Философский камень Медичи - Лариса Капелле

Она вышла из тесной квартирки Смоленского с совершенно распухшей головой. Джордано Бруно, Ньютон, Кеплер, Вилер и прочая ученая братия в обнимку с Парацельсом, знаниями древнеегипетских жрецов, и все это под благосклонным взором Гермеса Трисмегиста. Винегрет получался если и неаппетитный, то, во всяком случае, разнообразный. Ничего удивительного в том, что Лоренцо Медичи, как и все его современники, искренне верил в существование Философского камня, иначе никогда не предпринял бы столь настойчивые поиски. И с его точки зрения, все было логично. Основная часть Герметического Корпуса находилась в Константинополе. И ценность библиотеки Софьи Палеолог и состояла в том, что она была одной из редких сохранившихся после взятия Константинополя турками. Поэтому Медичи и отправили Джироламо к Софье.

Вечером отчиталась Павлу Последнему о результатах своего похода к Смоленскому. Тот выслушал внимательно и сказал:

– Я тоже времени даром не терял и нашел ответ на твой вопрос.

– Какой? – попыталась было вспомнить Кася.

– Почему до Джироламо эту книгу никто не нашел. Ты была права, когда говорила, что библиотека Софьи состояла из сто раз пересмотренных и перечитанных в том же самом Константинополе томов. Но ларчик открывается очень просто! – Даже по телефону Кася услышала в голосе старика торжество.

– И как же, Павел Петрович, он открывается? – спросила она.

– Мне кажется, я знаю, на что он мог быть похож, этот недостающий шестнадцатый том, хотя, честно говоря, Гермесу приписывают то сорок, то сорок два, а то и сотни томов. Но не будем зацикливаться на цифрах, не в них дело. Важнее то, что Джироламо искал не просто книгу, он искал «палимпсест».

– Это что еще за зверь такой? – напряглась Кася.

– «Палимпсест» (Palimpsest), – терпеливо повторил старик, – от греческого palin – заново и psan – скоблить, то есть книга, написанная на уже бывших в употреблении пергаментных листах.

– Расскажите-ка поподробнее, – попросила она.

– Я думаю, технику изготовления пергамента ты себе хотя бы отдаленно представляешь?

– Примерно, – пожала плечами Кася, – телячьи или ягнячьи шкурки отмачивались, высушивались, а потом выскабливались.

– Вот именно, выскабливались. И достоинством пергамента была его прочность, недостатком – стоимость. Поэтому не таким уж редким было явление, когда для создания нового манускрипта использовали старые, уже бывшие в употреблении листы. Было достаточно отмыть старый текст кислотным раствором, рецепт которого неизвестен, соскоблить остатки, и пергамент был снова готов к употреблению. В монастырских библиотеках такая реутилизация была не таким уж редким явлением. Поэтому рукописи, написанные на уже бывших в употреблении пергаментных листах, и называются палимпсестами. И наша с тобой книга и есть такой палимпсест.

– Я слышала нечто подобное в связи с открытым сравнительно недавно кодексом Архимеда. Он был обнаружен под каким-то сборником средневековых молитв.

– Вот именно, та же самая история. Трудно даже представить себе, какие неожиданные сокровища можно обнаружить в этих книгах молитв! Монахи очень часто стирали тексты чрезвычайно поверхностно, совершенно не заботясь об остававшихся то там, то сям отрывках оригинальных сочинений.

– Значит Джироламо догадывался, что книга Гермеса замаскирована?

– Да, я думаю, он знал об этом. Для него это было вполне естественным. Мы даже представить себе не можем реальное количество палимпсестов. Не говоря о том, что из-за технической революции, произошедшей где-то в начале десятого века, огромное количество текстов было постепенно утрачено.

– Какой революции? – удивилась его собеседница.

– Изобретение книги.

– Никогда не представляла себе, что книга является результатом научно-технического прогресса! – недоверчиво произнесла Кася.

– И еще какого, только представь себе: нужно тебе, допустим, найти какой-нибудь отрывок у Овидия. Сколько времени необходимо, чтобы, постепенно развертывая свиток, добраться до искомого момента, а в книге: раскрыл на нужной странице, пробежал глазами, и готово!

Кася задумалась. Действительно, время никогда не стояло на месте. И самые простые предметы, которые ей казались самыми обычными и элементарными, тоже кто-то когда-то изобрел. Тем временем Павел Петрович продолжал:

– Но вся проблема в том, что прогрессивно мыслящие люди всех времен и народов до странности похожи друг на друга. А именно: они имеют эту вредную привычку регулярно вместе с водой прошлого выкидывать и младенцев. Сначала во всех известных библиотеках скопировали все свитки в книги. После этого свитки за ненадобностью уничтожили. Но проблема в том, что книги были гораздо дороже свитков и создавались часто только несколько копий, а то и вообще одна, тогда как в свитках за предыдущие тысячелетия сохранились сотни, даже тысячи копий одного и того же труда. Поэтому так и получалось, утратив одну-единственную книгу, можно было навсегда утратить тот или иной текст. Тем более многие книги, опять же из-за дороговизны, реутилизировали ради более важных текстов, которыми в то время казались сборники молитв и сочинения отцов церкви. Так многое из наследства античности было утеряно.

– Значит, книга, которую искал Джироламо, была палимпсестом, – задумчиво проговорила Кася, выслушав своего старого учителя, и перед ее глазами неожиданно встала картинка: аккуратно зажатый между двух стекол пергаментный лист. Андреа Боннеччи включает специальную подсветку, и на экране компьютера под текстом на латыни показываются перемежающиеся непонятными символами греческие буквы. Доктор Фоскари выключает аппарат под предлогом того, что ей неинтересно. Хотя это было абсолютной неправдой, ей все это казалось чрезвычайно занятным. Вывод мог быть только один: доктор по каким-то одному ему известным причинам не хотел, чтобы она видела предмет занятий ее племянника. Почему? Кася поморщилась, уходить в сторону не имело смысла. Нужно было сконцентрироваться на том, что она узнала за этот день. Теперь она себе лучше представляла всю историю.

Храм Сераписа уничтожили в IV веке. Но все свитки не исчезли. Большую часть перевезли в столицу – Константинополь, и они осели в одной из многочисленных библиотек. В Х веке свитки с текстами Гермеса скопировали. Создали, возможно, несколько копий. Но пергамент стоил дорого. Со временем предприимчивые монахи добрались до малопонятных текстов и использовали пергаментные листы для более полезного и душеспасительного чтива. И библотека Софьи была одним из редких собранием книг из императорской библиотеки, уцелевших после взятия Константинополя турками. Все сходилось. Главное, она знала, что интересовало Лоренцо и что искал Джироламо в Москве: многоликую книгу с тысячью и одним содержанием. Оставалось узнать, удались ли Джироламо его поиски, и если да, где сейчас эта книга. В одном она не сомневалась: до Медичи она не дошла. И было еще одно – у нее именно сейчас возникла уверенность, что смерть отца Антонио была напрямую связана с этой книгой.

Джироламо лежал на холодном земляном полу кремлевского подвала. Измученное тело уже отказывалось повиноваться, только беспощадная, жестокая боль продолжала рвать на куски мозг. Про страшные пыточные подвалы Московского Кремля слышать ему приходилось, да только мог ли он себе представить, что жизнь его закончится в этом подземелье. Именно так: он умрет на этом земляном полу, а не в своей уютной постели в двухэтажном доме на тихой улочке его прекрасной Флоренции! Господи, за что ему это все?! Слезы потекли по почерневшему от побоев и кровоподтеков лицу. И никто ему не поможет! Книга! Это ее вина, он прикоснулся к проклятой книге и должен погибнуть, как погибли тысячи до него! Раньше он всегда думал, что все это всего лишь выдумки, сказки, призванные запугать и отвратить от поисков таких, как он. К сожалению, это было правдой. И всю горечь этого открытия ему предстояло теперь испытать на собственной шкуре. Ах, как была права Фортуната! Почему он не послушал его милую девочку, когда она умоляла его отказаться от предложения властителя Флоренции. Он задрожал, вновь и вновь вспоминая тот роковый день, с которого началось его низвержение в ад.

Тогда его неожиданно вызвали к наследнику Ивану Молодому. По сбивчивой речи стражника Джироламо понял, что произошло что-то непоправимое. Он отправился не мешкая. Зашел в просто обставленную горницу. Покои наследника никаким роскошеством не отличались. Иван любил говорить, что чувствует себя простым воином на службе государства Московского и жил и одевался как воин, а не как царедворец. Контраст с украшенными персидскими коврами, фламандскими гобеленами и серебряной посудой покоями его жены был по-настоящему разительным. Сам царевич лежал на кровати. Джироламо всмотрелся в него и только в этот момент понял, что произошло. Тело царевича было неподвижным, взгляд стеклянным. Джироламо не смог сдержать дрожи. На какую-то долю секунды ему показалось, что сама смерть накрыла всех присутствующих в комнате ледяным покрывалом. Постельничий Ивана Третьего, Федор Чегодаев, смотрел ожидающе.