Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Однако Черчилль не осознал, что командующий операцией «Оверлорд» де-факто станет командующим всеми англо-американскими войсками в Европе с правом вето касательно второстепенных операций и переброски людей и техники для поддержки «Оверлорда». Черчилль думал только о высадке войск во Франции и об удержании этой позиции до начала осторожного продвижения в глубь континента, в то время как основные удары будут наноситься в Норвегии, Италии и на Балканах, а также русскими на востоке и Королевскими ВВС и 8-й воздушной армией Соединенных Штатов по Берлину. Тем не менее, если гавани «Малберри» дадут тот результат, на который рассчитывали, и удастся захватить порт Шербура, после вторжения на побережье десятки тысяч солдат и сотни тысяч тонн поставок будут высаживаться и выгружаться в Нормандии. Командующий такими огромными силами – армиями, объединенными в группы армий, – заменит собой всех остальных. Джордж Маршалл понимал это. Возможность командовать такой силой выпадает только раз в жизни, а сейчас она была на расстоянии вытянутой руки. Они с женой начали отправлять мебель из Мэриленда, где они в то время жили, в свой фамильный дом в Лисбурге, штат Виргиния, ожидая скорого переезда в Лондон[1737].

Отдавая командование Маршаллу, Черчилль лишил Брука мечты о решающей роли в разгроме гитлеровских армий (и о выходе из-под непосредственного влияния Черчилля). 15 августа начальник Генерального штаба написал в дневнике: «Уинстон уступил, хотя лично предлагал мне занять этот пост!» Черчилль объяснил Бруку, почему так поступил, когда они стояли на террасе Квебекской крепости, и спросил, что он думает по поводу этого решения. «Я разочарован», – только и сказал Брук. Через много лет он написал: «Ни на мгновение он [Черчилль] не мог представить, что это значило для меня. Он не попытался поддержать меня, не высказал никаких сожалений по поводу того, что ему пришлось изменить свое решение». Понадобилось несколько месяцев, чтобы Брук восстановился после этого «нокаутирующего удара»: он подозревал, что Черчилль обменял командование операцией «Оверлорд» на назначение Маунтбеттена главнокомандующим в Юго-Восточной Азии. В этом Брук был отчасти прав, но сделка Черчилля с Рузвельтом касательно Азии носила скорее политический, чем военный характер. Рузвельт превосходно ладил с Маунтбеттеном, а американская пресса его обожала. Посылая Маунтбеттена в Азию, Черчилль мог рассчитывать на то, что британцы сделают все необходимое для разгрома Японии[1738].

Каждый вечер в Квебеке Брук находил новые определения для проходивших на конференции дискуссий: «длинные», «утомительные», «неприятные», особенно те, что имели отношение к войне с Японией или подходу Черчилля к операциям в Тихом океане; Брук назвал их «бессмысленной тратой времени». Если Черчилль хотел наносить удары по окраинам Японской империи, то Нимиц и Макартур хотели двинуться на Токио из южной части Тихого океана, при этом Макартур должен был действовать в направлении Филиппин, а Нимиц – в направлении северных островов. Соответственно, американцы требовали, чтобы британцы в Бирме более активно поддерживали Чан Кайши, который, по их мнению, докажет свою полезность, когда отвлечет японскую армию и тем самым облегчит нанесение удара с юга. Китай, с точки зрения американцев, играл важную роль во всей операции. Но Черчилль, сообщал Гил Уайнант в Вашингтон, «хочет увидеть крах Китая». Американцы подозревали, что британцы воевали в Бирме не ради Китая, а ради возвращения своих колониальных владений. В этом американцы не могли участвовать; чем значительнее американское присутствие в Юго-Восточной Азии, тем больше риск, что Рузвельта обвинят в оказании помощи и содействии британскому империализму.

Стороны руководствовались противоположными политическими стратегиями, в результате сугубо военные цели часто становились заложниками политики. Шесть тысяч рейдеров Уингейта, китайские войска Стилвелла в Индии и 14-я армия под командованием генерала Билли Слима оказались в положении забытых солдат на забытом театре военных действий. Появление Маунтбеттена сулило перемены. Черчилль мог с полным правом заявить, что он направил своего лучшего солдата, способного вести боевые действия в воздухе, на суше и воде и взять ситуацию под свой контроль. Для успокоения американцев Стилвелла назначили заместителем Маунтбеттена. Стилвелл, оказавшись между двух огней, лишенный реальной возможности убивать ненавистных японцев, как обычно пришел в ярость. В знак протеста он отказался встать во время исполнения God Save the King («Боже, храни короля»). После разговора с Маршаллом он согласился встать во время церемонии, но петь категорически отказался. Стилвелл считал Маунтбеттена «английским шутом» и «таким же тупым, как и его кузен, король». Подобные отношения подтверждали справедливость черчиллевских слов: «Хуже, чем воевать вместе с союзниками, может быть только одно: воевать без союзников»[1739].

То же самое можно было сказать о трудностях, с которыми во время войны сталкивался Брук, работая в одной связке с Черчиллем. Совещания Объединенного комитета начальников штабов были напряженными, но плодотворными. Но только Бруку показалось, что достигнуто взаимопонимание с американцами по поводу необходимости выработки общего плана для войны с Японией, как Черчилль вновь стал настаивать на захвате северной части Суматры и позволить событиям идти своим чередом. Брук был вне себя от ярости, когда написал в дневнике: «Он [Черчилль] отказался признать, что нам нужен общий план, советовал придерживаться оппортунистической политики… Я чувствовал себя выжатым словно лимон и неспособным вынести еще один день конференции». Мопс Исмей, связующее звено между Черчиллем и Бруком, оказался в центре схватки между абсолютно разными личностями. Черчилль, прекрасно осведомленный о пренебрежении, с каким Брук относился к его стратегическим талантам, однажды послал Исмея спросить Брука, почему он так ненавидит премьер-министра. Исмей вернулся с ответом Брука; на самом деле он любит премьер-министра, но не может служить ему, не ввязываясь в споры по тем вопросам, по которым их мнения расходятся. Черчилль выслушал Исмея, покачал головой и прошептал: «Дорогой Бруки»[1740].

17 августа Александер телеграфировал Черчиллю, что последние немцы покинули Сицилию. Кампания завершилась; она продлилась всего тридцать восемь дней. Но победа была неполной: 60 тысяч солдат Кессельринга сбежали в Италию. В тот день новое итальянское правительство по секретным каналам сообщило о готовности принять условия капитуляции, выдвинутые Эйзенхауэром. Проблема состояла в том, что итальянский переговорщик в Лиссабоне, генерал Джузеппе Кастельяно, хотел узнать у начальника штаба Эйзенхауэра, генерал-лейтенанта Беделла Жука Смита, как Италии лучше всего противостоять немцам, которых Кастельяно, будучи сицилийцем, ненавидел. Но Смит ответил, что он может обсуждать только безоговорочную капитуляцию. С учетом того, что через две недели была запланирована операция по высадке на носке и каблуке «итальянского сапога», Черчилль опасался, что в Риме к власти может прийти правительство предателей или немцы оккупируют Рим и станут напрямую управлять страной. Он хотел, чтобы Эйзенхауэр дал понять итальянцам, что если итальянские войска вступят в бой с немцами, когда высадятся союзники, то Италию примут в антигитлеровскую коалицию. Но Кастельяно нужны были гарантии. У итальянцев не было шансов в борьбе с вермахтом. А Эйзенхауэр не мог дать гарантий, до тех пор пока итальянцы не подпишут безоговорочную капитуляцию. Помимо того, Эйзенхауэр хотел, чтобы Кастельяно подтвердил, что Муссолини не вернется на политическую сцену под маской спасителя нации. Когда Смит спросил его о том, где держат Муссолини, Кастельяно ответил, что «Гитлеру тоже хотелось бы знать». На самом деле Гитлер вскоре узнал, что дуче содержится в отеле Campo Imperatore на высокогорном горнолыжном курорте в Абруццо, и строил планы его похищения, чего так боялся Черчилль[1741].