Философский камень Медичи - Лариса Капелле

– Нет, не вижу.

– Почему, если не секрет?

– Я не привык недооценивать представительниц слабого пола, тем более, как говорится, те, кто хвалит женщин, знают их недостаточно; а те, кто их ругает, не знают их вовсе, и если мужчина способен на все, то женщина – на все остальное, – звучно рассмеялся Смоленский, – ну да ладно, это, чтобы разрядить немного атмосферу. Теперь давайте обратимся к тому, за чем вы пришли. Итак, магистериум Гермеса Трисмегиста, который в обыденной речи больше известен под именем… Философского камня, а также красной тинктуры и просто-напросто Эликсира Жизни.

– Того самого, который превращает ртуть, олово и свинец в золото? – саркастически поинтересовалась Кася и с ехидцей добавила: – А я думала, что все это благополучно осталось в области средневековых сказок.

– Я понимаю и разделяю ваш скептицизм, но в конце концов нас интересует сама книга, а не реализуемость рецепта, который в ней содержится. Тем более Философский камень в подлинно алхимическом понимании был всегда гораздо шире заурядного набивания казны. Да и мудрецы Александрийской академии так его и рассматривали, даже и не пытаясь заняться столь низкой деятельностью, как производство золота в неограниченных количествах.

– А о чем тогда речь?

– О Магистериуме, если хотите, – это нечто вроде первоматерии, изначальной субстанции, лежащей в основе мироздания. Обладание этим знанием позволяло изменить материю и природу силой собственного сознания, что, собственно, и называют магией. Именно обретение Философского камня и давало сознанию эту власть над реальностью. При таком понимании ясно, что одним рецептом было не обойтись. Для любого, стремящегося к обладанию Магистериумом, это был долгий и трудный путь духовного освобождения и, если хотите, Просветления. Все это никак не могло походить на прозаичный интерес к превращению свинца и других неблагородных металлов в золото для удовлетворения вполне земных и материальных интересов. Если хотите, настоящие поиски Философского камня походили на жажду обогащения примерно в той же степени, что текст «Чайльд Гарольда» Байрона на книгу бухгалтерского учета частного предприятия «Рога и копыта».

– Но сейчас же уже доказано, что Герметический Корпус – сочинения греко-египетских неоплатоников, испытавших сильное влияние стоицизма, иудаизма, персидской теологии и древних египетских верований, – попыталась вывести профессора на путь рационализма Кася.

– Да, я согласен, именно так принято думать сейчас, – он остановился и, лукаво улыбнувшись, продолжил, – хотя, вполне возможно, и об этом почему-то умалчивают, что все совсем наоборот! И стоицизм, и иудаизм, и персидская теология, древние египетские верования просто восходят к единому источнику, и Герметический Корпус – отражение этого источника.

Кася молчала, переваривая услышанное.

– Не будем спорить, прочитайте лучше вот этот отрывок, приписываемый Гермесу Трисмегисту («Асклепий»), в котором он говорит о закате Египта, но не кажется ли вам это предупреждением для всех нас?

Кася внимательно вчиталась в протянутый текст, действительно, он был удивительно ясен и прозрачен:

«В тот час, устав от жизни, люди перестанут считать мир достойным предметом восхищения и преклонения. Вселенная эта, которая хороша и лучше всех явлений прошлого, настоящего и будущего, окажется под угрозой гибели; люди сочтут ее бременем; и с тех пор подвергнется презрению и небрежению весь мир – несравненное произведение Бога, великолепное строение, составленное из несчетного разнообразия форм всеблагое творение, орудие воли Божьей, который щедро изливает милость на свое создание, в котором все собрано воедино в гармоническом разнообразии – все явления, достойные благоговения, хвалы и любви».

– Вы согласны, что такие философские и поэтические тексты не могли не восхитить людей Ренессанса. Они открывали совершенно новый, наполненный неизведанным смыслом, мир. Создавали иллюзию, что перед ними таинственный, драгоценный рассказ о древнейшей, пришедшей из глубины веков египетской мудрости. Влияла и таинственность религии Египта, глубокие и неожиданные знания его жрецов, и, конечно, магия.

Кася только кивнула в ответ. Не согласиться с этим утверждением действительно было невозможно.

– Но имелась одна проблема. Найденный список был неполным, в нем отсутствовал последний из пятнадцати известных арабам трактатов. Однако переводчики Медичи подозревали, что существует еще один, последний и самый главный трактат – шестнадцатый. Алхимия была «священным знанием», поэтому вполне логично, что это знание держалось всегда зашифрованным. Поэтому и предполагали, что существует этот шестнадцатый трактат, он и есть квинтэссенция всего того, что создал Гермес, и именно в нем дается ключ ко всему. Да и шестнадцать – число особое, один плюс шесть равно семь. Семь – магическое число. Семь чудес света, семь ступеней посвящения у масонов и семь задач алхимии, в том числе приготовление Эликсира или Философского камня.

– Значит, Джироламо искал этот недостающий шестнадцатый том.

– Вот именно, – кивнул профессор.

– Вы думаете, и сейчас есть люди, способные искать этот шестнадцатый том?

– Конечно.

– И верить в реальность магических рецептов древнеегипетских жрецов? – скептически продолжала интересоваться Кася.

– На самом деле, если вы зададите себе вопрос, что такое мистика и что такое ученый рационализм, вы очень быстро запутаетесь, – спокойно и убедительно сказал Смоленский, – вы знаете Джордано Бруно как великого героя науки, который погиб на костре за свои убеждения, не так ли?

– Это очевидно, – пожала плечами Кася.

– Как в таком случае вы отреагируете, если я вам скажу, что Джордано Бруно был уверен в гелиоцентричности мира только потому, что безоговорочно верил древнеегипетским жрецам.

Кася удивленно уставилась на Смоленского, ей никогда и в голову не приходило воспринимать эту историю иначе. Какие-то отрывочные сведения об Инквизиции вперемешку с галилеевским «а все-таки она вертится» запрыгали веселыми блошками в голове, но больше ничего связного не вспоминалось.

– Для него магическая египетская религия космоса была не только самой древней, но и единственно истинной, которую заслонили и исказили и иудаизм, и христианство, – Валентин Егорович сделал паузу и продолжил: – Обратитесь к кому угодно: Копернику, Ньютону, Кеплеру, для них Гермес Трисмегист был средоточием древнеегипетской мудрости.

– Вы преувеличиваете, – возразила Кася, – хотя в ваших словах и есть доля истины.

– Не доля, моя милая девушка, не доля, а просто-напросто истина. Кто вам сказал, что рационалисты единственные обладают правом судить и рядить. В любом научном открытии всегда есть доля сумасшествия, иначе прогресс никогда не существовал бы. Да и где провести черту? Утверждения розенкрейцеров и других мистиков, что секреты жизни закодированы в структуре природы и человека, вы назовете белибердой, а когда вам начнут говорить о ДНК, вы будете внимать с огромным уважением. На ваш взгляд, современные ученые лучше?

На этот раз Кася предусмотрительно промолчала. Смоленский продолжил, не дожидаясь ответа своей гостьи.

– Возьмите тогда Джона Вилера, одного из самых известных современных физиков. Так вот, в начале своей карьеры он говорил, что «все – это частицы», то есть все вокруг можно видеть как несчисленное множество самых разнообразных частиц: электронов, протонов, позитронов, нейтронов и т. д. Единственное, что оставалось сделать, это понять законы их движения. Через какое-то время он начал говорить, что все – это поля: электромагнитные и т. д. Как видите, совершенно разный, я бы сказал, психологический подход к видению мира. Наконец в тысяча девятьсот шестьдесят девятом он произнес свою знаменитую фразу: «It from bit», то есть в основе любой вещи лежит информация. И пояснил: это название символизирует идею, согласно которой любой элемент физического мира на самом глубинном уровне и во всех случаях происходит от нематериальной основы (начала) и смысла существования (права на существование). И до чего мы докатились, по-вашему?

– В начале было Слово… – хмыкнула Кася.

– Вот, а вы думаете, что алхимики были странноватыми чудиками, занимающимися странными манипуляциями. Кстати, золото нередко получается из других элементов просто-напросто в результате работы ядерного реактора. Правда, концентрация его ничтожна, а стоимость производства слишком высока, да и Эликсиром Жизни его не назовешь. Так что трансмутация, к которой вы столь скептически относитесь, вполне реализуема. Знаете что, приходите завтра, ко мне должен приехать мой давний знакомый, которого можно назвать одним из самых известных специалистов по сочинениям Гермеса Трисмегиста. Придете?

– Приду, – пообещала Кася.