Десятиглав, Или Подвиг Беспечности - Андрей Добрынин

"Все же пацанов грабят", — сказал Григорьев, когда мы проходными дворами, дабы сократить путь, пробирались в очередной клуб. "Ну и что? — возразил Степанцов. — Они еще только начинают. А вспомните меня на первых порах — за гроши выступать приходилось. На первых порах всех нужно грабить — это как в армии…" — "Пожалуй, у этого жанра и впрямь большое будущее, — заметил я. — Особенно если вспомнить ту пресную жвачку, которую нам предлагали в первом месте". — "Да, нынешняя поп-культура себя исчерпала, — бодро заявил Степанцов. — Люди долго ждали, но теперь уже совершенно ясно, что ничего нового она предложить не может. На очереди отказ от музыкального сопровождения, потому что поп-музыка все равно ничего не дает ни уму, ни сердцу; на очереди эпилептические припадки прямо на сцене и шизофренические камлания, гладиаторские бои со смертельным исходом…" — "Неплохо пойдут также призывы к мятежу и резне", — вставил я. "М-м-м… Возможно. Все зависит от исполнителя", — с важным видом согласился Степанцов. Мы прошли очередную подворотню и остановились в нерешительности: перед нами расстилался заваленный всяким хламом пустырь, окруженный мрачными зданиями без единого огонька, — видимо, подготовленными к сносу. В центре пустыря высилась куча строительного мусора — все, что осталось от дома, с которым расправились раньше других. "Кажется, заблудились", — произнес Григорьев. Мы повернулись, чтобы идти обратно, и в ту же секунду в глаза нам ударила из полудюжины мощных фар целая лавина света. От неожиданности мы присели, но тут же, ослепленные, ничего не видя перед собой, очертя голову бросились в спасительную темноту пустыря.

По-видимому, за нами следили весь вечер — по крайней мере, теперь, задним числом, я припоминаю, что видел один и тот же престижный джип "додж" модификации "дорожная сволочь" и на стоянке у казино, и у входа в "Ландыш". Припоминаю также, что во время нашего движения по закоулкам в поисках следующего клуба я не раз слышал позади тихое урчание двигателя, однако не придал этому значения. И вот наконец-то мы сами забрели в место, идеально подходящее для расправы — воображаю, в каком восторге были наши преследователи (хотя, с другой стороны, им с их акульими мозгами ничего не стоило бы поднять стрельбу хоть на Красной площади). Спасла нас только та быстрота, с которой мы бросились во мрак. Набивая себе синяки и шишки о трубы, кирпичи и балки, валявшиеся на пустыре повсюду, мы залегли среди всех этих предметов, и отбрасываемые ими тени на некоторое время укрыли нас. Однако долго разлеживаться было бы глупо, поскольку хлопанье дверец показало, что враги намерены прочесать пустырь. Поэтому я осторожно приподнял голову, огляделся и, заметив поодаль мусорные контейнеры, поднялся и побежал, стремясь укрыться за ними. В этот момент главарь бандитов громогласно отдавал своим подчиненным разные дурацкие распоряжения, находившиеся в очевидном противоречии друг с другом и щедро пересыпанные матерщиной и оскорблениями. Заметив мой маневр, он поперхнулся на полуслове и с торжествующим воплем: "А-а, сука, вот ты где!" — вскинул автомат и выпустил мне вслед длинную очередь. Однако он не обратил внимания на то, что двое его тупоголовых клевретов торчали как раз в секторе обстрела. На них-то в первый миг и обрушился весь этот град свинца, положив обоих на месте. В результате я успел юркнуть за контейнеры, и когда пули защелкали по железу, мне это было уже не страшно. Главарь бандитов, разозленный проворством своей жертвы, принялся с чудовищной бранью поливать из автомата все темное пространство пустыря. При этом он разнес в клочки тучного серого кота, который вместо того, чтобы мурлыкать на коленях у любящей хозяйки, в поисках приключений решил поохотиться в городских джунглях, а затем совершил вторую ошибку: вместо того, чтобы сидеть в укрытии, попытался перебежками выбраться из-под обстрела. Поняв никчемность своих действий, главарь прекратил стрельбу и рявкнул на остальных бандитов: "Чего стоите, мудаки? А ну вперед, в темпе! Вон один за помойкой, и остальные тоже тут недалеко. Валить всех!" В этот момент Степанцов, укрывавшийся за грудой кирпичей, от безнадежности пальнул в воздух из газового пистолета, истратив единственный имевшийся у него патрон. Услышав выстрел, раскатившийся грозным эхом среди угрюмых стен, бандиты, уже собравшиеся начать прочесывание, остановились и в нерешительности затоптались на месте. Заметив их колебания, Григорьев, окопавшийся за старым диваном, злобно завизжал: "Ну, подходи, уроды, кому жить надоело! Всех перекалечу!" От таких обещаний бандиты вконец оторопели и отошли под прикрытие джипа. "Вы куда?!" — заорал на них главарь. "Ты, Кабан, конечно, пацан авторитетный, но нам тоже помирать неохота, — ответили ему. — Это ж отморозки, в натуре! Слыхал — всех, говорит, перекалечу…" — "А бабки?! — взвизгнул главарь. — Вы же бабки брали! Их же возвращать придется! А неустойка?!" — "Бабки вернем, а вот насчет неустойки — хуй, — рассудительно возразили бандиты. — Мы в психическую атаку ходить не договаривались. Мы на этом пустыре как на ладони. А они вон, говорят, целую команду пацанов недавно сожгли. И здесь Ржавого и Гнилого уже положили…" Главарь не стал возражать на последнее замечание, дабы не выплыло наружу то, что Ржавого и Гнилого положил сгоряча он сам. Вместо этого он воззвал к здравому смыслу: "Если у них стволы есть, чего же они не стреляют? Мы же близко от них и на свету. Кстати, фары надо выключить… Нет, пацаны, зря вы перебздели. У них верняк патронов нету. Во, смотрите!" Главарь выскочил из-за джипа, в свете фар, продолжавших гореть, исполнил несколько па какого-то непристойного танца и вновь скрылся за машиной. "Ну, видали? — возбужденно обратился он к своим подельникам. — Не шмаляют! Говорю вам, нет у них патронов!" ("Да и стволов нету", — хотел было сказать он, но, вспомнив о Ржавом и Гнилом, прикусил язык.) Разговор бандитов явно приобретал опасный оборот, но тут над пустырем раскатился бас Степанцова: "Может, проверим, пацаны?" — "Что проверим?" — настороженно переспросили бандиты. "Есть у нас патроны или нет. Хотите на своей шкуре проверить? Тогда вперед! Здесь же вас и закопаем… Лучше мотайте отсюда по-хорошему". — "Мы не стреляем, потому что проблем не хотим, — добавил я. — Это только ваш старшой без пиздюлей как без пряников. Может, сюда уже ментура едет". — "А лично я прямо в глаз бью, чтоб шкуру не портить", — несколько невпопад, но весьма внушительно сообщил Григорьев. Бандиты вновь задумались и начали приглушенно переговариваться. Доносились обрывки фраз: "Всех бабок не заработаешь… Я что, Матросов?.. Это ж отморозки, мясники натуральные… Слыхали — всех, говорит, перекалечу… Да мне эти бабки в хуй не уперлись… Не, пацаны, я не согласен… Начальству, конечно, бздеть легче, чем нам нюхать…" Чаша весов явно склонялась на сторону мира, но тут за спинами бандитов вспыхнул свет фар подъехавшего автомобиля, чавкнула открывшаяся дверца, и властный голос прогремел: "Ну что, сделали дело? Замочили козлов?" По-видимому, главарь сумел потихоньку позвонить по мобильному телефону еще более высокому бандитскому начальству, приезд которого явно не сулил нам ничего хорошего. Я разглядел приземистого толстяка в спортивном костюме — это он вылез из подъехавшего джипа и немедленно набросился с руганью и угрозами на проявивших трусость рядовых бандитов. "Пацанскую идею позорите, дешевки! — разорялся он. — Кого испугались — интеллигентов вонючих! А ну вперед, и чтоб я их трупы увидел через пять минут!" Бандиты с угрюмым видом построились "свиньей" и приготовились к атаке. Я посмотрел назад, но бежать не имело смысла — обширное пространство пустыря было теперь хорошо освещено, и меня мгновенно скосили бы из автоматов. Казалось обидным умирать в таком безобразном месте, среди всякого хлама, оставив столько дел недоделанными и столько замыслов недовоплощенными. "А сколько ты уже сделал? — возразил мне внутренний голос. — Сколько необычайных замыслов сумел облечь в блестящую форму? Да другим и в сотню лет такой махины не своротить, тем более что сейчас для большинства форма присутствия в литературе — это тусовка, скандал и балаган. Так что уж тебе-то грешно в этом отношении жаловаться на судьбу. А где умирать — не все ли равно? Похоронят как-нибудь…" — "Я-то, может быть, с этим и соглашусь, — рассудительно ответил я. — А вот согласятся ли мои товарищи? Не нарушит ли смерть на этом пустыре их жизненных планов?" — "Хорошо, я с ними поговорю", — сухо сказал внутренний голос и умолк. Я же выбрал на земле кирпич поувесистей и приготовился дорого продать свою жизнь. Однако, с опаской высунувшись из-за контейнера, я обнаружил, что в рядах бандитов вновь возникло замешательство, так как совершенно неожиданно заржавленная дверь в стене подворотни, не открывавшаяся, судя по ее виду, лет сто, со скрежетом распахнулась. На пороге, подсвеченная сзади казенной лампочкой без абажура, возникла фигура хрестоматийного дворника: в треухе, в валенках, в засаленном ватнике и с метлой в руках. Дворник показался мне сказочным персонажем, тысячу лет проспавшим в недрах стены, но в грозный миг проснувшимся и вышедшим на битву за правое дело. Да, отчаяние мое в тот момент было столь глубоким, что я связал надежды на спасение с этой нелепой фигурой, — и, как показали дальнейшие события, совсем не зря. Некоторое время дворник, нетвердо державшийся на ногах, с удивлением взирал из дверного проема на бандитов, а те с не меньшим удивлением смотрели на него. У ног дворника мельтешило и заливалось истерическим лаем маленькое мохнатое существо, своим видом отдаленно напоминавшее собаку. "Вы хто? — наконец нарушил молчание дворник. — А ну пшли все на хер отсюда!" Дворник взмахнул метлой, словно пытаясь смести всю заполнившую подворотню нечисть, однако потерял равновесие и чуть не упал. Это движение вывело из оцепенения и пузатого бандитского начальника, и приехавшего первым главаря рангом пониже (для ясности буду их называть соответственно атаманом и есаулом). "Ты чего, старый хрен, трухни объелся? — спросил атаман. — А ну сдрисни обратно в нору и сиди там, пока я не позову!" — "Сдрисни, козел!" — злобно шипел есаул, подпрыгивая за спиной атамана. Некоторое время дворник стоял, покачиваясь, на пороге своего логова и мутным взором обводил бандитскую рать. Зрелище это, замечу в скобках, было не для слабонервных, поскольку физиономии бандитов могли бы служить ярким подтверждением известных воззрений Чезаре Ломброзо. Особенно гротескно выглядели бандиты теперь, когда их асимметричные черты с одной стороны заливал неживой свет автомобильных фар, а с другой на них ложились черные тени промозглой московской ночи. Пока дворник неторопливо обозревал это сборище уродов, порожденных печальным российским безвременьем, мне было видно, как в его душе копится негодование и как постепенно наливается кровью его небритое лицо. Неожиданно дворник вырвал из метлы черенок и с воплем "Вон с русской земли!", от которого содрогнулись окрестные мрачные здания, одним взмахом черенка положил на месте нескольких негодяев, стоявших к нему ближе прочих. Затем черенок замелькал в воздухе, словно палица древнего богатыря, про которого в сказке говорится: "Махнет — улочка, отмахнется — переулочек". Бандиты жмурились, приседали, закрывались автоматами, но это не спасало их от весьма болезненных ударов. Первое время они не решались стрелять, опасаясь попасть в своих, но затем атаман плюнул на все опасения и пальнул в дворника из пистолета иностранного производства, однако, поскольку мелькание черенка мешало ему прицелиться, застрелил есаула, всадив тому пулю между глаз. Падая, есаул конвульсивно нажал на спусковой крючок автомата и скосил еще нескольких бандитов, которые с проклятиями попадали под колеса джипов. Сверху на них продолжали один за другим валиться их подельники, сокрушенные ударами беспощадного черенка. Но затем один бандит, притворившийся мертвым, прополз дворнику за спину и стал там на четвереньки, а атаман, видя это, с силой толкнул дворника в грудь. Дворник попятился от толчка, и тут под ноги ему подвернулся стоявший на четвереньках бандит. Взмахнув руками, в одной из которых по-прежнему был зажат черенок, дворник опрокинулся навзничь, и уцелевшие негодяи со злорадным гоготом толпой накинулись на него. "Опустить козла!" — пронзительно завопил увешанный золотыми цепями плешивый коротышка, однако вопль его тут же оборвался — это я, тщательно прицелившись, запустил в него обломком кирпича, и костяной стук послужил свидетельством тому, что я не промахнулся. Пошатнувшись, коротышка с грохотом врезался спиной в дверцу джипа и медленно сполз по дверце на землю. Тогда бандиты решили просто задушить дворника. Тот отчаянно сопротивлялся, однако силы были слишком неравны. Вскоре раздался жуткий хрип, говоривший о том, что негодяи вот-вот добьются своего. Дабы заглушить душевную боль и не слышать этих ужасных звуков, я принялся биться головой о мусорный контейнер, но вскоре истошный вопль атамана отвлек меня от этого занятия. "Снимите ее, козлы! — верещал атаман. — Бросьте его, меня спасайте! Снимите эту падлу!" Приглядевшись к происходившему в подворотне, я обнаружил, что атаман, подняв руки, стоит, прислонившись задом к капоту джипа, и с ужасом смотрит на собственную мотню, на которой висит нечто уродливое и бесформенное. В наступившей напряженной тишине до меня донеслось тихое сдавленное рычание, и я понял, что висящий предмет — это безобразная собачонка дворника, в начале битвы с таким азартом облаивавшая бандитов из-за спины своего нетрезвого хозяина. Бандиты бросились на выручку атаману, но едва они протянули к собачонке свои татуированные лапищи, как та крепче стиснула челюсти, и атаман издал вопль, от которого затряслись все окрестные развалины. Когда один из бандитов все же дернул собачонку за хвост, атаман заревел еще ужаснее и тут же застрелил своего незадачливого спасителя. Бандиты обступили полукругом своего начальника, уже не пытаясь помочь и только вполголоса выдвигая разные проекты один другого глупее. Дворник, оставленный ими в покое, сначала приподнялся и огляделся, потом сел и заявил: "Не, ребята, бесполезно. Это ж служебная собака, у нее спецподготовка КГБ. Она теперь не отцепится, а если убивать ее будут, то перед смертью яйца отгрызет". — "Чего делать-то, дед? — в отчаянии простонал атаман. — Выручай, за мной не заржавеет". — "Чего, чего, — ясно, чего, — ворчливо ответил дворник. — Отправляй отсюда своих бойцов, тогда я ее сниму". Атаман, скрипя зубами, попробовал поторговаться, однако дворник был непреклонен. "Ну, чего стоите?! — заорал в конце концов атаман на своих подручных. — Садитесь в тачку и марш отсюда! А мою тачку оставьте, я потом сам приеду". Недовольно матерясь, бандиты закидали своих покойников разным хламом, дабы вернуться за ними позднее, тесно набились в один из джипов, неуклюже развернулись и укатили прочь. Во время своих маневров они, судя по внезапно раздавшемуся визгливому реву, задавили одного из своих раненых дружков, которого не заметили в темноте. Дворник поднялся на ноги, подошел к атаману и спросил с издевкой: "Ну что, взял? Понял, с кем связался, жиртрест?" — "П-понял", — тихонько проскулил бандит, и по его лицу пробежала страдальческая судорога. "То-то, — наставительно произнес дворник, повернулся к нам и махнул рукой:- Выходи, ребята!" Мы не заставили звать себя дважды, вскочили и, отряхиваясь на ходу, бросились к своему избавителю. Когда мы достигли подворотни, Степанцов решил дать захваченному бандиту оплеуху. Однако собака, продолжавшая висеть на гениталиях негодяя, боковым зрением заметила движение Степанцова и сочла, что он хочет освободить пленника. В соответствии с полученным в собачьей школе воспитанием она еще сильнее сжала зубы. Атаман тихо застонал, покачнулся и безвольно повалился на асфальт, словно куль с картофелем. "Зютка, ты что делаешь?!" — бросился к собаке дворник. Нажав на какие-то точки за ушами Зютки, он заставил ее разжать челюсти, однако атаман не пришел в себя. "Эх, черт, сейчас бы его допросить, — вздохнул дворник. — Ну да ладно". Повернувшись к нам, он содрал с лица накладную щетину, брови и усы, отлепил красный нос, и мы с удивлением обнаружили, что в роли дворника выступал не кто иной, как наш друг и редактор жизни Евгений. "Боже мой, Евгений! — патетически воскликнул Григорьев. — Мы обязаны вам жизнью! Как вы здесь оказались?" — "Ваш маршрут несложно было предугадать", — скромно ответил Евгений. Я подумал, что это как раз было довольно сложно, поскольку мы еще совсем недавно не знали, куда пойдем дальше, а в подворотне оказались и вовсе случайно. Однако свои мысли я предпочел держать при себе — когда имеешь дело с явлениями мистического характера, безопаснее не проявлять излишнего любопытства. По команде Евгения мы подхватили лежавшего без чувств атамана за руки и за ноги и, кряхтя от натуги, потащили его в дворницкую. Там мы, следуя указаниям Евгения, уложили пленного на засаленный матрац, составлявший, казалось, единое убогое целое с ржавой железной койкой. Руки и ноги бандита мы надежно привязали к спинкам койки. "Ну что ж, — сказал Евгений, стирая с лица грим, — давайте поднимемся, и я покажу вам дорогу в клуб. Сейчас я буду допрашивать этого субъекта и не хотел бы, чтобы вы присутствовали при допросе. Такие тяжелые процедуры не стоит видеть людям тонкого душевного склада". Мы поднялись по лестнице обратно в подворотню, и Евгений доходчиво объяснил нам, как следует добираться до клуба. Неожиданно откуда ни возьмись к нашим ногам подкатилась собака, нейтрализовавшая бандитского атамана. Она поднялась на задние лапы, передней отдала честь и, преданно глядя в глаза Евгению, человеческим голосом отрапортовала: "Товарищ маршал, ваше задание выполнено. Готова к выполнению дальнейших заданий". — "Спасибо за службу, — кивнул Евгений. — Получите благодарность в приказе". — "Служу Абсолютному Добру!" — дрогнувшим голосом ответила собака, лязгнув когтями. "До 24.00 можете быть свободны, — продолжал Евгений. — Затем возвращайтесь на базу". — "Слушаюсь!" — молодцевато гаркнула собака, опустилась на все четыре лапы и затрусила прочь, обнюхивая встречные предметы и радостно махая хвостом. Мы оцепенело наблюдали эту сцену, а затем уставились вслед удаляющейся собаке, не в силах произнести ни слова. Заметив наше изумление, Евгений сказал, пожав плечами: "Друзья мои, вы же и сами наверняка знаете, что животные мыслят. Все остальное делает спецподготовка. Спецподготовка — великая вещь". Для подтверждения этих последних слов Евгений плавно поднялся в воздух, повисел с полминуты без всякой опоры, затем опустился на землю И. помахав нам рукой, ушел в дворницкую со словами: "Жду вас утром. Рекомендую избегать излишеств. Надеюсь к этому времени все выяснить".