Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КАЗНЬ
Широкий меч, как синий полукруг.К мечу привязаны пурпуровые кисти:Когда несут — они дрожат, как листья,Которые ветра по осеням метут.
В дрожании — одно недвижимое тут:Лик желтый палача. Китаец — вечный мистик.Китай жил так давно, что не допустит мысли,Что за чредою дней он встретит только мглу.
Нет, там стоят прекрасные селенья,Дворцы и пагоды, озера, как паренья,Которые струит весною Хуанхэ.
Жизнь вечная везде. Вот почему сластямиИ винами почтен, который под цепямиСидит возвышенно на сереньком осле.
ДРАКОН
Фонарь из пузыря. Он тянут белой грушей,Лениво-матовой, как будто жемчуга.Над ним же приподнял коричнево рогаДракон, извившийся своею узкой тушей.
Смотри на формы те, замолкни и послушай:«Давно, давно, когда лишь берегаВ потопе поднялись и залегла в логаВода, что сброшена вновь проявленной сушей, —
Тогда суставами поверстаны деревья,Туманы над землей, а на животных перья,И жизнь на островах среди безбрежных рек.
Тогда летали те грозящие драконы,И знал китаец их на облаках огромных —От дивных дней последний человек».
СУМЕРКИ
Из голубого в палевыйСпустился цвет небес.Опаловый, эмалевыйНа нем горы отвес.
Изогнутое деревоПрорисовала кисть.Лазорево и хмелевоВ полях дымки свились.
И близко над оврагамиИз глины битый домУж светится бумагоюЗаклеенным окном.
ХАРЧЕВКА
В фарфоровом тазу при входе стынет кровь;Кругом лежит рубиновое мясо.Впервые с дней войны в Китае слышу вновьЗнакомый сладкий и дурманный запах.
Кот изгибается в меланхоличной лени,И томный китаез задумчиво вертитНад круглой кадкой круглые пельмени.
Два желтых мужика едят из чашек рис,День — в рваное окно — победоносно светел,А у дверей качает вверх и внизБумажные цветы декабрьский теплый ветер.
1929 ХарбинЯПОНСКИЕ СТИХИ
1. Любовь
Серебряные нити дождя во тьме, на электрическом свете,Вонзаются в кустики брызг, тоже блестящих.Плоский зонтик, черная крыша, соединяет их обоих.Стоят прижавшись.
2. Игрушка
Под зеленым светом газа в длинной лавкеСреди зеркал и гребенок стоит игрушка:Разодетый самурай под цветущей вишнейЧертит на дереве заветное имя.
3. Ветер
Теплый ветер веет, и на высоких шестах летают красные карпы,Ныряют в воздухе, вьются и носятся.Розовым цветом залиты путаные вишни.У домика раздвинуты рамы. Внутри прохладно.
4. Носильщики
Пусть бредут в грязи бедные носильщики, как ежи, в соломенных накидках;Дождь звонко стучит в их широкие шляпы конусом.В паланкине, за Стеклами, прижавшись, — молодая дама.Над горами ветер носит облака и туманы.
5. Красота
Луна холодна на синем шелке неба над черной зонтичной сосной;Холодны цветы, изысканны изящные вырезы без запаха;Всего холоднее белый снег на пурпуровых воротах храма.Эти три холодные вещи весьма красивы.
ТокиоВАРВАРА ИЕВЛЕВА
ГОРОД ХАРБИН
Странный город блеска, денег и наживы,Город над степной песчаною рекой,Может быть, преступный, может быть, красивый,Яркий и безличный, шумный и чужой.
Город, где цветы не знают аромата,Город странных мыслей и дурманных снов,Где ничто не честно, где ничто не свято,Где звучит насмешкой звон колоколов.
Город, где сквозь маску пестрого нарядаСмотрит полудикий сумрачный Восток,Где слова без смысла — нежность и пощада,Где в душе последний гаснет огонек.
Весь в больном стремленьи, весь в больной тревоге,Ты сжигаешь силы в призрачной борьбе,Город, где скрестились пыльные дороги,Я в свой час последний вспомню о тебе.
СВЕТИЛЬНИК
Темной ночью я вышел в дорогу,Ты сама мне светильник зажгла.За теплом и уютом порогаСжала горло мне цепкая мгла.
Долго звал я средь гулкого мракаТех, что раньше и дальше ушли,Я искал сокровенного знакаНа дорогах заклятой земли.
Как пойму? На вершине ли горнойОн снегами сверкнет в вышине,Или вязью иероглифов чернойПробежит по дворцовой стене?
Или, может быть, ночью, до света,Вдаль проскачет испуганный конь?Или звонкие строфы сонетаВсколыхнут мой заветный огонь?
Пробираясь путями чужими,Я не помню, кто враг мне, кто друг,Я забыл твое тихое имяИ касания ласковых рук.
Но когда в обветшалой одеждеЗадержу я у цели свой шаг —Твой светильник, зажженный, как прежде,Мне покажет обещанный знак.
ХИМЕРА
Химера из серого грузного камняНа старой китайской изогнутой крыше,Печаль свою древнюю ты отдала мне,И сердце стучит заглушенней и тише.Ты в той же застыла жестокой гримасе,Как в светлой Элладе, средь песен и смеха.Не ждешь ли, что витязь на легком ПегасеПримчится на бой в окрыленных доспехах?
Не ты ли в надменном и пышном ПарижеГюго вдохновляла причудливый гений?Сквозь ветхие ткани прошедшего вижуТвое настоящее в горьком прозреньи.
Мутно бледнеет ночь,Тонет в крови рассвет.Кто нам сумеет помочь?Мира на свете нет.
С темных откосов крышСмотрят глаза химер.Пленный погасший ПарижСумрачен, скучен и сер.
Крадется площадью ложь,Идет по площади враг.Прячет невольную дрожьЧеткий военный шаг.
Нет, не настал еще мигДобычу отнять у судьбы.Город, как прежде, велик.Слабы, как прежде, рабы.
Заперта тяжкая дверь,Страшен безмолвный рок.Каменный пленный зверьЖадно глядит на Восток.
И вновь расплетаются ткани тумана,И снова весна на просторах Китая.Химера молчит про мечты и обманы.Молчит и не скажет. Не скажет — но знает.
ДЖИОКОНДА
Не портрет, не виденье — чудесней.Не богиня, не муза — сильнее.Не красавица — странное счастье,Мона Лиза — свершенье и рок.Джиоконда, чье имя, как песня,Ты, кого описать не умею,Колдовской одаренная властью,Пережившая время и срок.
Ты, кого созерцал Леонардо,Опуская задумчиво кисти,И, в мечтах забываясь бессвязных.Думал, как передать полотнуЭто облако амбры и нарда,Это ржавое золото листьев,Прелесть пальцев надменных и праздныхИ улыбки твоей тишину.
А теперь в негасимом полуднеЗатаенно и мудро-лукавоТы из рамы глядишь сквозь столетья,На тебе только ведомый день.Джиоконда, легенда и будни,Воплотившая горечь и славу,Вижу я при изменчивом светеЗа плечом твоим мастера тень.
НИНА ИЛЬНЕК