Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует - Джеймс Коми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В делах о корпоративном мошенничестве проблема заключалась в обратном. К концу дня правительство будет полностью понимать все действия. Мы будем знать, кто сидел за столом, и что это была за сделка. Но все за столом скажут, что они абсолютно не имели понятия, что эта запутанная, ипотечная, с обратной сделкой «репо», с обменом иностранной валюты сделка была нелегальной. Они неизменно скажут, что очень, очень сожалеют, что люди потеряли свои сбережения, но совершение преступления было последним, о чем они могли бы подумать.
На следователей и прокуроров легла обязанность вне всяких разумных сомнений доказать содержимое разума человека двенадцати присяжным, которые единогласно должны согласиться, что правительство выполнило свой долг. Очень тяжело. Не невозможно, благодаря великому дару двадцатого века правоохранительным органам — электронным средствам связи — но все же, сложно. Иногда электронная почта предлагает доказательства вида «кило на столе». В одном случае я столкнулся с тем, как финансовый директор пишет в электронном письме: «Я лишь надеюсь, что Комиссия по ценным бумагам не выяснит, чем мы тут занимаемся». Его коллега-управленец отвечает: «Забудь про Комиссию по ценным бумагам, когда придет ФБР, я выпрыгну в окно». Хорошенькое дело.
Но чаще всего правительство заходило в тупик в попытках доказать преступные намерения, даже перед лицом огромных финансовых потерь. Криков людей, что генеральный директор «должен был знать», или что ему «следовало знать», было недостаточно. Где доказательства вне всяких разумных сомнений, что он знал, что совершает преступление? Старшие должностные лица были шокированы, шокированы, что сотрудники низшего звена могли нарушить закон.
Среди всех этих крупных дел, над которыми мы так упорно трудились, чтобы предъявить обвинения, какое мне было дело до Марты Стюарт? Это было незначительное дело о лжи богатой личности, продавшей немного акций, потому что так сделал ее друг. У нас были некоторые доказательства, которые можно было добавить к инсайдерской торговле, если бы мы заняли агрессивную позицию с точки зрения закона, и у нас было умышленное воспрепятствование осуществлению правосудия, но это было далеко не плевое дело, особенно, раз оно проходило с участием присяжных, и касалось симпатичной личности самой любимой телеведущей Америки. Все чему-то научились у нее. Я сам однажды заталкивал листья базилика под кожу индейки на День благодарения по совету Марты Стюарт. Зачем было так напрягаться? Какая разница?
Но это дело перестало быть незначительным, когда однажды днем ведущий расследование помощник окружного прокурора Соединенных Штатов ворвался в мой большой кабинет с видом на манхэттенскую часть Бруклинского моста и Департамент полиции Нью-Йорка. Я мог целый день наблюдать людской поток в Бруклин и обратно, и в полицию и обратно. С широкой улыбкой и вытянутыми над головой обеими руками, словно сигнализируя тачдаун[6], он сказал мне, что получил требуемое.
Последний кусочек дела неожиданно пришел от лучшей подруги Марты Стюарт, Марианны Пастернак. Спустя несколько дней после якобы случайной продажи акций, они вдвоем сидели на балконе отеля в Кабо-Сан-Лукас, Мексика, наслаждаясь выпивкой на новогодних каникулах. Пока они болтали, любуясь чистым как драгоценный камень Тихим океаном, рассказала следователям Пастернак, Стюарт сказала, что беспокоится насчет Сэма Уоксола. Стюарт пояснила, что продала все свои акции «ИмКлон», потому что узнала через своего брокера, что так сделал Уоксол. Она добавила: «Разве не здорово иметь брокеров, которые рассказывают вам такое?»
Другими словами, Марта Стюарт бессовестно солгала нам, и теперь мы могли доказать это вне всяких разумных сомнений. Тьфу. Сказанная ею ложь была совсем излишней. Она могла бы предложить возместить сохраненные ею пятьдесят тысяч долларов, мелочь для нее, выразить раскаяние, и поклясться больше никогда не торговать на основе инсайдерской информации. Вместо этого она принялась усердно лгать, а затем вовлекать в это других, пытаясь замести следы.
Вдобавок к поддерживавшим ее поклонникам, у Стюарт были агрессивные адвокаты. Одним из основных их аргументов было, что смешно думать, что человек с состоянием в сотни миллионов долларов лично подключится — направляясь на частном самолете в Мексику — к продаже акций, чтобы просто избежать потери пятидесяти тысяч долларов. Они говорили, что ее время слишком ценно для такой мелочи. Столкнувшись с подобным аргументом, я задал ее адвокатам вопрос: если мисс Стюарт в своем загородном поместье одним воскресным утром идет по извилистой подъездной дорожке за «Нью Йорк Таймс» — с дымящейся чашкой кофе в руке — и видит лежащие на земле рядом с ее газетой пять долларов, то поднимет она их или не станет беспокоиться ради подобной мелочи? Они не ответили. Конечно же, она поднимет их. Конечно же, она сделает единственный телефонный звонок своему брокеру, чтобы сохранить свои пятьдесят тысяч долларов. Как и большинство из нас, особенно если мы не знакомы с законодательством об инсайдерской торговле.
Я попросил Карен Сеймур, начальника криминального отдела, подумать о том, чтобы предложить сделку о признании вины. Карен не нравилась эта идея, так как теперь у нее были веские доводы, и она беспокоилась, что мы подадим сигнал о своей слабости, ища сделки, но попыталась. Сперва адвокаты Стюарт сказали, что она пойдет на сделку о признании, а затем ответили отказом. Полагаю, они либо проверяли нашу решимость, либо не смогли убедить своего клиента признать вину в деле, которое она не могла выиграть. Если мы хотели, чтобы Стюарт заплатила за свое преступление, то должны были предъявить ей обвинение и передать в суд это дело
