Вся чернильная рать... - Альберт Беляев

Объективно изложил Рональд Хинли? Да, если не обращать внимания на безличное «утверждают». Кто? Неизвестно. Но ясно одно: автор этим безличным «утверждают» как бы отъединил себя от истинности информации и внес сомнение в ее достоверность.

Однако Хинли идет дальше. Он делает многозначительный исторический экскурс: большевики, мол, в первые послереволюционные годы стремились «… разрушить семью как институт»[174]. А чтобы легче достичь этой своей коварной цели, большевики, мол, разрешили аборт и объявили регистрацию брака необязательной формальностью. Хинли иллюстрирует эту «зловредную политику большевиков» некоторыми художественными произведениями советской литературы тех лет. Он приводит в качестве примеров повесть Коллонтай «Любовь трех поколений» (1923 г.), роман Малашкина «Луна справа» (1926 г.), роман Богданова «Первая девушка» (1928 г.)… Да вот, мол, и у Шолохова в «Тихом Доне» уделяется «много внимания… бурным внесупружеским любовным отношениям Григория и Аксиньи»[175].

Действительно, все названные произведения в советской литературе 20-х годов «имели место». Но надо совсем не знать историю советского общества и государства, чтобы приписывать большевикам стремление «разрушить семью как институт». Просто удивительно, как это еще Хинли удержался от соблазна привести «классический» пример из истории антисоветской пропаганды о так называемом обобществлении женщин в молодом Советском государстве, о пресловутом «общем одеяле»…

После победы Октябрьской социалистической революции в России некоторым горячим молодым умам казалось, что надо буквально все отношения в обществе (включая семейные) радикальным образом перестроить. Кое-кому, вероятно, и в самом деле чудился крах семьи, и подобные настроения нашли отражение в некоторых произведениях молодой советской литературы. Но нельзя путать отдельные умонастроения в обществе с политикой КПСС и Советского государства. Глубокая неправда заключается в попытках Хинли приписать большевикам стремление «разрушить семью».

Основное место в книге Хинли занимают его рассуждения о советской литературе. Впрочем, вряд ли правомерно называть то, что преподносится в книге, рассуждениями Рональда Хинли. Это скорее добросовестный ученический пересказ и даже откровенное заимствование (разумеется, без ссылок на источники) концепций и воззрений американских советологов. Жесткий регламент антикоммунистических требований в оценках советской литературы не терпит никакого своеволия, не говоря уже о многообразии точек зрения. Стандартная униформа антикоммунистических постулатов нивелирует умственный кругозор советологов, делает их суждений неотличимыми друг от друга, заставляет сплошь и рядом прибегать к подтасовкам, фальсификациям, к откровенной клевете и лжи.

Например, вслед за американскими советологами Г. Струве и М. Слонимом Хинли покорно повторяет изрядно стершиеся штампы советологии об этапах развития русской дореволюционной литературы и советской литературы и о наиболее выдающихся явлениях, характерных для каждой определенной поры. Хинли тоже твердит о некоем «расцвете» русской литературы, имея в виду годы в начале XX века, когда на какой-то период в литературе возобладало течение символизма. Почти дословно повторяя Макса Истмена и Бориса Гуерни, Рональд Хинли считает это течение частью «европейского движения символистов», хотя русские символисты были, как известно, различны по своим истокам. Были и эпигоны западного декаданса, но были и воинствующие противники Запада. Повторяя зады американской советологии, Р. Хинли стремится придать значение как раз тем незначительным в истории русской словесности фигурам, творчество которых не оставило в ней сколько-нибудь заметного следа. Но зато хорошо известна их оголтелая враждебность к революции, к социализму, к Советской власти…

Ничем не отличается интерпретация Р. Хинли литературного движения в Советской России 20-х годов от интерпретации американских советологов. «Период до 30-х годов был периодом относительной свободы для писателей… Они были… свободны писать о том, о чем им хотелось, и тем стилем, который они сами предпочитали… десятилетие 20-х годов обычно считают «золотым веком»[176] — так пишет Р. Хинли. Вернее, списывает. Списывает без зазрения совести из книг М. Истмена «Художники в мундире» (1934 г.), Г. Борланд «Советская литературная теория и практика в годы первой пятилетки, 1928—1932 гг.» (1950 г.), Э. Брауна «Пролетарский эпизод в советской литературе, 1928—1932 гг.» (1954 г.) или, наконец, из уже упоминавшейся книги Д. Биллингтона «Икона и топор» (1967 г.).

Подобно своим американским коллегам-антикоммунистам, Р. Хинли также считает, что в годы после революции «…у большевиков отсутствовала какая-либо официально принятая литературная теория», ибо ни у Маркса, ни у Ленина не было, мол, ясных позиций на этот счет. Да к тому же большевики были слишком заняты «срочными, нелитературными проблемами, чтобы еще докучать себе художественной литературой»[177].

Все эти сентенции в дословном или почти дословном виде можно прочитать в называвшихся выше книгах американских советологов (подробный анализ концепций американских советологов дан в моей книге «Идеологическая борьба и литература. Критический анализ американской советологии». М., «Советский писатель», 1982, и чтобы не повторяться, я отсылаю интересующихся к этой работе).

Столь поразительные совпадения суждений Хинли с суждениями советологов США говорят прежде всего о том, что Р. Хинли изучал, похоже, не самое советскую литературу, а писания о ней своих американских коллег, писания крайне тенденциозные, наполненные фальсификациями и нескрываемой ненавистью к советской литературе, к советскому народу.

Собственные высказывания Р. Хинли об отдельных советских поэтах отличаются развязностью оценок и отсутствием элементарного такта. Однако за чванливым высокомерием автора ясно обнаруживается его неспособность объективно судить о подлинном значении и месте творчества того или иного советского поэта. Так, по Хинли, В. Маяковский, который «среди писателей был наиболее близок к революции…», вошел, оказывается, в историю советской литературы в качестве ее классика не потому, что обладал выдающимся поэтическим даром, что его творчество признано и любимо народом. Все это произошло, утверждает советолог, «по приказу». Он заявляет, что в середине 30-х годов Маяковский был якобы «посмертно назначен Сталиным певцом советского строя»[178]. А до «приказа», стало быть, не был Маяковский «певцом советского строя»? Да, выходит, что и поэтом-то он не считался… Клеветнический и злобный характер этого выпада Хинли против великана мировой поэзии, против певца первой в мире победоносной революции угнетенных Владимира Маяковского вполне очевиден и не нуждается в опровержении.

Сергей Есенин у Хинли представлен «великим пьяницей, бабником и саморекламным хулиганом»[179]… Александра Твардовского советолог объявляет «официально признанным автором стихов», которые-де… «воспринимались» только «неинтеллигентным читателем»[180]…

Зато с большой назойливостью Хинли пытается навязать читателям в качестве якобы «широко признанного» в СССР некоего Бродского, хотя стихи рекламируемого им сочинителя, как отмечает сам же советолог, едва ли печатались в СССР, так как он покинул пределы страны еще в 1972 году.

Рассуждения Хинли о литературной жизни в Советском Союзе весьма путаны и противоречивы. С одной стороны, следуя устоявшимся жестким канонам антикоммунистической пропаганды, он твердит о существовании неких строгих политических ограничений, которые сковывают художественное воображение советских писателей и ведут к унылому конформизму и гладкописи; с другой — признает наличие высокохудожественных талантливых произведений в советской литературе. Выясняется, что и «власти» в СССР поощряют литературу высокого художественного достоинства. Хинли готов даже признать, что в СССР высокое художественное качество литературных произведений «не встречает возражений» (!)[181].

Высказывания Хинли о Союзе писателей СССР пронизаны нескрываемой ненавистью и раздражением. Он пишет, что после «внезапной и неожиданной ликвидации РАППа в 1932 году[182] (фраза списана из книги М. Истмана «Художники в мундире», вот только про «топор Ассаргадона» опущено. — А. Б.) в Советском Союзе был создан единый Союз писателей, по глубокому убеждению Хинли, якобы «…в высшей степени бюрократическая… почти военизированная организация» (!)[183]. Из его рассуждений западный читатель может, пожалуй, сделать вывод, что членов Союза писателей чуть ли не заставляют «брить бороды» и носить только «строгие черные костюмы с галстуком»![184]