Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует - Джеймс Коми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто-то ответил, что Коми был внизу в Ситуационном центре.
— Джим сможет подключиться, когда появится здесь, — сказал Буш. — Давайте начнем.
Боб почувствовал, как по шее стекает струйка пота. Совещание прошлось маршем по различным министерствам, пока их главы проводили брифинги для президента. Департамент труда. Министерство жилищного строительства и городского развития. Министерство образования. Министерство сельского хозяйства. Мое место пустовало. В ушах у Боба начало звенеть, когда он понял, что не знает ничего даже для того, чтобы поведать президенту чушь собачью. Ни чуши, ни собачьей. Министерство по делам ветеранов. Министерство здравоохранения и социальных служб. У него плыла голова; он сквозь костюм чувствовал, как бьется сердце. Министерство торговли. Управление малого бизнеса. Капли пота сзади у него на шее уже просочились сквозь воротник. Затем дверь распахнулась, и я ворвался, словно кавалерия.
— Эй, Джим, как раз вовремя, — сказал Буш. — Я как раз собирался перейти к Юстиции.
Я сел и выдал свой рассказ, президент поблагодарил всех за то, что пришли, и встреча закончилась. Боб не казался счастливым. «Я убью тебя», — прошептал он.
* * *
Хотя, может у меня и было отличное от большинства представление о «веселье», в Министерстве юстиции были отдельные части, ставшие черными дырами, в которых вся радость умирала. Места, где моральный дух был настолько низок, а боевые шрамы от бюрократических препирательств с другими министерствами и Белым домом столь глубоки, что мы были на грани потери некоторых из своих лучших, наиболее способных юристов. Одним из этих мест являлась Юрисконсультская служба Министерства юстиции, своего рода Верховный суд внутри исполнительной власти. Его одаренным юристам — которых я зачастую описывал как темный и изолированный монашеский орден — задают самые сложные юридические вопросы люди из других частей исполнительной власти. Их работой было хорошенько обдумать их, и вынести суждение о законности предлагаемых мер, принимая в расчет заключения, которые уже делали по этой теме суды, Конгресс и ранее Юрисконсультская служба. Это было трудно, потому что зачастую у них было слишком мало времени для формирования заключения. И было еще труднее, когда тема была засекречена, ограничивая их возможность обсудить ее с коллегами.
Главой этой службы являлся Джек Голдсмит. Он был бывшим профессором права, и в целом жизнерадостным человеком с лицом херувима. Но спустя лишь четыре месяца на своей должности, его список проблем начал затуманивать то херувимское сияние. Он унаследовал свод юридических заключений, написанных его предшественниками впопыхах и под огромным давлением сразу после атак 11 сентября 2001 года. Те юристы подтвердили законность агрессивных контртеррористических действий Центрального Разведывательного Управления и Агентства Национальной Безопасности. Президент и разведывательное сообщество больше двух лет полагались на те заключения. Голдсмит пришел к выводу, что эти заключения во многих местах были в корне неверны. И споры вокруг них внутри администрации Буша становились неприятными.
Первоочередной заботой Голдсмита являлась сверхсекретная программа АНБ под кодовым названием «Звездный Ветер». Голдсмит совместно с еще одним блестящим юристом министерства по имени Патрик Филбин пришли к заключению, что «Звездный Ветер», программа АНБ по слежке внутри Соединенных Штатов за подозреваемыми в терроризме и гражданами без необходимости получения судебного ордера, была санкционирована их предшественниками на сомнительном с правовой точке зрения основании. Между тем, вся администрация Буша стала полагаться на эту программу, как на источник разведданных в борьбе с терроризмом. Что Буш, похоже, не знал, так это то, что АНБ оказалась вовлечена в деятельность, выходившую за рамки санкционированного, даже за рамки сомнительного с правовой точки зрения, и которую Голдсмит с Филбином посчитали откровенно незаконной.
Я понимал настоятельную необходимость этих действий. Прошло всего два года с террористических атак 11 сентября, когда три тысячи невинных людей были убиты в нашей стране одним ясным голубым утром. Тот день изменил нашу страну и изменил жизни всех нас в правительстве. Мы поклялись сделать все, что можно, чтобы предотвратить повторение подобных потерь. Мы изменим правительство, реорганизуем ФБР, разрушим барьеры, получим новые инструменты и соединим звенья, все для того, чтобы избежать боли столь ужасающей, что практически не поддается описанию. Я стал окружным прокурором Соединенных Штатов на Манхэттене, когда Граунд-Зиро, где погибли тысячи, все еще дымился. Поздно вечером я стоял у ограды и наблюдал, как пожарные просеивают землю в поисках тех потерь. Никому не нужно было рассказывать мне, как упорно нам надо бороться с терроризмом, но я также понимал, что мы должны делать это правильно. По закону.
Голдсмит и Филбин поделились своей озабоченностью с Белым домом — где главными контактными лицами были советник президента Альберто Гонсалес и советник вице-президента Дэвид Эддингтон. Из них двоих Эддингтон был доминирующей силой. Это был высокий бородатый юрист с громогласным голосом и легким намеком на южный акцент. По философскому подходу к жизни и темпераменту он являлся отражением вице-президента Чейни. Он терпеть не мог дураков, и обладал расширенным определением попадавших в эту категорию. После того как разъярили Эддингтона, рассказав ему, что правовая основа программы рушилась на части, Голдсмит и Филбин затем попытались убедить его, что мне, новому заместителю генерального прокурора, следует рассказать о — или «посвятить в» — программе «Звездный Ветер», чтобы я мог увидеть, что происходит.
Эддингтон отчаянно этому сопротивлялся. С тех пор как программа была испытана и одобрена, он преуспел к сведению к абсолютному минимуму числа тех, кто знал детали программы — может пара дюжин людей во всем правительстве США. Лишь четыре человека из всего Министерства юстиции ранее были включены в эту программу, и в их число не входил мой предшественник на посту заместителя генерального прокурора. Для деятельности подобной чрезвычайной важности, что испытывала пределы закона, столь малый круг посвященных был необычным, если не беспрецедентным. Эддингтон даже договорился о том, что документы по программе станут храниться вне обычного процесса для президентского архива. Он — юрист вице-президента — хранил распоряжения с подписью президента в сейфе в своем кабинете. В конечном счете, и лишь после значительного нажима, Эддингтон уступил, и позволил ввести меня в курс дела.
В середине февраля 2004 года я оказался в защищенном конференц-зале Министерства юстиции вместе с директором Агентства Национальной Безопасности, генералом военно-воздушных сил Майклом Хайденом, получая от него долгожданный брифинг по совершенно секретной программе слежки. Хайден был безукоризненно одетым приятным человеком в очках в проволочной оправе и лысой головой, обладавшим талантом к народным изречениям и упоминаниям команды «Питтсбург Стилерз». Когда мы сели за стол, генерал произнес вступительную часть, которую я никогда не забуду.