Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И опять в беспредельную синь…»
И опять в беспредельную синьПобросали домов огоньки,И опять вековечный аминьЗатянули на крышах коньки.
Флюгера затянули про жутьОбессоненных битвой ночей,Вторя им, синеватая мутьЗамерцала огнями ярчей.
Синевы этой бархатней нет,Я нежнее напева не слышал.Хоть давно уж стихами испетПо затихнувшим в бархате крышам.
Все сильней и упорней напев,Словно плещется в море ладья.…Лишь закончив кровавый посев,Запевают такие, как я,Да и песня моя — не моя.
ЯМАДЖИ
Японской девушке, убитой любовью
Она была такая скромница,Что даже стоило трудаМне с ней поближе познакомитьсяВ тот вечер ветреный… тогда.
Мы по-китайски было начали.Но что я знаю: пустяки.Потом самих нас озадачили,Смешавшись в кучу, языки.
Нам бой принес поднос, как принято,Там был кофейник и ликер,Но понимаю я ведь ныне то,Что говорил мне ее взор.
Он говорил о том, что русскиеНе знают слова «умереть»,И не блестели глазки узкиеТам, где уж чувствовалась смерть.
Теперь, конечно, не поспорю я.Что именно вот в тот моментЖерло я видел крематорияВсе в языках кровавых лент.
Но я поспорю, что в день будущий,Который жизнь пробьет, дробя,Сквозь мглу тебя увижу идущей,Ямаджи-сан, тебя, тебя…
И ты, быть может, мне, тоскливому,Не знавшему, куда идти,Укажешь грань к неторопливому,Но неизменному пути.
МАЯТА
Фрагмент поэмы
О. И. А.
Если апрель… если рядом — любимая…Если как будто и ты тоже люб,И застилается город весь дымами,Розовым, чистым дымочком из труб,Если рассвет… Если рядом — желанная…Если как будто желанен и ты —Господи Боже, заря эта ранняя —Вся воплощенье давнишней мечты.
Гукал авто, вровень встав с полисменами,Вы же шоферу — кивок на ходу,Взглядом, который роднит вас с царевнами:«Лучше пешком я сегодня пойду…»Сняли вы шляпу. Пурпуровым заревомБрызнул восход на прическу у вас.Шли через мост, через улицы парой мы,Мимо заборов шагаючи враз.
Мы говорили. Но что? Вы не знаете?Я уверяю: не знаю и я.Я к вам дошел и в тревоге, и в маяте.Старо сравнение: «В сердце змея».Я был простым, неуклюжим и чистеньким,Тем, кто я есть, — без личины и лжи.Я и в глаза не смотрел… в те лучистые,Ах, и глаза… Как они хороши!
Если глаза… Если милые глазаньки…Если крылечко и яркий рассвет…Если пустыми никчемными фразамиДал я понять, что — конечно же «нет!..»Если унынье, сознанье никчемности…Если упадок, страданье и — гнев —Гнев на убивших и детство, и молодость,Что спалены, расцвести не успев, —Если все это так, — Боже, за что же мнеВновь одному, одному, словно перст,Вновь в путь обратный шагать — уничтоженным,Снова и снова таща этот крест…
МАЯТА
Эскиз поэмы
Утром тягостно владеть бессонным взором,Солнышко следить — не хватит сил.Господи! Ведь я же не был вором,И родителей я чту, как прежде чтил.Знаю Иова… Учил о нем и в школе,Памятую, маюсь и дрожуВ этой дикой и пустынной воле,Уходящей в росную межу.Но в пустыне праведник библейский,Вместе с псами в рубище влачась,Познал ранее, в долине Иудейской,Сочность жизненную — всю ее, и всласть,А я вот, Господи… Я сызмала без крова,Я с малолетства струпьями покрыт,И понаслышке лишь, с чужого только словаУзнал про тех, кто ежедневно сыт.Брести в слезах, без сил, асфальтом тротуара,Молясь, и проклиная, и крича,И вспоминая боль последнего удараКарающего (а за что?) меча, —За эту муку — верую, Спаситель,За каждый шаг бездомного меня —Ведь верно?.. будет мне?.. потом?.. тогда?.. — обитель,Где Радость шествует, литаврами звеня.
ФОКСТРОТ
И луна. И цветы по краям балюстрады.Барабанил и взвизгивал джесс.Было сказано мне: ни меня ей не надо,Ни моих поэтических месс.
Я тихонько прошел между парами в танце,Боязливо плеча заостря,И в таком же, как я, оскорбленном румянцеНамечалась полоской заря.
Ну, еще… ну, еще!.. Принимаю удары,Уничтоженный, втоптанный в грязь…«Мою шляпу, швейцар!..» В окнах двигались пары,И тягучесть фокстрота вилась.
А заря свой румянец старалась умножить,Полыхался за окнами смех.Неужели не знаешь Ты, Господи Боже,Что обидёть меня — это грех!
В ОЖЕРЕЛЬИ ОГНЕЙ
В ожерельи янтарных огнейОпоясана даль кругом,И покачивается над нейРыжий месяц, будто гном.
А залив — червонный потокС переливами синевы,Нас несет к огням катерок,В мире — кажется — я да Вы.
И внизу машина стучит,И срывается соль в лицо,Это бухты ли ДиомидБриллиантовое кольцо?
А налево — рубинов ряд,Это Русский ли остров там,А не вышивки ли горятПо тяжелым синим тафтам?
О, покоя хрустальнее нет…Я от счастья дышать не могу. —Это Вы ведь багульника цветПрикололи мне к обшлагу.
Ну а Вам круторогий гномБросил блестки в прорези глаз.Я ведь друга почуял в нем! —Он мечтает тоже о Вас.
Но и он не мог бы понять,Но и он удивлен бы был,Если б вдруг ему рассказать,Как я Вас люблю и любил.
И медлительный ветерокДолетает мне до лица.Сделай так, сделай так, катерок,Чтоб пути — не бывало конца.
БЕЖЕНЕЦ
Какими словами скажу,Какой строкою поведаю.Что от стужи опять дрожуИ опять семь дней не обедаю.
Матерь Божья! Мне тридцать два…Двадцать лет перехожим каликоюЯ живу лишь едва-едва,Не живу, а жизнь свою мыкаю.
И, занывши от старых ран,Я молю у Тебя пред иконами:«Даруй фанзу, курму и чифанВ той стране, что хранима драконами».
МИМО
Арсению Несмелову
Спасение от смерти — лишь случайностьДля тех, кто населяет землю.Словам «геройство» и «необычайность»Я с удивлением и тихой грустью внемлю.
Слова теряют в жизни основаньеДля тех, кто заглянул в миры, где только мысли…А будущее местопребыванье —Не меряю,Не числю…
И вот поэтому писать стихи словамиМне с каждым днем все кажется нелепей.Ведь я иду от Вас, — хотя и с Вами, —К просторам неземным великолепий.
ДВЕ ШИНЕЛИ
Я тропкой кривоюУшел в три часа,Когда под луноюСияла роса.
А были со мноюЖестяный стакан,Да фляга с водою,Да старый наган.
И вынес я тожеСвирепую злостьДа вшитую в кожуДубовую трость.
И — меткою фронтаСквозь росы и пар —Махал с горизонтаКрылатый пожар.
Оттуда, где буроТемнели поля, —Навстречу фигура,Как будто бы — я.
Такая же палка,Такой же и вид,Лишь сзади так жалкоКотомка торчит.
«Земляк! Ты отколеДо зорьки поспел?» —В широкое полеМой голос пропел.
Как легонький ветерЗвук в поле затих…Мне встречный ответилДва слова: «От них…»
И, палкою тыкнувВ поля, где был дым,Отрывисто крикнул:«Я — эвона — к ним!..»
«Шагай!.. Еще рано…Часов, видно, пять…»(А пальцы — наганаНашли рукоять.)
И — каждая к целиПолями спеша,Две серых шинелиПошли, чуть дыша…
Тропинкою длиннойШуршание ног.Чтоб выстрелить в спину,Сдержал меня Бог.
Но злобу, как бремя,Тащил я в груди……Проклятое время!..…Проклятые дни!
1930 ХарбинНИНА ЗАВАДСКАЯ