

– Говорит, рожа у него на редкость скверная. Такому, даже если он не виновен, все равно никто не поверит. Попробую с ним встретиться и поговорить. А пока надо бы найти первую жену Смолина.

– Зачем она тебе? – вроде бы удивился Берсеньев.

– Может, ей что-то известно о письмах с угрозами?

– Маловероятно, если они развелись много лет назад.

– Софья что-то пыталась выяснить, – упрямилась я. – Что-то, имеющее отношение к событиям тридцатилетней давности. Нынешняя жена молчит об этом, а вот бывшая может разговориться.

– Ага, – кивнул Берсеньев. – В смысле: нет у человека худшего врага, чем бывшая жена? Тогда поехали.

– Куда? – не поняла я.

– К Венере Давыдовне.

– Ты с ней знаком?

– Не то чтобы близко, но в свою квартиру она меня пустит, если дома ее застанем, конечно. На худой конец позвоним и договоримся о встрече.

Он завел машину, а я проворчала:

– В знакомых у тебя половина города.

– Не скажу, что это особенно приятно. Хотя Венера, скорее, исключение. Забавная тетка.

Через полчаса мы тормозили возле двухэтажного дома рядом с историческим музеем. Дом старый и вроде бы когда-то принадлежал местному купцу-миллионщику. Теперь в нем было четыре квартиры, и одну из них на втором этаже занимала Венера Смолина. Она оставила фамилию писателя, получается, что замуж вторично не выходила.

Такое новшество как домофон здесь не прижилось. Мы поднялись по широкой лестнице с коваными перилами и позвонили в роскошную дубовую дверь. С той стороны мелодично звякнул колокольчик, дверь открылась, и я увидела высокую женщину в оранжевом платье. Длинные волосы были собраны в замысловатую прическу, ее украшала диадема с разноцветными каменьями.

«Настоящие?» – тут же озадачилась я.

Наряд завершали туфли на шпильке. Косметикой дама явно злоупотребляла. Но все ухищрения косметолога и, подозреваю, пластического хирурга не могли скрыть возраст. В общем, теперь ее редкое имя звучало скорее с иронией: на богиню она мало чем походила, если не считать склонности к полноте, которой грешили древние. Правда, второй подбородок вряд ли был у них в чести, а здесь он выплывал довольно нахально.

– Сергей Львович, – ахнула Венера, театрально простирая к нему руки в перстнях. Все-таки со вкусом у нее проблемы. Берсеньев шагнул вперед и припал сразу к обеим ладоням. – Какой сюрприз, – продолжала ворковать хозяйка, голос у нее был низкий и, надо признать, красивый. – Что ж мы в дверях стоим? Заходите…

Мы вошли в квартиру, и тут Венера соизволила и на меня обратить внимание.

– Кого вы ко мне привели? – игриво поинтересовалась она.

– Сию минуту все объясню, Венера Давыдовна, – запел Берсеньев. Вот уж кто любого за пояс заткнет в умении обольщать между делом. – Умоляю, дайте чаю… Я ведь к вам не просто так, а со шкурным интересом…

– Серьезно? Заинтриговали…

Мы прошли в кухню-столовую, хозяйка стала хлопотать, а я оглядываться… Мебель здесь стояла на своих местах как минимум лет пятьдесят. Создавалось впечатление, что ее ни разу даже с места не сдвинули. Любители винтажа, возможно, оторвали бы ее с руками, но в плане жизненных удобств наблюдался явный дефицит. Все эти шкафы, зеркала и горки занимали слишком много места, придавая кухне вид кладбищенского монумента. Рядом с ними микроволновка смотрелась почти неприлично.

Венера, накрыв на стол, села рядом с Берсеньевым и разлила чай, а он все пел соловьем.

– Эту милую девушку зовут Ефимия. Кстати, она дочка Константина Викторовича Завьялова. – Во мнении Венеры я мгновенно возвысилась, она взглянула с куда большим интересом. – Так вот, Ефимия, можно просто Феня… («Нельзя», – чуть не брякнула я, но лишь послала Берсеньеву лучшую свою улыбку.) Она адвокат, и, представьте, им с сестрой предстоит защищать Дениса Турова.

– Интересно, интересно, – хмыкнула Венера.

– Феня пыталась поговорить с Геннадием Смолиным о давней вражде двух семей, но он отказался. И тогда я подумал, что вы-то наверняка в курсе этой драмы…

– Какая там драма, – отмахнулась Венера Давыдовна. – Сам Генка над ней посмеивался. Ну да… предки между собой не ладили, пакостили друг другу, как могли. Но мы-то цивилизованные люди… И к Аркаше Чадову он прекрасно относился. Разумеется, пока тот сдуру в меня не влюбился. После этого возникло соперничество, в основном со стороны Чадова, если Гена и ревновал, то у него ума хватало этого не демонстрировать. Теряюсь в догадках, чем эта самая вражда вам поможет.

– Софью она точно интересовала, – прихлебывая чай, сказала я.

Венера пожала плечами:

– Должно быть, решила, что это очень романтично. Сонька – дурочка. Неудивительно, когда знаешь, кто ее мамаша. Вкусы у моего бывшего с годами все хуже и хуже. Вы видели эту подопытную мышь, его нынешнюю супругу? Впрочем, Смолину только такую и надо: сидит тихо, место свое знает… Наш великий не способен любить никого, кроме себя. Жутко эгоистичный тип…

– Поэтому вы с ним и развелись? – ввернула я.

– Я развелась с ним, потому что он шашни завел с Сонькиной матерью. Дура, ни кожи ни рожи, но так отчаянно на мужиков вешалась… А Смолин перед ней павлином ходил. Бедняжка готова была ноги ему целовать, не говоря обо всем остальном. Ну, он и повелся, потому что я-то в его величие не очень верила. Ума быть поосторожней у них не хватило, впрочем, наверняка она нарочно подстроила… В общем, я их застукала и выставила Смолина за дверь. Как оказалось, зря. Пять гражданских браков, и ни намека на счастье. У него тоже счастьем не пахнет. Зато в отличие от меня дети есть. Левка просто душка, мы с ним очень дружим. Отца он любит, хоть и не за что. И Сонька. Об этой ничего хорошего не скажу, но дети придают нашей жизни какой-никакой смысл.

– У Смолина кроме детей есть еще прекрасные книги, – напомнила я.

– Да бросьте вы, – фыркнула Венера. – Весьма посредственные. Кто их читает? Не тираж, а горькие слезы…

– Но «Прощальная песня» до сих пор популярна.

– Ну, если только она, – пожала Венера плечами. – Он был молод, влюблен до безумия, в меня между прочим. А потом все кончилось. И эти бабы не смогли вдохновить его ни на что путное.

– Аркадий Чадов учился в Литературном институте? Они там с Геннадием Сергеевичем познакомились?

– Мы познакомились, когда учились в нашем университете. А Аркаша, да, в Литературном год или чуть больше пробыл. Пока не выгнали. Он по натуре бунтарь, а там надо было великих слушать.

– Что он писал?

– Стишки, – вдруг нахмурилась Венера. – Если честно, дрянные. Выгнали его совершенно справедливо. Эта самая история вражды, о которой многие в университете знали, интриговала. Создавала романтичный ореол. В юности придаешь значение всяким глупостям… Генка с Чадовым подружились. Оба интересовались литературой, любили поболтать… Смолин как раз начал писать, особо посоветоваться здесь было не с кем, а Аркадия из литинститута выперли, короче, было кое-что общее…