Еще один глоток - Питер Чейни

Беллами пожал плечами.

– Может быть, – согласился он. – Но полиция уже была у Айрис. Там есть такой Мейнел – сыщик, которому поручено это дело. Он уже побывал у Айрис и, вероятно, прибудет снова.

Он наклонился к Марчу.

– Видите ли, Марч, беда в том, что в подобных делах полиция прежде всего ищет мотив. Они мне сказали – этот самый Мейнел сказал, что в этом деле ни у кого совершенно нет никаких мотивов для убийства Фреды. Но они быстро изменят свое мнение, когда Айрис заговорит.

Харкот уставился на Беллами. Его толстые пальца, державшие стакан, дрожали. Лицо сделалось белым как мел.

– Господи, Ники, – простонал он. – Господи!… Неужели они думают, что это я ее убил?

Беллами пожал плечами.

– Во всяком случае, Харкот, у вас-то как раз мотив есть, – ответил он. – Айрис сообщила, что вы сказали ей, будто должны были зайти к Фреде на коктейль и отвезти ее потом на вечеринку к Кэроле, но на самом деле поехали к ней за деньгами. Айрис также сказала, что вы были в отчаянии из-за денег и уверяли ее, что получите изрядную сумму от Фреды. Думаю, полиции это покажется немного странным, не находите?

Видите ли, Айрис доложила еще, что вы не нашли с Фредой общего языка насчет денег и страшно рассердились на нее, у Кэролы вы были в жутком настроении и, по ее заслуживающему внимания мнению, вы, отослав Ванессу домой, отправились обратно к Фреде и между вами произошла шумная ссора. Айрис дошла даже до того, что сказала – прошу обратить внимание: я не поверил этому ни на секунду, – будто она не поручится, что вы не могли выйти из себя и наброситься на Фреду. Все это звучит довольно зловеще.

Он отхлебнул глоток виски.

Марч дрожал. У него дергались руки и ноги. Тоненьким голоском он произнес:

– О, Боже, Ники. Неужели они повесят это на меня? Это невозможно. Что мне делать? – лицо его вдруг вспыхнуло гневом. – Эта проклятая Берингтон… Она заграбастала все мои деньги и шипела на меня, как сволочная змея. Это она все подстроила.

Беллами кивнул.

– Незавидное у вас положение, Харкот. Кстати… если вы не ездили к Фреде после вечеринки у Кэролы, где вы были? Должен же был хоть кто-нибудь вас видеть.

– Проклятье! Никто меня не видел! Я просто слонялся по улицам. Мне все осточертели: Фреда, Айрис – все.

– Значит, Фреда вам осточертела? – уточнил Беллами. – На вашем месте, я никому бы об этом не говорил, Харкот. Я, конечно, верю, что вы просто слонялись по улицам, но согласитесь, старина, звучит это совершенно не убедительно: чтобы такой человек, как вы, бродил по улицам в кромешной тьме, под проливным дождем?!… Вряд ли кто-нибудь в это поверит.

– Вы думаете, не поверят? – пробормотал Марч. – О, Господи! Им придется поверить, иначе, черт меня дери, что же мне делать? Что мне им говорить?

Беллами спокойно ответил:

– Послушайте меня Харкот. Все не так уж безнадежно – пока. В конце концов такого человека, как вы, нельзя обвинить только на основании косвенных улик. Это невозможно.

И еще, – продолжал он, – в нашей стране обвинение обязано доказать, что человек совершил убийство. И им придется это сделать. Таков закон. Вам не нужно доказывать свою невиновность. С какой стати? Одного подозрения далеко не достаточно. Правда, эти полицейские дьявольски дотошны, надоедливы и дело свое, надо отдать им должное, знают.

Он взял стакан из дрожащих рук Марча, подошел к столу и наполовину наполнил его неразбавленным виски.

– Выпейте, Харкот, – предложил он. – Это вас успокоит, старина…

Марч одним глотком опорожнил стакан и сморщился – было слишком крепко даже для него.

– Я вам советую сидеть тихо и молчать, – наставлял его Беллами. – Живите так, будто ничего не случилось. А я ни с кем это обсуждать не собираюсь. Если полиция к вам явится, расскажите им все, как было, и будем надеяться, что они вам поверят. Я бы не стал очень волноваться по этому поводу.

– Я хочу еще выпить, – попросил Марч. – К черту полицию!

Беллами налил.

– Им придется доказать свои подозрения, – заявил Марч. – Нельзя разбрасываться голословными обвинениями. Чтоб им ни дна, ни покрышки!

Беллами кивнул и бодро подхватил:

– Вот так-то лучше. Выпьем еще на дорожку и поплетемся. Кстати, вы можете захватить миссис Рок. Кажется, она к вам неравнодушна…

– Что, черт возьми, вы имеете в виду? – удивился Марч. – Ведь она мне сказала, что вы…

Беллами широко улыбнулся.

– Она разыграла вас. В машине она мне поведала, что считает вас очень интересным мужчиной, так как у вас есть характер, мужество и чувство юмора.

Марч расплылся в улыбке.

– Ну, вообще-то это так, – кивнул он самодовольно. – Я не люблю хвалиться, но, думаю, кое-что хорошее во мне есть.

Беллами направился к двери.

– Я скажу миссис Рок, чтобы она одевалась, и пойдем.

Харкот кивнул и нетвердым шагом пошел к графину с виски.

Беллами посадил Фенеллу Рок и Марча в такси. Марч завалился в угол. После пережитого шока и выпитого виски он был совсем без сил.

Фенелла попрощалась с Беллами за руку.

– Благодарю за чудесный вечер, – проговорила она.

Когда она убрала руку, Беллами почувствовал оставленный в его ладони листок – ее визитную карточку.

– Мне было страшно приятно, Фенелла, вы – прелесть.

Она перевела взгляд на Марча, спавшего в углу заднего сиденья, и сказала:

– Ну, пока я оказалась в выигрыше – я имею в виду свой выигрыш. Спокойной ночи, Ники, дорогой. Навестите меня как-нибудь и расскажите что-нибудь еще.

Он протянул руку через окно машины. В руке были четыре сложенные десятифунтовые банкноты. Ее длинные пальцы тут же сомкнулись вокруг денег.

– Доброй ночи… Фенелла, – попрощался он.

Он улыбнулся ей на прощание, и такси тронулось. Стоя на краю тротуара, он разорвал на мелкие кусочки ее визитную карточку, и бросил в сточный люк.

III

Домой Беллами приехал в четыре часа утра. Он прошел в гостиную, бросил пальто на диван, включил электрокамин и некоторое время стоял перед ним, глядя на его раскаленное чрево. Потом пошел в кухню и поставил чайник на плиту. Ожидая, пока он закипит, Беллами ходил взад и вперед по коридору, попыхивая сигаретой.

Приготовив себе чай, он отнес его на подносе в гостиную, поставил на край письменного стола и, выпив две чашки, сосредоточился на письме, которое собирался писать.

Несколько минут он размышлял, затем взял лист бумаги и вывел:

"Моя дорогая Кэрола!

Мне очень трудно писать это письмо, тем более, что оно адресовано тебе. Знаю, как надоел тебе за последнее время, но я очень надеялся, что, получив у Вэнинга работу, о которой ты знаешь, сумею действительно взять себя в руки и начать вести себя как все добропорядочные люди.

Должен тебе сказать, что меня ничуть не удивило то, что ты дала мне отставку после безобразной сцены, устроенной в твоем доме. Это было и в самом деле отвратительно, но я, зная, как тебе нравится Мотт, все еще надеялся, что какой-то слабый шанс у меня есть. Однако теперь, когда ты узнаешь то, что я собираюсь рассказать, боюсь, все будет действительно кончено, ибо это не сделает меня лучше в твоих глазах, хотя на сей раз я и не виноват.

Дело в том, что я попал в довольно трудное положение в связи с убийством Фреды. Позвонив мне во время твоей вечеринки, она не только просила меня передать тебе, что не может приехать из-за простуды, но и сказала, что ей необходимо срочно видеть меня, и велела приехать немедленно. Я поехал к ней. Боковая дверь, которая из кабинета Филипа ведет к черному ходу, выходящему в маленький тупик на улице, была на предохранителе. Она меня об этом предупредила. Я вошел, но нигде не мог ее найти, и на мой зов она не откликалась.

Наконец, я заметил, что дверь в спальню приоткрыта и внутри горит свет. Я постучал и заглянул внутрь.

Бедная Фреда лежала на кровати. Она была задушена.

Первая пришедшая мне в голову мысль была, наверное, глупа, но она была продиктована инстинктом самосохранения. Конечно, правильнее всего было бы тут же сбежать по лестнице к портье и вызвать полицию. Но я этого не сделал. Единственное, о чем я подумал тогда, – это что кто-то убил Фреду, но почти наверняка в убийстве обвинят меня.

Теперь я перехожу к наиболее важному моменту, а именно в связи с ним мне нужен твой совет. Ты знаешь меня как никто другой, моя дорогая, и тебе известно, что, каковы бы ни были мои прегрешения, они обычно бывают результатом оплошности, которая усугубляется еще и тем, что я люблю выпить, не всегда серьезен, и часто ленив. Но ты прекрасно знаешь, что я не способен убить человека.

Дело в том, что, когда я смог, наконец, отвести взгляд от Фреды, я увидел в пепельнице еще дымящийся окурок сигареты. Можешь себе представить несообразность этой сцены – женщина, которую я хорошо знал, лежит задушенная на своей постели, а в пепельнице дымится сигарета. Казалось вполне естественным подойти и погасить ее. Но подойдя, я испытал шок.