Секунда между нами - Стил Эмма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я провалилась, – тихо и просто произносит она.
Бросив сумку на пол, она берет чашку со столика и уходит. Дженн чувствует, что он смотрит ей в спину – пристально, испытующе, но она не в силах обсуждать эту тему.
Открыв посудомойку, она ставит туда чашку, и сеньорита вниз головой погружается во мрак. Разве он не мог сам ее убрать? Ведь он целый день был дома.
– Как это? – начинает он. – Ты серьезно?
– Конечно, серьезно, – огрызается она, сама не узнавая свой голос. Но она в панике. Такого с ней никогда не было.
– Но ты же так старалась, готовилась, – растерянно бормочет он. – Ничего не понимаю.
Она глубоко вздыхает, а в голове одна мысль: умчаться домой на велосипеде.
– Нет, я не особо готовилась, Робби. Я работала, – твердо произносит она. – И почти не занималась учебой. Я проводила все время с тобой, с твоими друзьями или родными, кроме того, мы путешествовали. Если я хочу сдать экзамен, мне нужно сосредоточиться. Пора что-то менять. Это у тебя есть возможность спокойно сорваться с работы в любое время, но я больше так делать не буду.
Выражение его лица меняется. Все ликование и радость как рукой сняло.
– Дженн, по-моему, ты преувеличиваешь, – наконец говорит он. – Это просто какой-то экзамен. Разве ты не можешь его пересдать?
– Дело не в этом. Ты что, не понимаешь, как переэкзаменовка выглядит со стороны? И как это может отразиться на моей карьере?
– Господи, Дженн! Успокойся. Это не конец света.
Она закрывает лицо руками. Он ничего не понимает. Он вообще не способен понять, насколько это важно для меня и что мне пришлось пережить.
– Ну прости меня, – произносит она, чувствуя, что вот-вот расплачется. – Просто у меня был тяжелый день. Я пойду спать. – Она быстро выходит из комнаты, чтобы он не видел ее слез.
– А как же китайская еда? – бормочет он, и она резко останавливается, но не оборачивается.
Она понимает, что сама виновата: ей нужно было сидеть дома и учиться, и этот провал на ее совести. Но ведь Робби постоянно ее искушал. Почему он ни разу не поступил ответственно? Почему не поддерживал ее, когда она в этом так нуждалась?
И сейчас не поддерживает.
– Да иди ты к черту со своей едой, Робби, – говорит она и уходит со слезами на глазах.
В спальне она скидывает кроссовки, снимает легинсы. Кровать не застелена, посередине валяется скомканное одеяло – все как оставил Робби, выбравшись из постели. Но сейчас она не обращает на это внимания и просто забирается под одеяло в надежде, что ей удастся быстро уснуть и забыть сегодняшний день. Завтра она встанет и начнет заниматься как следует – и больше никогда не допустит такого провала. Она смотрит на часы – над увядающими персиковыми цветами движется длинная стрелка.
Дженн, пожалуйста, очнись! У нас мало времени.
Она вскакивает и обводит комнату внимательным взглядом. Откуда этот голос? У нее заколотилось сердце. Но в спальне никого нет. Она снова ложится и пытается успокоить себя – как делала с тринадцати лет. Все хорошо, Дженн, все хорошо. Но на душе скребут кошки. Из-за того, что не сдала экзамен, из-за того, что сорвалась.
И особенно из-за того, что Робби сейчас нет рядом.
Сквозь туман своих мыслей она слышит, как на кухне из бутылки вылетает пробка и шампанское льется в одинокий бокал. Ее охватывает разочарование, она зажмуривается и проваливается в пустоту.
Четырнадцать
2006РОББИРассеянный свет. Фокусируюсь. Пульсация в голове утихает. Я в прихожей какой-то другой квартиры. Дом явно старой постройки. По периметру деревянный плинтус, на полу полосатый коврик, грубо выструганные доски. На стене рядом с дверью большая красочная картина, на столике – фотография Дженн с матерью, рядом ваза со свежими цветами.
Снова их квартира. Но на этот раз она выглядит лучше. Как-то радостнее. Гостиная, теперь чистая и опрятная, залита светом. Нет печальной матери на диване или дурацких программ по телевизору. Должно быть, все изменилось к лучшему.
Слава богу, мы наконец выбрались из предыдущего воспоминания. Было невыносимо видеть, как Дженн, раздавленная, лежит в темноте, пока я хлебаю шампанское в одиночестве. Как я не догадался, что она плачет? Я должен был утешать ее, а не пить.
И не стоило мне кричать. От того, что она испугалась, никакого толку.
Снова.
Металлический стук со стороны двери. Шуршание. На половицы падают письма. Звук быстро приближающихся шагов. Я оборачиваюсь и вижу, как она летит мне навстречу – нескладный подросток Дженн, в желтых шортах и белой футболке. Я поспешно отступаю в сторону. Понятия не имею, чувствует ли она мое присутствие, но сейчас мне и не хочется этого знать. Она садится на корточки, копается в письмах, потом выхватывает большой коричневый конверт, сжимает его и надрывает. Чуть дыша, трясущимися руками она вынимает из конверта лист бумаги. Прочитав письмо, она радостно вскрикивает, смеется, снова вскрикивает.
Я тоже не могу удержаться от улыбки. Такой счастливый момент, а я и не знаю, что происходит. Появляется ее мама с озадаченным видом, она вытирает руки кухонным полотенцем.
– Что такое? – спрашивает она.
– Поступила! – кричит Дженн, прыгая с бумагой, зажатой в руке. По ее щекам текут слезы.
Мэриан бросается обнимать Дженн. Дочь возвышается над матерью, сияющей от гордости. Наконец они расцепились и стали разглядывать бумагу, улыбаясь друг другу.
– Вот бы он узнал, – говорит Дженн в какой-то момент, и Мэриан сразу меняется в лице. Она снова начинает тереть руки о полотенце, хотя они абсолютно сухие.
– Сегодня такой день, не будем об этом, – отвечает она преувеличенно бодрым голосом. – Давай лучше праздновать. Можем где-нибудь поужинать после школы. Например, в том ресторанчике, у которого ты все время останавливаешься. Такой модный, с цветами над дверью? И Кэти пригласим.
– Мама, – почти одергивает ее Дженн, – это место нам не по карману Ты ведь знаешь.
– О, – бормочет Мэриан, а потом кивает. Она выглядит растерянной. – Да, наверное, ты права.
Так странно слышать, когда ребенок разговаривает со своим родителем в таком тоне. Дженн пришлось взять на себя роль разумного взрослого – у нее просто не было другого выбора. Так вот почему она не хотела брать студенческий кредит на путешествия. Чтобы не залезать в долги.
Я никогда не думал о деньгах, когда был ребенком. Да и сейчас не думаю. Мама с папой купили мне квартиру много лет назад. Не считая оплату коммунальных услуг, своим заработком я распоряжаюсь как мне заблагорассудится.
Теперь понятно, что у Дженн все было гораздо сложнее.
Она пристально смотрит на маму.
– Наверняка ты знаешь, где он, – предпринимает Дженн очередную попытку. – Это важное событие и для него тоже.
Мэриан качает головой:
– Я понятия не имею, где он и куда уехал. Я ведь рассказала о том, что произошло…
– Но, мама, он никогда бы так не поступил. Я уверена.
– Да что ты? – резко отвечает Мэриан. Впервые слышу, что она повысила голос. – Веришь ты или нет, а я сказала тебе правду.
Дженн открывает рот, чтобы ответить, но в этот момент раздается звонок. Они обе подскакивают, я тоже, и мы все поворачиваемся к двери. Звонок повторяется, на этот раз он почти кричит.
– Кто бы это мог быть? – спрашивает Мэриан, не двигаясь с места. И вдруг она как будто возвращается в детство: стоит в темной прихожей, растерянная и испуганная, словно кролик в свете фар.
Раздается пронзительный писк домофона, и Дженн поднимает трубку.
– Заходи, – говорит она, улыбаясь, и нажимает кнопку, чтобы открыть дверь. – Это Кэти, – сообщает она маме.
По лицу Мэриан пробегает тень облегчения, и она выдыхает, роняя полотенце. Внизу громыхает входная дверь, слышатся шаги по лестнице. Черт, только продолжайте говорить. Поэтому у нее такие плохие отношения с матерью? Потому что Дженн ей не верит?