Философский камень Медичи - Лариса Капелле

– Кто от этого выиграл? – задумчиво произнесла Кася, и одна смутная идея забрезжила в ее голове.

– Вот на этот вопрос тебе и предстоит ответить… А сейчас покажи-ка мне еще раз письма этого итальянца, – попросил Павел Последний.

Старик взял протянутые ему листы, внимательно вчитался в текст и задумался. Кася сидела и терпеливо ждала. Наконец Павел Петрович оторвался от листков и медленно произнес:

– Я могу ошибиться, в любом случае ты должна все проверить. Но мне не дают покоя последние строки третьего письма: «А если хочешь меня понять, моя милая, думай о наших дорогих Марсилио и Джованни, нас всех ждет Великая работа!..»

– И мне самой они покоя не дают, – призналась Кася, – только проблема в том, что ни в окружении Фортунаты, ни в окружении Джироламо не было человека по имени Марсилио, а Джованни несколько: слуга, хозяин ювелирной лавки и доктор. Но каким образом использовать эту информацию, я не знаю.

– То есть ты думаешь, когда Альберони написал: думай о наших дорогих, намекая на близких?

– А вы думаете, что нет?

– Мне просто кажется, если это ключ к шифру, то он должен быть посложнее.

– У вас есть идея? Какая?

– Ты что-нибудь слышала о Фичино и Пико делла Мирандола.

– Эти имена мне кое-что говорят, но я не совсем уверена. Что-то связанное с эпохой Возрождения? – с сожалением произнесла она.

– Что-то связанное с эпохой Возрождения? – передразнил ее учитель. – Не что-то, а кто-то, это во-первых, а во-вторых, Фичино звали Марсилио, а Пико делла Мирандола – Джованни, и они были современниками Джироламо и выдающимися философами-гуманистами. И не только, Фичино был домашним учителем Лоренцо Медичи, а среди других учеников Фичино был Пико делла Мирандола.

– То есть они были знакомы с Джироламо, – сделала вывод Кася.

– Вот именно, слона-то наш Алеша и не заметил. Но есть еще третий и самый важный пункт… – Павел Последний выдержал эффектную паузу, – их имена связаны с одной легендарной фигурой, которая на этот раз тебе хорошо известна…

– Какой?

– Гермес Трисмегист, – старик ожидающе уставился на свою ученицу.

– Гермес Трисмегист!

– Он самый, Фичино был первым переводчиком и комментатором найденного одним из эмиссаров Козимо Медичи Герметического Корпуса, а Пико делла Мирандола первым связал герметику с другим мистическим учением: каббалой…

– Только этого мне и не хватало! – вырвалось у Каси.

– Да, моя дорогая, только этого тебе и не хватало, – рассмеялся старик, – и Великая работа, тогда это?..

– Философский камень! – на этот раз не разочаровала его она.

– Ты знаешь, у меня есть очень хороший знакомый, который философским камнем занимается целую жизнь, хочешь поговорить с ним?

Кася представила себе человека, потратившего целую жизнь на подобное бесполезное, с ее точки зрения, занятие, и поморщилась. Всю жизнь привыкла с подозрением относиться к таким людям, хотя недавние события, связанные с поисками Ключей Фортуны, и поколебали незыблемые устои ее рационализма. Но от привычных стереотипов отказываться было трудно, поэтому она продолжала упорно считать, что такими поисками можно было заниматься исключительно с пришедшей в движение «крышей». Но как бы крепко Касина «крыша» ни держалась, похоже, в очередной раз ее занесло в те самые, столь неприятные ей дебри… Поэтому вздохнув и чертыхнувшись про себя, Кася взяла все-таки телефон друга Павла Последнего.

– Одного не понимаю, – задумчиво произнесла она, – как же до Джироламо эту книгу не нашли. В конце концов библиотека Софьи состояла из сто раз пересмотренных и перечитанных в том же самом Константинополе томов?!

– На это у меня ответа нет, – пожал плечами Павел Последний, – хотя ты права, ситуация более чем странная.

Философский камень, так философский камень, в конце концов ей не привыкать. Она знала, что обладала редким талантом влипать в неприятные ситуации. Но на этот раз в мастерстве поиска приключений на собственную задницу она себя, похоже, превзошла.

Глава 7

Куй железо, пока горячо. Трудно быть великим, а Трижды величайшим тем более

Любой человек, обладающий хоть толикой здравого смысла, знает, что Фортуна оставляет в дураках каждого, кто на нее полагается. Вся проблема была в том, что Кася не обладала даже этой толикой здравого смысла. Поэтому действовать наобум и надеяться, что кривая хоть куда-то да выведет, было отличительной чертой ее характера. И если бы Касю спросили сейчас, что она думает о своем ближайшем будущем, она бы затруднилась ответить. Один раз приняв решение, о последствиях она не задумывалась. В конце концов какими бы ни были последствия, она была к ним готова. Поэтому и на этот раз долго размышлять на тему, каким это образом ее занесло в плотные ряды искателей философского камня, не стала, а отправилась на свидание со знакомым Павла Петровича.

Перед встречей она просмотрела наскоро все, что нашла по Гермесу Трисмегисту и алхимии. Узнала, что в самом начале существования алхимия, или просто-напросто химия, была соединением вполне практического знания египетских жрецов с натурфилософией греков. И произошло это соединение в Александрийской академии, когда греческая теория и египетские знания о веществах, их свойствах и превращениях создали новую науку – химию. Что, конечно, повлияло и на одно, и на другое, египетские жрецы по своей давней привычке мистифицировали аристотелевскую метафизику, а греки эллинизировали «священное тайное искусство». Новорожденная алхимия, как и полагалось, тут же обзавелась небесным покровителем: египетским богом Тотом, который плавно «перетек» в греко-римского Гермеса Меркурия. А со временем Тот-Гермес стал отождествляться с Гермесом Трисмегистом. Заслугам Гермеса приписали существование письменности, календаря, астрономии и прочих полезных и менее полезных изобретений. Лаборатории «священного искусства» разместили в главном здании Александрийской академии: храме бога Сераписа.

Для александрийцев культ этого бога был центральным, хотя и «изобрели» его по заказу основателя египетской династии Птолемеев. Идея была по-своему гениальной: создать единое божество и возложить на его плечи все функции, от плодородия до загробного мира. И нужно сказать, что попытка удалась, искусственно созданный бог стал чрезвычайно популярен. Жители Александрии оценили простоту и удобство, а то пока разберешься к кому с какой проблемой обращаться, как в бюрократическом учреждении, то ли Артемиду просить, то ли Аполлона, то ли вообще Зевса молить, да еще и не перепутай, в какой местности ты находишься и в чьей сфере влияния. И сам факт размещения алхимии в этом храме говорил о ее важности.

Однако уже в III веке для алхимии начались тяжелые времена. Сначала император Диоклетиан просто-напросто запретил «священное искусство», а в IV веке храм Сераписа и вовсе разгромили пылавшие священным огнем ненависти христиане под предводительством патриарха Теофила. Академия с библиотекой погибли. И одним из исчезнувших сокровищ храма и были тексты легендарного Гермеса Трисмегиста с заветным рецептом трансмутации металлов в золото.

Про Гермеса заново заговорили после многих столетий забвения в 1460 году. Именно в это время монах по имени Леонардо, бывший одним из многочисленных агентов, посланных Козимо Медичи на поиск затерянных в европейских монастырях древних рукописей, привез банкиру копии герметических трактатов на греческом языке. Эти трактаты, по счастливой случайности, были вывезены из Константинополя за несколько лет до падения Византии. Возрождение приняло Гермеса Трисмегиста на «ура». Для открывавшего заново античность ренессансного человека Гермес Трисмегист стал жившим в глубокой древности реальным египетским жрецом, составившим свод всей египетской мудрости, начиная со знаний о реальном растительном и животном мире и кончая магией. И философский камень, гомункулос, и излечивающее от всех болезней жидкое золото стали «хитом» не только сезона, но и нескольких столетий.

Не слишком загруженная этим багажом знаний, Кася отправилась на встречу, которая, кстати сказать, ее нисколько не разочаровала. Уже сам по себе персонаж был колоритным. Невысокий, круглый, как мячик, с носом картошкой, огромными совиными глазами, с надутыми, словно у хомяка, багровыми щеками, Валентин Егорович Смоленский был совершенно не похож на человека, заботящегося о собственной внешности или о собственном здоровье. По всей видимости, мода на похудение и здоровый образ жизни обошла профессора стороной.

– Итак, вас интересует философский камень, – произнес Валентин Егорович с широкой улыбкой, рассматривая свою гостью, – другой бы на моем месте сказал: странный интерес для такой молодой особы.

– Получается, что вы ничего в этом странного не видите? – улыбаясь, ответила Кася.

– Нет, не вижу.

– Почему, если не секрет?