Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПРОСТРАНСТВО
Смотри, как в немом пространствеВеленьем вселенской игрыПарят в золотом убранствеСияющие миры.
Мы думали долго и многоО них, наполняющих взор,И стала ясна нам дорога,Ведущая в звездный простор.
Но грозную бездну простораСкажи, кто из смертных постиг,Кто светом свободного взораВ начало пространства проник,
Кто понял бездонность свободыТоржественной пустоты,Извечную дивную одуБезгранной тишайшей мечты?
Простора надзвездная вечность,Что может быть вне тебя?Обнявшей и бесконечность,И атомы бытия?
Не Ты ли, как Знак Искомый,Без Имени, без Числа,От века нам тайно знакомый,Но скрытый от взоров зла?
Не Ты ли, о Вездесущий,Просторам пустотыВещаешь о правде сущей,Чье вечное Имя — Ты.
СТАНСЫ
Не говори, молчи… Души твоей больнойНичто, ничто уже не успокоит, —В ней ночь и мрак, в ней черный ветер воетИ месть клокочет тайною мечтой.
Все то, чем жил, что радовало око,Поругано, изъедено червем;Ты сир и наг, но, как полночный гром,Ты носишь мощь невидимого Рока.
Пусть все вокруг — тлетворный мир теней,Пусть жизнь черна и в сердце — черный холод.Пусть… Для тебя святыней стали голодИ этот мрак, который дня светлей!
Гори, душа; пылай в огне боренья,Отчаяньем и мукою пылай,Я верую, я знаю — будет Рай,И смертию свершится воскресенье!
ОНА
В мгновенья золотой печали,В пустынной тишине ночейТвой светлый образ рисовалиМне духи юности моей.
Ты мне являлась из тумана,Как заколдованная лань,Ты приносила без обманаСвою таинственную дань:
И в сердце проносились зовы,И видел я тогда душойЧистейший храм святыни новой,Святейший лик любви земной.
Но вот проходит жизнь земная,Тоска, как червь, съедает грудь.Ты не явилась мне, родная,И я один свершаю путь.
В мгновенья золотой печали,В пустынной тишине ночейЗачем так ласково звучалиПризывы красоты твоей?
Зачем, явив святую милость,Зачем, блеснув в лучах огня,Ты не пришла, не воплотиласьДля чар земного бытия?
Тоска, как червь, съедает душу,Слеза спадает в пустоту,Но образ твой я не разрушу,Как не разрушишь ты мечту!
СТАРЫЙ ДОМ
Четверть века прошло вне родного крыльца,И вот возвращаюсь я в домик отца;
Но отца уже нет, мать давно умерла,И сестра, что постарше, — та тоже ушла.
Вот некогда малая наша сосна;Как мачта, теперь величава она.
Не знала она ни потерь, ни тревог,Ее не ломали ни мысли, ни рок —
Лишь ветер ее мимоходом ласкалИ стройные ветви безмолвно качал;
Вот старый ручей, что журчал под окном,Все так же журчит он — кто знает, о чем?
И месяц восходит, над крышей роднойВсе так же, все так же, как юной порой.
Все так же земля вековая живет,Все тот же над домом ночной небосвод,
И ты лишь, бездомное сердце мое,Не то, чем ты было, — не то, друг, не то!
Того, кто здесь жил, кто с тобою делилНадежды и сны чуть проснувшихся сил,
Здесь нет уж давно! И не встретишь ты ихНикогда, никогда в этом мире живых!
Только вот — на стене — вижу строчки, черты.Это ты ли, сестра, записала мечты?
Вот и все, что осталось под крышей роднойОт тех, кто ушел невозвратной тропой, —
И боль разрывает тебя на куски,И руки покрепче сжимают виски,
И мысли, как дождик осенней порой,Стучатся, щемят безысходной тоской.
Не надо, не надо! Не думай, молчи —Зажжешь ли ты думой огарок свечи?
Нет, сердцу лишь сердце расскажет опять —О том, что наш разум не может понять,
Лишь сердце тишайшей волною любвиНастигнет ушедшие звуки земли;
И люди, и мысли, и дни, и векаУйдут в быстротечность, как сон, как река,
И ты лишь, святая земная любовь,Лишь ты, в некой тайне рождаясь все вновь,
Утешишь, поймешь, окрылишь тишиной,Прозрачной, как небо, нежнейшей слезой,
И жизнь, славословя твой тихий полет,Над смертью, над смертью тебя вознесет!
1947 Моканшан, КитайЕЛЕНА ДАЛЬ
ПИСЬМО ИЗ АФРИКИ
Из Африки письмо я получила.Знакомый почерк — юношеских летПодруга пишет: «С царственного НилаЯ запоздалый шлю тебе привет!
Я — замужем. Живу неплохо с мужем.Четвертый год — в тропической жаре!Но ничего, здоровы и не тужим —Не вреден климат нашей детворе.
Детишек двое — крепыши! ЛюдмилеЧетвертый год, а Игорю шестой…Ах, где мы только с ними ни бродили,Пока попали в уголок живой!
И я учу их языку родномуИ говорю, что мы в гостях пока,Что мы вернемся к берегу иному,Где льется Волга, русская река,
Что в ней купаться можно без опаски —Что крокодилов не бывало в ней.И, раскрывая удивленно глазки,Внимают дети повести моей.
Отец в отъезде — новую дорогуПроводит там, где бродит только зверь;А я в детей вливаю понемногуТо, что зовется русскостью теперь.
Лишь одного растолковать не в силах,И ребятишкам не понять вовек,Что с ноября, когда у нас так мило,Уже Россию покрывает снег…
Не видев снега, с сахарною пудройНаивно дети путают его,Поэтому Людмиле златокудройВсе сахарное снится Рождество!
Все русское для них я собираю —По капелькам, по крошечкам коплю!Я их сердца верну родному краю —Моей стране, которую люблю!
Теперь — прощай! Подружкам — по поклону,Целую всех, как целовала встарь.Пожалуйста, пришли ты мне иконуСпасителя, а детворе — букварь…»
Я плакала, письмо читая. ОжилВесь мир души, и пела тишина:«Мы — слабые, мы — женщины, но все жеРоссии не изменит ни одна!»
ВТОРОЙ РОДИНЕ
Путь изгнанья мне судьбой отмерен,Но скажите, в чем моя вина,Что отец мой Родине был верен,Что я свято прошлому верна?
Пал отец мой, воин государев,Распростерлась надо мною мгла —В отблесках неугасимых заревСколько лет сироткой я жила!
Русской бури путь зловещ и долог,Но меня, как тысячи других,Ты, Харбин, родной земли осколок,Защитил, укрыл от вихрей злых.
Ничего родного не лишая,Ты меня, ребенка, приютил,И росла я, выросла большая,Набралась необходимых сил.
За годиной пронеслась година —Мирный труд, покой и благодать…В Харбине я вырастила сына,В Харбине похоронила мать.
И теперь ни от кого не скрою,Милым городом покорена,Что мне стала Родиной второюПриютившая меня страна.
Двадцать лет живу я русским бытом,Ту же душу русскую ношу,И на языке непозабытомГоворю и вот — стихи пишу.
И в родном, в своем любимом храме,В теплом блеске золотых огнейЯ ведь так же плачу, как о маме,О России — мачехе моей!
МОЕМУ ВЕЧЕРУ