Небеса рассудили иначе - Татьяна Полякова

– Какая дружба? – хмыкнула она. – Я лет на двадцать старше.

– Софья, его подружка, еще моложе, но она ведь к вам приходила?

Надежда нахмурилась.

– Татьяна сболтнула, что ли? Язык как помело… – И тут же равнодушно пожала плечами. – Ну да, приходила. Шарлотку хотела испечь, а яиц не было. Вот и зашла.

– Почему к вам? Есть соседи и поближе.

– Есть, да не все продают. Спросила, видно, у кого-то, ей на наш дом указали. Можно было яйца в магазине купить, но ей домашних хотелось.

– О чем вы говорили, можете припомнить?

– Да ни о чем. О чем обычно говорят малознакомые люди?

– Ее отец когда-то был здесь частым гостем. Об этом она не расспрашивала?

– Вроде нет. Не помню. – Надежда нахмурилась, взглянув исподлобья, и стало ясно: тему я затронула болезненную.

– Но его самого вы ведь помните?

– Писателя? Да не то чтобы очень. Тогда он никому не известен был, чего его разглядывать? С виду он не особо привлекателен.

– А Аркадий? – осторожно спросила я. Лицо ее страдальчески скривилось, но она тут же взяла себя в руки. Передо мной была женщина, которая привыкла маскировать свои чувства, закрываться ото всех. И прежде всего от самого близкого человека. Я попыталась представить ее повседневную жизнь и невольно вздохнула.

– Аркадий был гораздо симпатичнее, – ответила она.

– Вы были в него влюблены?

– Если вы думаете, что он имел склонность к малолеткам, совратил меня и сбежал с перепугу, так это чушь в духе моей матери. Она так радовалась, когда здесь милиция появилась да разговоры пошли, что Аркадий кого-то там ограбил…

– Я просто спросила: вы были в него влюблены?

– Само собой. Пятнадцатилетняя девчонка… он такой взрослый, такой красивый, разговаривал со мной как с ровней. Но с головой-то у меня все нормально было, и я своей любви не показывала.

– А он был влюблен в другую девушку?

– Откуда ж мне знать? Приезжала к нему одна. Городская, и вся из себя. Красавица. Да еще и имя – Венера. Много Венер вы в своей жизни встречали? Она с этим Смолиным сюда ездила. Смолин свой роман читал, все бахвалился, какой он гениальный…

– Вы имеете в виду его первый роман?

– Не знаю, первый или пятый. Я не слушала. И не читала. Мне не интересно.

– Странно, – вздохнула я. – Вы же, кажется, сами собирались в Литературный институт.

– Ага. Собиралась, – усмехнулась Надежда. – Да недолго. Стишки мои – сущая ерунда. Аркадий их хвалил по доброте душевной. Ему здесь одному скучно было, вот он меня и привечал.

– А чем он тут занимался?

Простой вопрос вызвал у Надежды замешательство.

– Чем? – она вновь пожала плечами. – Он ведь в институте учился. Летом у студентов каникулы, вот и жил. Электриком подрабатывал в совхозе. У него руки золотые были. За что ни возьмется, все сделает в лучшем виде. Наши даже болтали: интеллигент, а башковитый. У нас интеллигенты не в чести. А его уважали.

– Не припомните, когда видели Аркадия в последний раз?

– Не припомню. В сентябре занятия начались. Он уже не жил здесь постоянно. Еще и мать точно взбесилась, в общем, мы редко виделись, а потом… потом вы знаете.

– Венера предпочла Аркадию другого. Он разозлился, решил отомстить…

– И ее квартиру ограбил? Ограбить со злости? Оставил фифу без любимых безделушек? Если вам нравится так думать – ради бога. Не знаю… – покачала она головой. – Ведь за это посадить могли. Мне и сейчас кажется, что это невозможно, но… я была глупой девчонкой и видела жизнь в розовом цвете. Надоел мне этот разговор. Одно хочу сказать: они к нему цеплялись сами, и Смолин, точно репей, и Венера. Считалась невестой другого, а Аркадию глазки строила. Это я отлично помню. Я поэтому не приходила, когда она здесь появлялась.

– А зачем вы приносили с собой пишущую машинку?

Она с минуту разглядывала меня, точно не понимая вопроса.

– Машинку? – переспросила с сомнением. – А-а-а… ну у Таньки и память. Я успела забыть, а она все помнит. Стихи свои печатала в спокойной обстановке. Дома мать вечно под руку лезла. А у Аркадия никто не мешал, иногда он просил стихи почитать. Мы их обсуждали. Да и ломалась машинка то и дело, приходилось чинить.

– Стихи вы где-нибудь публиковали?

– Смеетесь?

– Но они у вас сохранились?

– Сожгла лет десять назад, – усмехнулась Надя. – Перечитала как-то и все сожгла. В печке. Рожденный ползать летать не сможет. Одни пустые мечты.

– А с гражданской женой Аркадия вы были знакомы? Она жила здесь с сыном.

– Нет, не была. Для чего нам было знакомиться? Когда она тут появилась, я уже техникум закончила, забот прибавилось. Мать с инсультом свалилась… С тех пор как произошло убийство, чадовскую дачу все стороной обходят. Танька утверждает, что не раз слышала, как по ночам в доме ребенок плачет. Поди, брешет, но все равно жутко. Мальчишке лет восемь всего и было.

– Никого из местных не подозревали?

– Из местных? Не помню. Вроде нет. Шуму много было, да никого не нашли. Ясно, что убийца за деньгами приходил. Дом богатый, на отшибе стоит. Помню, болтали, хозяйка с сыном уезжать хотела в город. А мальчишка то ли приболел, то ли еще что-то случилось. В общем, в доме их не должно быть, а они были. Грабитель с перепугу обоих и порешил. Так болтали. А правда или нет… Когда они смогут узнать, что там за человек… ну, кто он был? – вдруг спросила она. Похоже, этот вопрос очень ее интересовал. Не зря она и утром об этом спрашивала.

– Вы думаете, это может быть Аркадий? – задала я вопрос, не спуская с нее взгляда.

Она криво усмехнулась.

– Просто интересно, – поднялась и распахнула дверь на крыльцо. – Заболтались мы. Мать кормить надо. Да и смысла не вижу старое ворошить. Было, да прошло.

Она первой начала спускаться по ступенькам, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Поиски на чадовской даче то ли совсем прекратились, то ли их перенесли на завтра. Люди и машины исчезли. На мокрой земле остались лишь глубокие борозды от колес. Оградительную ленту трепал ветер, дом в сгущающихся сумерках выглядел мрачным прибежищем злодеев из сказки. Я постояла немного, рассматривая его и кутаясь в шарф, и побрела к машине.

По дороге позвонила Агатке. Докладывать особо было нечего, но разговор с Надеждой я все-таки пересказала.

– И что? – фыркнула сестрица.

– Ясно, чего-то она недоговаривает. А о том, что Софья за яйцами для шарлотки приходила, и вовсе врет.

– А причина?

– Понятия не имею. Одно точно: она подозревает, что сегодня утром нашли останки Аркадия Чадова. Значит, был у нее повод думать: он не просто так исчез.

– Замечательно, – произнесла сестрица. – Если память не изменяет, все эти интереснейшие события произошли тридцать лет назад. О сроке давности ты что-нибудь слышала?

– А если исчезновение Софьи связано именно с ними?

– Не морочь мне голову, и себе тоже. Она и так ни на что не годится.

Агатка отключилась, а я на ближайшем светофоре свернула и направилась в сторону дома, где жил Стас. Словно мне там медом намазали.

«Ничего, – утешала я саму себя, – поглазею немного на его окна и поеду восвояси».

Но на этот раз меня ждал сюрприз. Из окон квартиры Стаса лился золотистый свет, шторы не были задернуты, и за легким тюлем мне чудилось движение, я даже на мгновение решила, что вижу его силуэт.

– Он вернулся, – ошарашенно произнесла я и попробовала свыкнуться с этой новостью.

Я так ждала его возвращения, и вот он здесь. Самое время броситься со всех ног и сказать, как я его люблю. Но вместо этого я продолжала сидеть в машине. В двух окнах свет потух, потом еще в трех, теперь светилось лишь два окна, не знаю, в спальне или гостиной. И вдруг оказалось: сделать то, о чем мечтала, совсем не просто. Мечты – это здорово, если твои намерения совпадают с намерениями того, о ком мечтаешь. Нас очень многое связывало со Стасом, еще больше разделяло. Мы расстались, и вроде бы навсегда. И вовсе не факт, что мой поздний визит его порадует. Свалюсь как снег на голову и очень быстро пойму, что меня тут не ждали. Человеку создам неудобства, а про себя и говорить нечего. Поставь, Фенька, жирный крест на всех своих мечтах, да и на самой жизни тоже. Потому что не вижу я без него никакого смысла в этой жизни. Не вижу, хоть режь.

«Сегодня я просто не готова, – в легкой панике решила я. – Надо настроиться… Слова подобрать…»

Через минуту я уже на приличной скорости ехала по проспекту, нервно посмеиваясь над собственной трусостью. А что, если Стас вернулся раньше, и это его я видела в своем дворе? Вот уж глупость. Можно подумать, я бы его не узнала. Да и что за ребячество во дворе сидеть. Но я-то сижу… И он когда-то тоже в моем дворе обретался. В следующий раз выпью для храбрости и пойду.