Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но долго держать ребенка в монастырской келье нельзя», – решительно сказала Арсенда.
Хотела ли она тем самым побудить брата к действиям? Если да, то Арсенда не стала развивать эту мысль – она стала расспрашивать о Мерсе. Ей хотелось узнать больше о жизни дочери, и она самозабвенно слушала все истории, которые ей рассказывал Уго, пока ее не вызвала одна из монахинь.
После вечерней молитвы молодая прислужница принесла Уго еду и одеяло. Придется спать на полу, кротко произнесла монахиня, словно извиняясь перед виноделом. Тем вечером Арсенду он больше не видел. Сон долго не шел – как из-за холода, так и из-за беспрестанных молитв и песнопений монахинь. Однако дорожная усталость, недосып и постоянное напряжение сделали свое дело – и Уго заснул. Сон был неглубокий – винодел то и дело просыпался, смотрел на свечи, озаряющие изображение Богоматери с Младенцем, и вновь засыпал. Лик Девы Марии проник в его сны. Она ему улыбалась. И плакала. Уго проснулся, взволнованный удивительным видением: Богоматерь была словно окутана теплым облаком, летящим по церкви. И при виде Ее Уго исполнился надежды и решимости – как в ту ночь, когда он пожертвовал церкви деньги, которыми Бернат заплатил ему за предательство каталонских моряков.
И Бернат смешивался во сне с ликом Девы, Мерсе, Барчей и Катериной.
На рассвете Арсенда застала брата распростертым перед Богоматерью – он неистово молился, закрыв глаза, и даже не заметил появления сестры.
– Ты была права, – сказал Уго.
– В чем? – спросила Арсенда.
– Либо мир, либо смерть.
Арсенда нахмурилась:
– Я не говорила о смерти.
– Но это единственное решение. Сегодня утром я выйду к Бернату.
Увещевания Арсенды пропали даром. Да, она говорила, что нужно дать отпор, но не имела в виду личное столкновение. Настаивала на том, чтобы помириться через посредников, к примеру через архиепископа Таррагоны – он друг Арсенды и многим ей обязан. Вот что она имела в виду: вмешательство третьих лиц, достаточно влиятельных для того, чтобы справиться с адмиралом. Что до прямого столкновения… если до него дело дойдет, имеется достаточно средств, чтобы избежать насилия, – Церковь прекрасно об этом знала.
– Не ходи, – просила Арсенда, когда за воротами послышался шум приближающихся Бернатовых коней. – Он тебя убьет.
Но Уго был непоколебим.
– Она мне поможет, – ответил винодел, перекрестившись перед изображением Богоматери с Младенцем.
Улучив момент, когда Арсенда с тоской глядела на Святую Деву, укоряя себя за то, что ввела брата в заблуждение, Уго решительным шагом направился к выходу и вышел в поле.
Одет Уго был просто, как и подобает содержателю таверны: бурые штаны из добротной шерсти, темный кафтан, котта, когда-то красная, теперь выцветшая до середины бедра. Голова непокрыта, единственное украшение – черный кожаный ремень с серебряной пряжкой, подарок Катерины, которым Уго так гордился, что носил поверх котты. Еще одним «украшением» в каждой поездке служил нож Барчи, но Уго оставил его в церкви вместе с одеялом, накидкой и другими вещами.
Туман рассеялся, долина покрылась серебристой росой. Солнце скрывалось за облаками, но Уго не чувствовал холода. Он был целиком сосредоточен на одном человеке, который в этот самый миг громко смеялся над шуткой одного из своих людей.
На Бернате накидка была – лиловая, чуть не до пят, подбитая мехом и расшитая серебром. Плащ скрывал почти всю его фигуру, за исключением рукояти меча, торчащей у бедра, и острия, выглядывающего около лодыжек.
Караулившие в ту ночь крестьяне понизили голос до шепота, когда увидели, как Уго решительным шагом направляется в сторону противника. Внезапное затишье привлекло внимание Берната – он и его товарищи посмотрели в сторону монастыря.
Когда между ними оставалось примерно двадцать шагов, Бернат широко улыбнулся и сбросил плащ, готовясь к схватке. Уго остановился и прочистил горло.
– Думаю, нам надо поговорить, Бернат, – сказал винодел.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, – ответил адмирал.
– Я так не думаю. Нас многое объединяло – и объединяет до сих пор, – настаивал Уго, – Мерсе, Арнау, твой отец, твоя мать…
Бернат яростно выхватил меч.
– Не трогай моих родителей, сукин сын! – рыкнул он, бросаясь к Уго. – Ты порочишь их память, – проговорил он, стиснув зубы, и приставил острие меча к груди винодела, – ты недостоин их памяти.
Уго развел руки в стороны, чтобы все, включая монахинь, скопившихся у оконцев на втором этаже, видели, что он не прячет никакого оружия.
– Значит, теперь ты убиваешь безоружных? – с вызовом произнес Уго.
Адмирал без промедления снял пояс, на котором висели ножны, и, не оглядываясь, не говоря ни слова, вытянул руку, чтобы один из его людей забрал оружие. То же он проделал с кинжалом, кольцами и ожерельем, с которого свисал большой крест. Снял он и шелковую котту, отороченную мелким жемчугом.
– Хочешь, чтобы я убил тебя голыми руками? – усмехнулся Бернат, пока его люди забирали вещи. – Ты будешь не первым.
Бернат остался в вышитом белом дублете, такого же цвета шоссах и сапогах для верховой езды. Он был безоружен – но Уго нутром чувствовал исходившую от него огромную силу.
Времени на раздумья не было. Бернат врезал ему кулаком в живот и, когда Уго согнулся пополам, ударил по лицу. Уго рухнул на траву.
– Вставай. Сражайся, – рыкнул Бернат.
Уго встал на колени, неистово хватая ртом воздух. «Ни перед кем не склоняйся», – вспомнил он наставление мисера Арнау. Уго слабо улыбнулся, выждал несколько секунд и яростно прыгнул на Берната.
Адмирал уклонился и рассмеялся. Уго пролетел мимо.
– Дурак! – обругал его Бернат.
Люди адмирала схватили Уго и развернули лицом к адмиралу. К поединщикам подошли крестьяне. Все наблюдали за дракой. Воцарилась тишина.
– Давно было пора… – воскликнул Бернат, замахнувшись на Уго.
Но на этот раз винодел его опередил и ударил адмирала в лицо. Бернат сделал несколько шагов назад и удивленно помотал головой. Уго неотрывно глядел на соперника. Он смог ударить. И должен бить еще. Уго наклонился, раскинув руки, – он был готов к новой атаке. Бернат взревел и снова бросился на Уго. Тот увернулся, подставив адмиралу подножку, – Бернат с грохотом упал под ноги своим людям и яростно отмахнулся, когда один из них протянул руку, чтобы помочь ему подняться.
Бернат пылал злобой. Уго
