Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл

ОСЕНЬ

Будет над голым пляжемНеба линялая просинь,К дюнам прижавшись, ляжетРыжая кошка — осень!

И на песке растаетГорько-соленая пена.Ветер перелистаетТомик забытый Верлена…

Будет все глуше и глушеМоре в осеннем свете.Будут туманы слушатьТо, что поет им ветер…

Будет с тех пор неизменноПеть про вечернюю грусть —Ветер стихами ВерленаНаизусть!

ВЕЧЕР

Прижались деревья ближе:Ушастыми ветками внемлют,Как ветер порывистый лижетИзмокшую черную землю.

Ресницы печальных огней,Шаги на улицах глуше.Качается блеск фонарейВ глубоких и темных лужах.

И становятся странно близкиВ дождливый и пасмурный вечерВсе песни великой тоски,Ничтожной тоски человечьей!

НОЧЬ НА 17 ИЮЛЯ

Ночь, и снова сомненье,А сердце и так устало…Вели большие ступениСверху и до подвала…

Шли со спокойным взглядом.Руку сжимала рука…А позади и рядомАгенты из Чека.

Даже казался глушеГолос, отдавший приказ.Нужно уметь так слушать,Не опуская глаз!

Перекрестилась дочь,И на момент тишина.Только темнее ночьВ темном провале окна.

Только бледнее лица,Только сорвалось: «Верьте!»Нужно уметь молитьсяТак на пороге смерти!

Даже приказный листВдруг растоптала нога,Даже в углу чекистКрепче зажал наган.

Но не безгрешность глазИ не их ясность тожеСтрогий из штаба приказПеременить не может…

Первый нажал курок…Выстрел. Еще и еще!В сердце, навылет, в висок,В бледность смертельную щек.

Рвется последняя нить!Кроткий молящий взор.«Молишь, так можно добить»,К полу прижав, в упор!

Жмется к стеклу рассвет,Лампы тусклей горят…За ночь не стало… НетБольше в России Царя!

Я БОЛЬНА[34]

Ветер ворвался свежий,Раздулась шторка окна,А может быть, просто я брежу…Я больна, я очень больна…

Лампа светит так ярко,Что смотреть становится больно!Мне очень душно и жарко…Закрываю глаза невольно!

Я была счастлива тоже…На гроб похожа кровать…Прости меня, грешную, Боже!Я так не хочу умирать!

ВСЕВОЛОД ИВАНОВ

ПОЭМА ЕДЫ

…Ели прекрасное мясо и сладким винам утешались…

Не скоро ели предки наши,Не скоро двигались кругом.Ковши, серебряные чаши,С кипящим пивом и винам.

Веревкой крепкой к мачте повит,И ненавидя, и любя,Следи, как моря бездны кроетБег громозвучный корабля.

Мимо пленительного пленаБеги, премудрый Одиссей,Да не прельстит тебя СиренаЖемчужной прелестью своей.

Как полумертвая Европа,Лети на парусном быке Туда,где скорбна ПенелопаЗа ткацким станом вдалеке.

И катится слеза, быть может,На белизну хламид и стол.Там ждет тебя простое ложеИ изобильно-пышный стол.

Найдете высокую тему —С высокой темой беда!Давайте напишем поэму,Которой тема — еда.Не все набирать нам двадцатым —Для мелких дел нужен петит;Пасется Пегас некрылатым,Рождает любовь — аппетит.Итак, плодотворней усилья,Столы содвигайте в ряды…Забыв про духовные крылья,Восславим мы эру еды.

Фон — скрипок ликующий танец,Мелодий извивный полет.Роскошней пылает румянец,Жующий прилежнее рот.В Эдеме под ангелов пеньеОгнем наливались плоды,И ты — меценат вдохновенья,Прекрасное царство еды!Покойтесь, ненужные ноги,Гори, любопытство, огнем!Мы этого царства чертогиНа креслах сидя обойдем.

Смотрите — вид первого дома:Огромен, тяжел и нелеп.Чернеет черней черноземаОснова и двигатель — хлеб.Забудьте про снежность тарелки,Смотрите — пред вами поля,Где колоса желтые стрелкиБез тлена рождает земля.Огонь съединяет с ней воду —Основу могучих стихий.Поймите, какую породуНаш пьяница пекарь месил!

О, сколько гармонии в жизни:Блеск солнца над тишью полей.Почувствуй, возьми его, выжмиИ в тонкие рюмки налей.Пусть светлая водка кристалломСверкнет за пределом стекла…Эй, кто там бормочет, что ДьяволЕе настоял корнем зла?Чиста, безупречна, как слезы,Как сердца любовный пожар,Как весны, как розы, как грезы —Поэтов ходовый товар.

Просторы еды не покроетЛюдской лаконический слог.Селедка пускай успокоитКак молния быстрый ожог.Соль остро резнула по нёбу;Мы видим: воды полоса.Где облако тянется к небу,К зеленой земле — паруса.Ах, море здесь дышит — креветки,Селедка, краб, килька, омар.Так в каждой поэта заметкеСияет пленительный дар.

В закуске, как в деле, нам нуженСерьезный и зрелый расчет.Из рюмок холодных жемчужинСоставьте удачный черед…Лавиния — дочь Тициана,Под гомон веселых речей,Уперши край блюда в верх стана,Рубины внесла овощей.Как в хлебе открыта природа —Здесь видны работы века.Видна на плодах огородаЖивая чужая рука.

Редиска, салат, и капуста,И хрусткая зель огурца.Усилия не были пусты,Достигли они их лица.Приветствуем вас, огородник!Вы, в фартуке, в шляпе большой,Следите, сухой и холодный,За теплой и влажной землей.Растите, мешайте, учите,Лелейте в корявых руках,А там на базары везите,Продайте в больших городах.

Но кто притаился, как глыбыПрибрежные, в утренней мгле?Огромные жирные рыбыВ дрожащем хрустальном желе.На очень похожем дельфинеКогда-то уплыл Арион.Они неподвижны, и нынеТорчит у них в пасти лимон.Они ни о чем не расскажут.Лимон — их молчанья печать…Эй, пусть подойдут и покажут,С которого боку начать!

Под звоны пустеющих рюмокНеспешно свершается пир,И вот перед нами, безумен,Стерляжьей ухи нежный жир.Он плавает в миске у края,Живой золотистый янтарь,И просит себе расстегая,По праву, изданному встарь.Они неизменны — законыВеликой еды, о жрецы!Мы также в еде разъяренны,Как нам заказали отцы.

В еде претерпевшим — награда!Мы входим в спокойный чертог.В хрустальный стакан виноградаРейнвейна вливается ток.Прерви насыщения чувства.На рыбе слегка отдохни,В двух-трех анекдотах искусныхВеликих людей помяни.Спроси vis-a-vis у соседа,Как лошади, дети, дела.И вот, как пожаром, беседаПирующий стол обняла.

Наверно, в подсолнечном миреУж все повторялось стократ:Вот так заседал в древнем «Пире»Седой и курносый Сократ.Царя Одиссея так преждеСвининой кормил Алкиной.Нетрезвый и в рваной одеждеУснул в винограднике Ной.Привет прежде жившим! ОбидаВам Смерти да будет легка,Вы все, что в обитель АидаОт пира ушли на века!

Мы также не ведаем часа,В который покинем сей свет.Но только до жирного мясаЭлегии грустный расцвет.Ах, можно ли с нежною дичьюСравнить ароматный кусок,Дымящейся жертвы величье,Алтарь, источающий сок…Огромным ножом его взрежем:Мы живы, не наша вина!А с жизнью невместно быть трезвым;Налейте в стаканы вина!

Вино создалось не капризом,Вино создавало богов.Припомним бродягу ГафизаС стаканом средь пестрых цветов.Когда разлетались туманыНа утре сквозь стрельчатых ниш,Он был превосходней султана,Любовник, поэт и дервиш.Дивиться ли нам, что в поэтеРождает волненья стакан?Олимпа воспитанник ГётеЕму посвятил свой «Диван».

Конечно, всему свое время,Но правдою трудно нам жить.Лишь сытыми можем мы зреньеНа все любопытно острить.С стаканом, раздавшись на креслах,С кипучим довольством в груди,С приятною тяжестью в чреслахНа мир ты теперь погляди.Склоняется солнце. Деревня.В луга убегает река.И огненно-красные гребни,Как горы, несут облака.

Мы, дети, вернулись обратноК родимой, к природе, в чертог.Нам сладкое очень приятно —Любви материнский залог.Причудливость башни пломбираРукой беспощадной нарушь;Восславит гортани пусть лираСимфонию яблок и груш.И мы не дождемся укора,Что тешим балованный глаз,Что плещется в рюмку ликераРубин, изумруд и топаз.

Хозяин, хозяйка! ПримитеВы наш благодушный привет.Содружества прочные нитиПлетет превосходный обед.Мы скромны, мы много не знаем,Пред многим мы чувствуем страх,Но жизнь эта кажется раемВ довольстве, трудах и пирах.И верим: не сгибнуть нам в Лете,Как ни были б Церберы злы,Когда краснощекие детиЗаймут вслед за нами столы.

Она ведь извечна, стихияКлассической плотной еды.Ты ей предавалась, Россия,До шалой голодной беды…Эй, вспомни несложную сладостьСредь шумных гребней бытия,И пусть возвратится к нам радость,Простейшая радость твоя.Откроемте жирные губы,Испустим славянский наш гик!(Хоть это бессовестно грубо —Все выболтал пьяный язык.)

Довольно! Несложною темойЕда взята с разных сторон…Иди, завершай же поэму,Глухой, усладительный сон.На дедовском старом диване,На мягком уютном гнезде,Увидишь во снах, о чем ранеПоведывал Синей Звезде.О, нежною была подругаИ сердце певучим тогда.Теперь же спит рядом — супруга,А радость земная — еда.

КАЗНЬ