Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник) - Майкл Иннес

– На ковре была кровь. Вот здесь. – Поунолл встал, прошел почти на середину комнаты и показал ногой. – Немного, крохотная лужица, сантиметров пять… И наполовину свернувшаяся. Я взял промокашку. Помню, подумал еще, подойдет ли она. Впитает ли промокашка сворачивающуюся кровь. Она впитала, и осталось лишь пятно сантиметра в полтора. На черном оно было не заметно, только на светло-синем. Вон там. Тогда я взял тушь, черную тушь, и расширил узор. Это была чистая паника. Я боялся, что меня подставили. И этот панический страх возвращался. Всякий раз, когда я вчера смотрел на ковер, эта неровность, крохотная неровность узора словно била меня по глазам. Однако тушь на синем смотрелась хорошо, полностью совпадая с черным окрасом ковра. Страх не отпускал меня до тех пор, пока я ночью не прошелся по всему ковру, выравнивая узор. И только когда закончил дорисовку, то обнаружил, что появился запах. Однако с открытыми окнами…

Поунолл умолк. Казалось, он просто глубоко задумался. Теперь настала очередь Эплби говорить.

– Вы не могли бы излагать все чуть более связно и… не столь эмоционально?

В словах Эплби звучала убежденность, что волнение, с которым говорил Поунолл, напускное, что он просто играл роль. Однако полной уверенности в этом не было. Странное сочетание возбуждения и невозмутимости, с которым он столкнулся, сбивало его с толку. Теперь Поунолл просто согласился с просьбой инспектора.

– Да, конечно. – И после паузы, ставшей неотъемлемой частью их разговора, он продолжил: – На самом деле все началось со сна.

Инспектор Додд, если бы услышал подобные признания час назад, на этом месте, безусловно, проявил бы нетерпение. Эплби этого не сделал. Однако он вынул из кармана карандаш и блокнот, где быстро что-то записал. Это, похоже, вывело Поунолла из некоего оцепенения, и он начал свой более-менее связный рассказ:

– Я встаю очень рано и обычно выполняю почти всю свою работу до завтрака. Эту привычку я приобрел в жарких странах: я проводил много археологических раскопок в Египте и в Греции. В пять утра я уже на ногах, поэтому ложусь довольно рано. Позавчера вечером я вернулся из профессорской где-то в половине десятого. Почитал здесь минут двадцать. Потом набрал горячей воды из нагревателя в подвале, помылся и лег спать. Заснул я, наверное, до десяти пятнадцати: я люблю засыпать на четверть часа раньше этого, если могу.

Так вот, это началось, как я сказал, со сна. В студенчестве я занимался греблей, и мне приснилась река. Мы тренировались так же, как и сейчас: на шлюпке-четверке. Тренер кричал на нас, и я помню, что мне не понравился его голос: возможно, он кричал в мегафон. Помню, что в этом крике что-то подспудно меня тревожило. Мы отрабатывали старт, и выкрики команд слышались снова и снова: «Вперед! Товсь! Нава-лись!» Последнее слово звучало громче всех, как удар хлыста, и потом мы мчались по реке. Было что-то еще, что я забыл, или сон шел по кругу. Но в любом случае все повторялось снова, как в навязчивом кошмаре. А позже на меня нашло какое-то оцепенение, сказавшееся на гребках. Тренер вновь и вновь орал на меня, указывая на запястья: «Разогни! Согни! Разогни! Согни!» Однако я не смог совладать с ними и в конце концов слишком глубоко погрузил весло.

И тут я внезапно проснулся. Я лежал, охваченный ужасом, весь в холодном поту. Но ужас не сбил меня с толку, поскольку у меня бывают кошмары, которые не пугают меня по-настоящему. Потом я почувствовал, что в комнате кто-то побывал. Не знаю, почему я так решил. Наверное, бодрствовавшая часть моего сознания мне это подсказала. Секундой позже я получил подтверждение. Из гостиной донесся четкий, гулкий звук. Если бы я находился на общедоступной территории колледжа, я бы принял это за студенческий розыгрыш, хотя подобные вещи случаются редко. И хотя кто-то из коллег, естественно, мог с должными церемониями зайти ко мне в гостиную, он вряд ли бы тайно прокрался ко мне в спальню, пока я спал. Поэтому я заключил, что в профессорские апартаменты проник грабитель.

Я не из породы храбрецов. Мне понадобилось минуты две, чтобы заставить себя вылезти из постели и пройти в гостиную. Войдя туда, я заметил полоску света внизу в вестибюле. Она почти сразу исчезла. Кто-то закрыл дверь. Как это ни странно (ведь я, как и сказал, трусоват), я направился вслед за ним. Выйдя на улицу, я лишь успел заметить, как кто-то исчез в темноте…

– В каком направлении?

Внезапный вопрос Эплби прозвучал как выстрел. Однако он не чувствовал уверенности, что поймал Поунолла за руку. Тот замялся, но лишь на мгновение.

– Там только одна дорожка, – ответил он. – А незнакомец скрылся из виду задолго до ее расхода в стороны. Я крикнул, и знаю, что он меня услышал, поскольку тотчас же побежал.

На сей раз вопрос Эплби прозвучал очень мягко:

– Кто это был, мистер Поунолл?

И на сей раз Поунолл замялся весьма надолго, используя старый трюк с паузой. Казалось, он снова прикидывал последствия и вероятности, прежде чем наконец ответил:

– Не знаю.

– И никаких мыслей на этот счет? Просто спина, и все? А комплекция, одежда?

Поунолл покачал головой и вдруг вернулся к своему рассказу.

– Я возвратился к себе и хотел сразу же позвонить привратнику. Однако когда я огляделся, чтобы посмотреть, все ли на месте, я увидел…

– Вы увидели кровь, мистер Поунолл, пять сантиметров наполовину свернувшейся крови. Вы удалили ее промокашкой и достали пузырек с тушью… Что еще?

Эплби был поистине ужасен. Холодное, жесткое неверие в его голосе могло «расколоть» самого закоренелого преступника. Однако Поунолл полностью владел собой.

– Все это так, – ответил он. – Я обнаружил кровь. И кое-что еще. Мое внимание привлекли два сгоревших листка бумаги в пепельнице. Я точно знаю, что она была пуста, когда ложился спать. Когда я осмотрел их, то выяснил, что это два листка из ежедневника. Сгоревшие, но не до конца. Сохранился уголок с буквами, написанными рукой ректора.

Эплби, в кармане которого лежал дневник покойного с вырванными листами, убедился, что на сей раз речь идет о чем-то реальном, а не о чистом вымысле. Однако он и вида не подал.

– Замысел вполне в стиле мистера Готта, – произнес он и умолк, поразившись непреднамеренной двусмысленности своего замечания. – Увидев все это, вы сразу же заключили… Что именно?

Поунолл принялся защищаться так же, как Хэвеленд минувшим вечером.

– Я заключил, – ответил он, – что кто-то убил ректора и пытается свалить вину на меня.

– Наверняка в Чикаго, но уж никак не здесь подобный вывод – первое, что придет людям в голову. Ведь так? И вы серьезно говорите мне, что подумали именно об этом?

Поунолл холодно взглянул на гостя.

– Именно об этом я и подумал.

– Все эти странные факты: пятно крови, пара полуобгоревших листков, некий ночной визитер – неужели они наводят на мысль об убийстве и заговоре? – В голосе Эплби слышался откровенный скепсис.

На сей раз Поунолл не медлил с ответом.

– Это все кровь, – сказал он. – Она вывела меня из равновесия, в некотором смысле опьянила меня, как я уже говорил. Мои действия стали странными. Попытка все скрыть была ненормальной, спонтанной. Однако мои рассуждения оставались здравыми и обоснованными. Все эти факты: тайное вторжение в мои комнаты, кровь, полусгоревшие страницы из ежедневника Амплби – привели меня к одному-единственному выводу. Амплби, сколь бы невероятным это ни казалось, подвергся нападению или убит, а вину за это стараются свалить на меня. Возможно, что кровь и листки – лишь первые шаги. Возможно, я как-то расстроил план. Я должен был крепко спать, тем самым позволив осуществить следующие этапы задуманного. Но злоумышленник узнал, что я не сплю. Возможно, он исходил из того, что я славлюсь крепким сном, и хотел подложить мне в спальню еще какие-то улики. Здесь, кстати, стоит отметить, что когда несколько лет назад у нас случилась пожарная тревога, я проспал весь переполох и сделался в колледже притчей во языцех.

Затем я подумал, что злоумышленник намерен оставить тело где-то рядом, поднять тревогу и каким-то образом направить поиск в мои комнаты. Все это обнаружится в качестве обличающих следов, которые я проглядел, прежде чем без чувств завалился спать. Если бы я не проснулся, то первое, что я бы почувствовал – меня силой поднимают с постели для предъявления обвинений в убийстве.

Поунолл говорил уверенно и, несмотря на внешнюю холодность, даже страстно. «Почти уверенно, – подумал Эплби, – как человек, говорящий правду». И все же Поунолл, столь решительно защищаясь, совершил ошибку. А Эплби, полагаясь на интуицию, подкрепленную опытом, догадался, что Поунолл знал о своей ошибке. Он считал, решил Эплби, что знать об убийстве Амплби необходимо для того, чтобы объяснить свою панику и манипуляции с ковром. Поэтому он и сочинил историю, что он об этом догадался. Поступив таким образом, Поунолл загнал себя в элементарный психологический тупик. Ему следовало просто держаться версии, что он был напуган случившимся и действовал, чувствуя опасность, исходившую неизвестно откуда. Он совершил ошибку, которую не исправят разговоры о рассуждениях и выводах. И профессор это знает.