Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт

Я достаю телефон и звоню милой вдове, у которой в Чиангмае снимаю квартиру. Каждую неделю она зовет меня в гости на обед и пересказывает одни и те же истории о своем муже и их первой встрече. На запинающемся тайском я рассказываю об отце, прошу запаковать мои вещи и отправить по этому адресу. Затем я звоню своему боссу в языковой школе и оставляю на голосовой почте сообщение, где извиняюсь за то, что уехал посреди семестра, и объясняю, что у меня чрезвычайная семейная ситуация.

Снимаю ботинки и ложусь на кровать. Я складываю лист бумаги пополам, затем еще раз пополам и засовываю в карман рубашки.

Пусть это было давно, но однажды отец доверился мне и рассказал, чего бы хотел в ситуации, в которой сейчас оказался. Пусть это было давно, но однажды я обещал, что исполню его просьбу.

Возможно, я уже никогда не смогу рассказать ему, чем занимался после своего ухода, или заставить понять мою точку зрения. Возможно, мне уже не представится шанс извиниться самому или выслушать извинения. Вероятно, он так и не узнает, что я приехал, чтобы сидеть с ним в больничной палате.

Но я его не оставлю.

В Таиланде я всегда засыпал с трудом. Я списывал это на шум, на жару, на гул большого города. Но сейчас я засыпаю за считаные секунды. Во сне я бегу и ощущаю сосновые иглы под босыми ногами, а потом мне снится зима, проникающая под кожу.

Люк

Когда я отправился в леса к северу от реки Святого Лаврентия, на мне был утепленный непромокаемый комбинезон, утепленные ботинки и теплое белье. В карманах лежали сменные носки, шапка и перчатки, моток проволоки, немного бечевки, злаковые батончики и вяленое мясо. Последние деньги – восемнадцать долларов – я отдал дальнобойщику, который перевез меня через границу. Водительское удостоверение я положил в застегивающийся на молнию карман комбинезона. Если все пойдет не по плану, они могут стать единственной ниточкой к опознанию моих останков.

Я не стал брать ни рюкзак, ни спальный мешок, а также ни походную печку, ни спички. Мне не хотелось обременять себя лишними вещами, и я собирался по возможности жить как одинокий волк. В конце концов, основная моя цель заключалась в том, чтобы найти стаю со свободными местами, которая позволит присоединиться к ней. Последним человеком, с которым я говорил перед почти двухлетним перерывом, оказался дальнобойщик. Высадив меня, он пожелал «бон шанс» с квебекским акцентом, а я поблагодарил и проскользнул за стену елок, обрамлявших шоссе. Все прошло без излишней шумихи. Сегодня, скорее всего, мой комбинезон пестрел бы нашивками спонсоров. Я бы потягивал «Гаторад» из бутылки «КэмелБэк», а мои успехи транслировали бы в Интернете и в реалити-шоу по телевизору. Но к счастью, тогда я оказался наедине с волками.

Я мог бы соврать и сказать, что чувствовал себя целеустремленным, храбрым и стойким. По правде говоря, двенадцать часов в день так и было. Я шел по старым вырубкам и порой проходил по двадцать миль в день, но всегда держал путь так, чтобы каждый день можно было добраться до свежей воды. Я изучал помет, чтобы понять, какие животные обитают в этой области, и делал из проволоки, бечевы и веток силки, куда ловил белок, свежевал и ел сырыми. Я мочился в ручьи, чтобы хищники не выследили меня по запаху. Но примерно в семь вечера, когда солнце зажигало верхушки сосен и медленно уходило на отдых, первопроходец во мне исчезал.

Меня охватывал ужас.

Вообразите свой наихудший кошмар. А теперь представьте, что он происходит наяву. Именно так я ощущал себя, когда темнота смыкалась вокруг зловещим кулаком. Каждый писк, уханье и шуршание листьев таили в себе возможную опасность. Когда природа выключает свет, его невозможно включить обратно. Первые четыре ночи в глуши я спал на дереве в полной уверенности, что иначе меня убьет медведь или пума. В пятую ночь я свалился и понял, что с неменьшей вероятностью могу сломать себе шею. После этого я спал на земле, но вполглаза, просыпаясь от малейшего шороха.

Зато учился я с похвальной быстротой. За неделю я понял, что в дикой природе время движется намного медленнее. Ветер никогда не бывает просто ветром – это почта живого мира, он несет с собой новые сведения о погоде, мигрирующих в этой области животных, хищниках. Дождь перестал быть неприятностью – он давал передышку от насекомых и свежую воду для питья. Снегопад больше не доставлял неудобств, он стал новым источником следов и животных, которые могли послужить обедом. Шелест деревьев, пение птиц или шорохи грызунов – все это играет огромную роль в выживании; надо уметь замечать малейший проблеск движения в густом подлеске. Когда речь идет о жизни и смерти, природа включает звук на полную мощность.

Позднее меня постоянно спрашивали, о чем я думал, находясь в одиночестве так долго. По правде говоря, я не думал ни о чем. Я был слишком занят, пытаясь выжить и читая намеки, которые давал лес, как иероглифы без подсказки в виде Розеттского камня. Думая о Каре, Эдварде или Джорджи, я бы отвлекался и в итоге пропустил бы угрозу или представившуюся возможность, а так рисковать нельзя. Поэтому я не думал. Я выживал. Я проводил дни, поражаясь красоте паутины, сплетенной между ветками; зазубренному горному гребню вдалеке; рассвету, растекающемуся по лесам лиловым ковром. Я искал стада оленей и наблюдал, как два бобра строят потрясающую дамбу. Я дремал, потому что спать днем было намного безопаснее, чем ночью.

Целый месяц я не видел и не слышал волков и начинал подозревать, что совершил ошибку.

На четвертой неделе в лесу с северо-востока пришел циклон. Я удалился от берега реки и спрятался в хвойном лесу, потому что еловые деревья хорошо впитывают влагу и земля там будет намного суше. Без возможности поохотиться, голодный и замерзший, я заболел. Я забывался лихорадочным сном под проливным дождем и не мог понять, какого черта сюда забрался. Мне мерещилось, что у леса выросли ноги и корни деревьев лягают меня в живот и в почки. Я заходился в кашле так, что меня рвало желчью. Случались минуты, когда я мечтал, что на меня набредут медведь, пума или рысь и почти безболезненно избавят от мучений.

Оглядываясь назад, думаю, что мне повезло, когда я заболел. Мне пришлось отбросить последние остатки человеческого и начать вести себя как волк. А в таком тяжелом положении