Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует - Джеймс Коми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новак приписывал свои сведения двум источникам в администрации Буша. По мере того, как разрастался скандал, вскоре стало очевидно, что по меньшей мере трое, а то и шестеро чиновников Буша рассказали репортерам о сотруднице ЦРУ под прикрытием. Ричард Армитидж, заместитель государственного секретаря, был одним из чиновников, прямо признавшемся, что упомянул Новаку имя той сотрудницы ЦРУ. Фактически, он позвонил в Министерство юстиции вскоре после начала расследования. Он пояснил, что не собирался раскрывать секретную информацию; он просто сплетничал с Новаком, и не осознавал, что делал. Личностью второго источника Новака являлся старший политический советник президента Буша Карл Роув. У Роува состоялся разговор с Новаком, в котором Новак упомянул, что автор критической статьи об Ираке был женат на сотруднице ЦРУ. Роув ответил что-то вроде: «А, вы тоже слышали об этом». Хотя это не кажется большим журналистским искусством, Новак воспринял эти слова как подтверждение того, что узнал от Армитиджа.
Но были также доказательства, что третий чиновник, руководитель аппарата вице-президента Льюис «Скутер» Либби, беседовал со многими репортерами о той сотруднице ЦРУ. К тому времени, как я стал заместителем генерального прокурора, ФБР допросило Либби, и тот признался в этом, но сказал, что узнал о сотруднице ЦРУ лишь от репортера. Как и Армитидж, Либби настаивал, что лишь передавал слухи, а не заблаговременно распространял имя агента под прикрытием. К несчастью для Либби, репортера, которого назвал Либби, шефа вашингтонского бюро NBC News Тима Рассерта, ФБР тоже допросило, и тот сказал, что Либби лгал. Рассерт не передавал Либби имя агента под прикрытием. Три года спустя присяжные придут к тому же заключению: Либби солгал ФБР.
Это был один из первых моих опытов в Вашингтоне, когда мотивы принятия решений людьми основывались на их партийной преданности. Для демократов было очевидно, что ключевые члены республиканской администрации подрывали справедливость, чтобы разрушить и покарать своих критиков. Для республиканцев почти столь же было очевидно, что это была охота на ведьм, направленная против людей, совершивших несущественную ошибку. Моей работой являлось сделать по меньшей мере одну их этих групп, или одну их этих группировок, очень недовольными.
Закон, запрещающий раскрытие личности агента разведки под прикрытием, требует наличия конкретного злого умысла. На основании соответствующего статута, было недостаточно продемонстрировать, что раскрывшие личность агента люди были глупыми или беспечными. Нам нужно было доказать, что эти люди знали, что сотрудница ЦРУ находилась под прикрытием, а также, что они знали, что раскрытие ее имени являлось нарушением закона. Основываясь на том, что нам было известно к тому моменту, казалось маловероятным, что мы сможем доказать, по крайней мере, вне всяких разумных сомнений, что Армитидж или Роув действовали с требовавшимся преступным умыслом, когда беседовали с Новаком и другими репортерами. Новак подтверждал их рассказ, что это были сплетни или ошибка, и, скорее всего, было недостаточно доказательств обратного.
Это поставило Министерство юстиции в трудное положение. Хотя расследовавшие это дело люди были профессионалами, я знал, что в условиях нехватки доказательств было бы очень сложно для возглавляемого республиканцем Джоном Эшкрофтом министерства убедительно закрыть расследование против своих коллег в той же администрации, не порекомендовав обвинения. Мы также не собирались выдвигать обвинения, лишь чтобы избежать упреков в конфликте интересов. Ситуацию осложнял тот факт, что Карл Роув руководил одной из политических кампаний Джона Эшкрофта в его родном штате Миссури до того, как Эшкрофт стал генеральным прокурором. В довершение всего, Скутер Либби, в чьем поведении все еще нужно было разобраться, был старшим должностным лицом Белого дома, с которым часто взаимодействовали Эшкрофт и старшие должностные лица Министерства юстиции.
Способность Министерства юстиции внушать доверие является его краеугольным камнем. Американский народ должен видеть, что отправление правосудия не зависит от политики, расы, класса, религии или какой-либо из множества других причин, делящих людей на группы. Мы должны были сделать все, что могли, чтобы защитить честную и беспристрастную репутацию министерства, его водоем истины и доверия. Эшкрофт понимал это, и когда я встретился с ним, чтобы обсудить мою рекомендацию ему сделать самоотвод от участия в деле, он согласился. Я тотчас назначил Патрика Фитцджеральда, тогда служившего окружным прокурором Соединенных Штатов в Чикаго, специальным советником по надзору за ходом расследования. Хотя Фитцджеральд был политическим назначенцем и моим близким другом, у него была прочная независимая репутация, и, будучи окружным прокурором США в Чикаго, он находился достаточно далеко, чтобы не считаться частью руководства исполнительной власти. Я пошел даже на один шаг дальше: так как я также был старшим политическим назначенцем президента Буша, то делегировал Фитцджеральду все свои полномочия исполняющего обязанности генерального прокурора. Я оставался его руководителем, но ему не нужно было спрашивать у меня разрешения предпринимать в деле какие-либо шаги, подчеркивавшие независимость расследования.
В декабре 2003 года я провел пресс-конференцию, чтобы объявить об этом назначении. Министерство юстиции регулярно делало заявления для прессы о важных событиях в своей работе, включая решения о предъявлении обвинений или подаче исков, а также об урегулировании тех дел. В вопросах, представлявших значительный общественный интерес, министерство уже давно подтверждало результаты расследований, а также сообщало о результатах расследований без предъявления обвинений. Всегда, когда назначается специальный прокурор для наблюдения за деятельностью президентской администрации, это большая новость, и, предсказуемо, мое решение не пользовалось большой популярностью в Белом доме Буша. Спустя неделю после этого объявления, я замещал генерального прокурора на заседании кабинета с президентом. По традиции, госсекретарь и министр обороны сидели по бокам от президента за столом в Зале заседании в Западном Крыле Белого дома. Министр финансов и генеральный прокурор располагались на противоположном конце стола, по бокам от вице-президента. Это означало, что, замещая генерального прокурора, я находился по левую руку от вице-президента Дика Чейни. Я, человек, только что назначивший специального прокурора, чтобы вести расследование в отношении его друга и самого старшего и доверенного советника, Скутера Либби.
Пока мы ждали президента, я подумал, что следует проявить вежливость. Я повернулся к Чейни и сказал: «Господин вице-президент, я — Джим Коми из Юстиции».
Не поворачивая ко мне головы, он ответил: «Я знаю. Я видел вас по телевизору». Затем Чейни устремил взгляд вперед, словно меня тут не
