Соседи (СИ) - Drugogomira

Невыносимо.

Помогают молитвы. Плотные уверенные ряды букв. И звонки. Часто звонит мама, но разговаривать с ней у Ульяны раз от раза не находится сил. Не о чем им больше разговаривать и не о чем будет. Так что Уля не берёт трубку. Иногда, правда, заходит в мессенджер – убедиться, что мать недавно была в сети, а значит, пребывает в относительном порядке. В мамины сообщения не вчитывается – открывает чат и закрывает, заодно таким образом давая ей понять, что пока не вышла в окно. Ну и всё на этом.

Постоянно на связи Юлька. Постоянно. Их переписка не замолкает больше, чем на несколько часов. Подруга не оставляет попыток выдернуть из расплывшейся вокруг непроглядной мглы, и порой у неё непостижимым образом получается. А если Юля звонит, то непременно с очередной сумасшедшей придумкой на следующий год, в которой обязаны участвовать все без исключения. Она, например, уже точно определилась, куда именно они вчетвером оправятся отдыхать весной, а куда – осенью. Запланировала, когда поедут на машине, а когда полетят самолетом. Даже ультиматум успела поставить: мол, «без гитары Чернова на борт не пустим, так и передай». У Юльки в длинном списке Средиземное море и «офигенный» подмосковный отель, а еще весенне-летние вылазки на природу, в клубы и на музыкальные фестивали. Уля слушает Юлькины яркие описания беспечной жизни, улыбаясь сквозь тупую ноющую боль, крепко жмурясь и совсем не дыша, принуждая себя набрасывать штрихи предложенных сюжетов прямо в голове. Иногда на этом холсте проявляются краски. И становится полегче.

В общем, Юлька спасает, излучая позитивные вибрации, которые умудряются просачиваться через экран. Но вообще-то у Юльки теперь серьёзная работа, и потому Уля пытается лишний раз не узурпировать Юлькино время.

Ещё звонит и просит звонить Аня. Когда накатывает очередная волна не поддающегося никакому контролю ужаса, и Уля начинает мысленно перебирать имена людей, которые могли бы помочь с ним справиться, Анино имя звучит вторым. Но вновь и вновь селить в чужих душах собственный страх не позволяет совесть, и телефон остаётся сиротливо болтаться в кармане парки.

Аня там вновь развернула бурную деятельность. В прошлый разговор, например, доложила, что подняла на уши абсолютно всех своих знакомых, дотянулась до контактов в городской полиции и окольными путями получила информацию о том, что против водителя сбившего Егора автомобиля возбудили уголовное дело сразу по нескольким статьям: за вождение в состоянии наркотического опьянения, повлекшего за собой к тому же причинение опасного для жизни человека вреда здоровью. Возможно, рассказав о настигшем того «мудилу» возмездии, Аня желала хоть чем-то её порадовать. Но радоваться Ульяна за эти дни разучилась напрочь. Ей бы одну-единственную весть, чтобы хотя бы начать спать ночами, а остальное… Остальное не имело сейчас никакого значения.

О чём ещё успела сообщить Аня? На концерт в парк пригласила, но Уля вежливо отказалась. Какие концерты?.. Она четвёртые сутки не знает, как это выдержать, планомерно сходит с ума, чувствуя себя при деле лишь на сырой лавке в больничном сквере. Сверля глазами то ряд одинаковых окон второго этажа, за которыми должно находиться отделение реанимации, то входные двери, то экран телефона. Застывая в ожидании того звонка.

Пару-тройку раз за день звонит папа или Марина. У них Ульяна нашла приют.

В тот воистину кошмарный вечер, забрав Улю из дома, отец привёз её к себе и передал в раскрытые руки сердобольной Марины и двоих их детей. Пока жена отца вливала в Ульяну литры пустырника, пыталась найти слова утешения и вселить надежду, пока стелила постель в комнате старшей и возилась с ней, взрослой девочкой, как с трёхлетней, папа всё названивал куда-то. Его приглушенный голос час кряду доносился из-за запертой двери большой комнаты. А потом он появился на кухне. Расстроенным. Сообщил, что через городские справочные выяснил точный адрес хирургии, в которую доставили Егора, и даже смог каким-то чудом, наудачу набирая найденные в интернете номера телефонов, дозвониться до больницы. Однако там информацию о состоянии поступившего предоставить отказались наотрез, аргументируя позицию необходимостью соблюдать правила. По папиным словам, ему сообщили, что о состоянии здоровья пациента родственники могут узнать при личной беседе с заведующим отделением или лечащим врачом. При условии наличия в карте пациента письменного согласия на разглашение врачебной тайны конкретному лицу. И паспорта, который подтвердит личность. Слишком сложно. Нереально. Понятно же, что никакого согласия Егор подписать был не в состоянии. Ситуацию, и без того выглядящую беспросветной, омрачал очевидный факт отсутствия родственных связей, на основании которых с Ильиными могли поделиться данными. Но ведь у Егора же из родственников – никого! Совершенно некому что бы то ни было сообщать! Ведь если что-то, не дай Бог, случится, и не узнают ведь… Отец устало сообщил, что после разговора с больницей обзванивал знакомых, надеясь через кого-то из них дотянуться до тамошних врачей. Безуспешно. К половине первого ночи 31 октября о Егоре не было известно ничего.

И на утро Ульяна, толком не поспав, тихо сбежала. Так и ездит теперь высиживать на лавке, согнувшись пополам, лбом в коленки. Смотреть на окна, подолгу не замечая холода и голода, но с каждой прошедшей без новостей минутой все явственнее ощущая разгорающуюся агонию надежды и веры.

Ульяна живёт от звонка до звонка. Точнее, не живёт. Выживает.

Новости ей приносит Зоя Павловна. Строго один раз в сутки. В оговоренном временном промежутке. В первый раз она набрала на следующий после трагедии день и сообщила, что звонит «по просьбе Нади», которая не может связаться с дочерью сама. А потом пообещала появляться с информацией ежедневно с полудня до шести. Но вчера, например, звонок раздался почти в четыре, и эти часы ожидания стали для Ули самыми жуткими в сутках. Сегодня всё ещё впереди, с каждой приближающей разговор секундой намертво зажатое в стальном кулаке страха сердце бьется всё слабее, а душа стынет оплавившимся воском.

Самообладание Зои Павловны поражает. Голос у Зои Павловны собранный, интонации нейтрально-сдержанные. Зоя Павловна призывает преждевременно не впадать в панику, но и повода надеяться не дает ни малейшего. Излагает сухо, по фактам. Говорит спокойно, гипнотизируя и заклиная шипящее гнездовье чужих гремучих змей ложной своей бесстрастностью. Но отголоски страшной истерики, накрывшей Ульяну на этой самой лавке после их первого разговора, звучат внутри до сих пор. Выслушать монотонный монолог Ульяна ещё кое-как смогла, а вот принять прозвучавшие слова стоически – нет, несмотря на призывы постараться это сделать. После того, как телефон отправился в карман, полоскать начало так, что спустя какое-то время на её истошный вой выскочили люди в белых халатах. С водой, таблетками и шприцем наготове. Ещё день-два, и Ульяну здесь будет знать весь персонал. Еще три, и Уля сама будет знать каждого, кто сражается в этих стенах за человеческие жизни.

Что более или менее отложилось в мозгу из того, первого, разговора? Многое, несмотря на переставший поступать в легкие кислород и нарастающий, грозящий разорвать барабанные перепонки, свистящий звон в ушах. Несмотря на мутные пятна перед глазами, бьющий тело то жар, то озноб, и готовое покинуть её сознание. В те минуты Уля нахлебалась правды, как утопленник – речной воды. Слово – глоток, следующее – новый. И ещё, и ещё, снова и снова. Барахталась в них, чувствуя, как утекают силы на борьбу за жизнь.

Что осело? Основное. Фраза, что Ульяна – взрослая девочка, и говорить Зоя Павловна с ней будет соответствующим образом, не пытаясь сгладить углы. Объяснение, что информация получена непосредственно от источника в отделении, который обязан ей здоровьем, карьерой и семейным благополучием и, раскрывая врачебную тайну, рискует всем. Что сама действует поперёк непреложных правил, но положение пациента близко к критическому и вся ситуация в целом не оставляет ей выбора. Что больше ни одна живая душа об их разговорах знать не должна. Что полагает: если бы Егор был в состоянии подписать документы, как доверенное лицо он указал бы в них Ульяну. А дальше… Что реаниматологи по пути в больницу с того света его вытащили. А после вытащили второй раз, уже в операционной. Что после длительной и сложной операции, которую хирурги провели после того, как удалось стабилизировать состояние, он находится в реанимации. Что характер травм тяжёлый. Что сломанными о руль мотоцикла рёбрами задеты лёгкое и селезёнка, и что повреждения привели к серьезному внутреннему кровоизлиянию. Что дополняют картину черепно-мозговая травма, переломы бедренной кости и щиколотки, а также обширная лоскутная рана голени и трещина тазобедренного сустава. А ещё ссадины и ушибы в районе плеча, локтя и голеностопа… Это со стороны соприкосновения тела с асфальтом… Что Егор на ИВЛ. Что для сохранения его жизни сделано и продолжает делаться всё возможное. Но сейчас всё зависит только от организма.