Токийская головоломка - Содзи Симада

с излишним драматизмом. Эти записки наводят на многие мысли, но в первую очередь заставляют вспомнить катастрофу самолета авиакомпании Japan Airlines в феврале восемьдесят второго года. Командир воздушного судна применил реверс тяги[55], посадив самолет в Токийском заливе около аэропорта Ханэда. Более трех месяцев он находился на психиатрическом учете, в результате которого у него диагностировали параноидную шизофрению. Тогда активно спорили, было ли у него психосоматическое расстройство из-за сверхадаптации к общественным нормам или же шизофрения. У нашего автора я вижу признаки того же заболевания. Не проблем с психосоматикой, не маниакальной депрессии – параноидной шизофрении. Это тяжелое расстройство.

Если рассматривать его мозговую активность через триаду «рассудок – эмоции – воля», то необычностей, связанных с волей, не чувствуется. А вот что касается рассудка и эмоций, то здесь прослеживаются явные отклонения. В них и кроются причины его шизотимии[56]. Первое, что я подозреваю, – аномалии миндалевидного тела[57]. Например, даже если кошке полностью удалить конечный мозг[58], то при здоровом гипоталамусе[59] она проявляет агрессию. А если вживить ей электроды в определенную часть гипоталамуса и подавать по ним электрические импульсы, то она не только ведет себя агрессивно, но и нападает на поднесенную к ней мышь. Возникновение таких эмоций тесно связано с работой миндалевидного тела как части лимбической системы[60]. Если повредить его, стимулировать электричеством или вводить в него химические вещества, то кошка ведет себя то агрессивно, то смирно. У нее растет половая активность, она начинает есть слишком много корма. Эмоции и инстинктивное поведение взаимосвязаны. Корм или присутствие особи противоположного пола вызывают положительные эмоции, и вблизи них у животных активизируются инстинкты. Я предполагаю, что за проявление эмоций отвечает гипоталамус, а миндалевидное тело, через которое информация поступает в гипоталамус, оценивает внешние стимулы и регулирует последующее инстинктивное поведение. По моим оценкам, у нашего пациента есть признаки аномалии в этом участке мозга.

Полагаю, ты слышал о таком известном эксперименте. Кошкам повреждали миндалевидное тело, после чего они начинали принимать корм за особь противоположного пола и проявляли половой инстинкт по отношению к нему. Шимпанзе вели себя похоже. В норме они испытывают страх, завидев змею или череп, однако если разрушить им миндалевидное тело, то они ведут себя абсолютно равнодушно. Таким образом, эксперимент показал, что эта область отвечает за оценку биологической значимости увиденного объекта и если повредить ее, то эта способность проявляется неадекватно либо утрачивается. Значит, эмоции у животных могут и быть проявлением такой оценки. Стимулы, воспринимаемые как полезные, вызывают положительные эмоции и заставляют приблизиться к объекту, а стимулы, которые воспринимаются как вредные, порождают негативные эмоции и бегство либо нападение. Такие функции мозга исключительно важны для выживания. Учитывая поведенческие особенности нашего пациента – стойкое отвращение к еде, глубокую эмоциональную привязанность к трупам, желание расчленить тело – его эмоции сильно отличаются от таковых у среднестатистического человека. Моя догадка состоит в том, что если изучить его случай более тщательно, то его чувствительность может оказаться симптомом патологических изменений в миндалевидном теле.

Фуруи говорил так, словно читал лекцию студентам. Митараи, не перебивая, внимательно слушал его со скрещенными на груди руками. Голос профессора был исполнен достоинства, свойственного лучшим специалистам Японии.

– Озвучу, вместе с некоторыми соображениями, и другой возможный вариант. Об эмоциях мы поговорили – теперь посмотрим на рассудок. Сейчас мне вспомнился эпифеноменализм. Как ты знаешь, о нем заговорили некоторые ученые в прошлом веке. Вульгарная теория, согласно которой мозг производит идеи почти так же, как печень вырабатывает желчь, а почки мочу. Продукт материалистического мировоззрения отчасти пересекается с эмерджентизмом[61]. И чем больше поразительных фактов мы узнаем о механике мозга – и рассудке, и эмоциях, и воле, – тем больше рискуем оказаться во власти этой теории. Сюда же можно отнести так называемый аргумент сна Рене Декарта[62] и попытки определить локализацию психики[63] в мозге с опорой на поля Бродмана[64]. Если связывать психическую деятельность напрямую с мозгом – то есть считать ее феноменом, возникающим исключительно в мозге, – то мы постепенно перестанем проводить черту между «мозгом в колбе»[65] и реальной жизнью. Декартовский аргумент сна есть рассуждение о том, что нет абсолютного критерия, позволяющего отличить сон от бодрствования. Однако в последнее время люди все больше сосредоточиваются внутри самих себя. Неуклонно стирается различие между реакциями на реально происходящие события и обыкновенными психическими процессами в мозге. Даже если бы вещи и явления не существовали в реальном мире, но хранились в сознании в виде концептов, никакой разницы не было бы. Вот к каким выводам я прихожу. По крайней мере, к ним меня подталкивает этот документ.

Возьмем какую-нибудь модель, зрительное восприятие которой доказывает, что мы наблюдаем реальный мир. Сейчас мои глаза видят эту чайную чашку. Свет лампы отражается на фарфоровой поверхности, проходит через хрусталики моих глаз и формирует изображение на сетчатке, а картинка чашки на сетчатке распадается на множество точек. Информация от каждой точки превращается в электрические сигналы, проходящие сквозь все нервные волокна, и через перекрест зрительных нервов передается на зрительную кору мозга. Область, куда поступают такие сигналы, Бродман отнес к полям под номерами семнадцать, восемнадцать и девятнадцать. Зрительная кора собирает эту точечную информацию и упорядочивает ее. Она определяет отличительные свойства этой чашки – изгибы, кривизну, направление движения. Вся собранная информация передается в другие области мозга и обрабатывается. Например, данные о цвете частично поступают в поле девятнадцать. Информация о форме передается в другой участок – нижнюю височную извилину. То есть налажена система «разделения труда», поскольку информация о форме и пространственных характеристиках обрабатывается по отдельности в разных областях конечного мозга.

Вернемся к примеру обезьян. Как они определяют, что объект перед ними является кормом, и решают потянуться к нему лапой? При зрительном восприятии в их мозг точно так же поступают электрические сигналы, из которых извлекается информация о характерных свойствах объекта. К определению формы в нижней височной извилине височной доли добавляется идентификация в миндалевидном теле, а гипоталамус затем решает, корм ли это. Есть основания считать, что распознавание предмета как привычного или незнакомого в нижней височной извилине критически важно. В восемьдесят втором году в журнале Brain опубликовали результаты одного любопытного исследования. На экран перед обезьянами выводили различные слайды – морды их сородичей, пейзажные фотографии, фотографии фруктов. В первый раз, даже если обезьяны реагировали на слайды, они не получали вознаграждения в виде сока. Однако со второго раза при реакции на снимок сок им давали. Параллельно в